Старшее поколение не может не помнить имя великого певца Вадима Козина. Ему воздаётся должное и по его делам, и по таланту. Для миллионов поклонников его удивительного и чарующего голоса он остаётся и сегодня живым и услышанным. Я, к счастью, был с ним знаком. Мне повезло видеть и слышать его. Познакомился с ним в Магаданском музыкально-драматическом театре, куда пригласил меня мой коллега на премьеру спектакля. Мы были там в качестве корреспондентов ТАСС, хотели сделать и передать пару снимков в Москву. После премьеры нас пригласили на скромный банкет по этому поводу. Мы так загуляли, что остались вместе с труппой ночевать в театре. Я оказался в кабинете главного дирижёра театра. В кабинете стоял большой красивый концертный рояль. Подумалось: интересно, как такой огромный инструмент доставили в столицу Колымского края — по земле, по морю, по воздуху? По углам кабинета стояли диван, кресло, кушетка и письменный стол. Его двери выходили в фойе рядом со сценой. Всё, что происходило в театре, мне было видно и слышно. И даже то, что в этом театре есть певец Вадим Алексеевич Козин – кумир не только моей юности.

Первая встреча с ним была удивительно нелепой. Я его до этого никогда не видел, только слушал его граммофонные пластинки и подпольные записи на рентгеновской плёнке «с рёбрами трудящихся». Утром второго дня я решил побренькать на рояле, осваивая «музыкальную классику» на уровне «Собачьего вальса» и «Чижика-пыжика». Я очень старательно и нежно издевался над инструментом. В дверях увидел приближающегося ко мне человека. Он разглядывал меня с любопытством. Спросил: «Вы, наверное, новый актёр?». Я протянул руку и представился корреспондентом ТАСС. В ответ он назвался: «Вадим Козин».

Опальному певцу приходилось часто видеть сотрудников КГБ, но никак не корреспондентов известного агентства.

– Боже мой! Значит, вы москвич?

Я сказал, что сам сибиряк, что приехал по заданию редакции делать материал о золотоносном Колымском крае. Я от души пожал руку своему кумиру, и мы оба одинаково обрадовались. Козин спросил меня, как и где я устроился. Я ответил, что пока в кабинете главного дирижёра – больше, мол, негде: гостиница на капремонте, а новая только строится.

Но попутно замечу, что само здание театра, построенное по сталинским проектам, было огромным. Мраморные лестницы, колонны в три обхвата, многочисленные гримуборные, репетиционные залы — оно давало временный приют многим актёрам, ожидающим постоянного жилья. О пристанище великого певца вообще вспоминать больно. Он жил в прилепившейся к зданию театра деревянной пристройке. Почему-то запомнилась электроплитка на двух красных кирпичах. В доме было полно кошек, восседавших на лестнице в ожидании, когда их покормит хозяин.

Вадим Козин значился в труппе театра, хотя ни в одном из спектаклей не был занят. Но как только театр финансово «горел», певец брал афишу размером с газетный лист, на котором только и значилось – «Вадим Козин», и уезжал давать концерты. Уезжал он на месяц и привозил такие сборы, что поправлял все финансовые дела не только театра, но и всей культуры Магаданской области. Но сам он жил крайне скромно, если не сказать бедно.

Набрался смелости и спросил, отчего глаза красные. Он объяснил: «Мыл полы наклонившись – вот и кровоизлияние». Говорю: «В театре столько уборщиц, вам любая за грошовую мзду приберёт все ваши «апартаменты». Козин в ответ: «В моём доме бабы никогда не будет».

Много позже я узнал, что он получил наконец квартиру и в ней вместе с ним жила женщина: и уборщица, и экономка, и почитательница его таланта.

Как-то раз при встрече мой кумир обмолвился: «Знаешь, я написал вальс и назвал его «Магаданский ветерок». Он сыграл мелодию и напел слова. Мне бы тогда эти слова записать! А теперь только остались в памяти какие-то отрывочные крохи… Я никогда больше не слышал этот вальс и не знаю, жив ли он до сих пор.

Кстати, о фотосъёмке Вадима Козина. Хотелось не для прессы, а для себя оставить о нём память. Я просил его не удивляться и не отказывать мне, когда я где-то буду наводить на него аппарат. Это было нелёгким занятием, ведь за мной всё время наблюдали, что и как я снимаю. А когда уезжал из Магадана, меня попросили показать снимки, которые я сделал в театре. Для проявки времени не было: до самолёта оставались считанные часы. Я сильно поскандалил с представителями «авторитетной службы», в сердцах вынул из аппарата кассету и засветил плёнку. Такое вот было время.

Вадим Козин очень любил театр и очень переживал за актёров — за неустроенность их быта, за творческую судьбу. В любую минуту, в любое время года, в самую жестокую колымскую зиму он готов был ехать на гастроли и заработать для театральной труппы деньги.

Так случилось, что я стал свидетелем встречи Козина с его друзьями — московскими артистами. Они ворвались, как тайфун, в фойе – красивые, громкоголосые, все ростом выше Вадима Алексеевича. Поцелуи, взволнованные возгласы и, конечно, просьбы: «Спой, Вадим, спой!». И вот уже звучит упоительный голос артиста: «Осень, прозрачное утро, небо как будто в тумане…» По обе стороны от рояля стоят его друзья, некоторые по ссылке (таких в Магадане было немало). Кто-то улыбается, а кто-то смахивает со щёк слёзы. Но всем было ясно: Вадим Козин не сдался, тяжёлая судьба его не сломила, и голос его звучит, как и прежде. Неожиданно он оборвал романс и перешёл на другой ритм, словно приглашая всех к танцу. Сбежалась вся актёрская братия. Что они вытворяли! Степ, чечётка, акробатика – это невозможно передать. По окончании этого «творческого безумия» москвичи усадили Козина на свои плечи и понесли на руках по городу.

Имя Вадима Козина долго было под негласным запретом. Он так и не покинул Магадан и умер в возрасте девяноста лет.

Свои воспоминания я адресую не только старшему поколению наших читателей. Очень бы хотелось, чтобы и молодёжь знала имя этого замечательного певца и прекрасного человека – верного рыцаря народной песни и русского романса. За что был осуждён и отправлен в ссылку на Колыму певец? В анкетах нет ответа на этот вопрос.