Михаилу Алексеевичу Потапову никто не даст его 92 лет. То ли улыбка, каждую минуту готовая осветить лицо, так молодит, то ли нерастраченная энергия, которую он излучает, то ли заряд юмора и любовь к шуткам подпитывают его силы. Жаловаться не в его обычае, к тому же жить ему явно нравится. Вот только ходить, действительно, стало трудновато. Подведёт, чего доброго, лифт – на девятый этаж долго топать придётся.

В редакцию сын на машине подбросил: Михаил Алексеевич пожелал лично оставить заявку на участие в розыгрыше призов среди подписчиков «Восточно-Сибирской правды». Тут и открылось, что читатель-то пожаловал по-своему уникальный. Газету он выписывает аж с 1934 года!

– Она как воздух мне. Я, как работать начал, без неё не могу. Прежде всего должен ознакомиться, что делается вокруг меня, в области и в стране. Это ориентир, зеркало повседневной жизни. Выписывал, выписываю и буду выписывать, пока живу. Уже 73 года читаю «Восточку». Исключая только военные годы.

Самого себя Михаил Алексеевич к журналистскому братству не причисляет. А между тем был перед войной ответственным секретарём казачинской районной газеты «Путь Октября» и оставался в ней за редактора, когда тот заболел. Не по своей воле в газету попал: райком партии перевёл. Тогда взрослели быстро. После окончания четырёхлетки в родной деревне Нижнее Мартыново старший брат Иван отвёз Мишу в ШКМ – школу колхозной молодёжи. Дальше складывалось как бы само собой: учительствовал, был инспектором районо, послали в редакцию. Везде справлялся. Уже и семьёй успел обзавестись. Но грянула война. Даже на её фоне личное горе ранило больно – сынок, первенец, умер.

— Это случилось 26 июня 1941 года, — рассказывает Михаил Алексеевич, — а назавтра меня вызвал секретарь райкома: сдавай редакцию, пойдёшь в армию. Сдал. Из Казачинска поплыл до Киренска, там по шоссе в Заярск, оттуда на старом одноколёсном пароходе приплыли в Иркутск. Нас взяли таких 9 человек, отделили и — в политический батальон. Поселили в районе Лисихи, там ещё давно землянки построили: трёхъярусные кровати, крыша из дёрна, в дождь всё насквозь заливало. Каждую ночь два-три раза учебная тревога… Когда Смоленск пал, мы несколько раз заявления писали, чтобы на фронт скорее нас отправили. Пришёл молодой комиссар: «Прекратите! Все будут на фронт проситься – не будет порядка. Вас определили учиться – учитесь». Но вскоре нас строем повели на вокзал, погрузили в теплушки телячьи и увезли на станцию Дивизионная, что в 6 километрах от Улан-Удэ. Там стояла 209-я дивизия. В неё собрали мобилизованных из Свердловской, Тюменской, Челябинской, Иркутской, Курганской областей. Нас, как политработников, обязали учить грамоте бойцов. Я подружился с командиром взвода, тоже, как я, учителем. Мне 25, ему лет под 30. Офицер, но в обмотках. А нас-то в Иркутске обмундировали – хромовые сапоги «ворошиловские», галифе, гимнастёрка, шинель, всё из английского сукна. Он меня всё время подкармливал, выручал не раз. И когда меня направили в военно-политическое училище, приказав сдать обмундирование и получить БУ на складе, я предпочёл обменяться с офицером-другом своей одеждой-обувью. В училище по сокращённой программе шли занятия, потом нас, пятерых отличников, досрочно выстроили, присвоили звание лейтенанта – и на фронт.

Выслушав дальнейшую одиссею Михаила Алексеевича Потапова, могу только процитировать в качестве поэтического резюме:

Ничего придумывать не надо,

Добавлять не надо ничего.

Брянский фронт, потом Сталинградский, 2-я бригада танкового корпуса. Атеист Потапов не верит в рай. Но в аду он, без сомнения, побывал:

– В Сталинграде в то время солдат только один день живой был, офицер – два дня. И погибали. А меня ранило 11 сентября. Пуля прошла по груди слева направо, это плечо вывихнуто, эта рука расколота, эта тоже расколота. Но спасли! Ранение тяжёлое, могу спать только на правом боку, по-другому никак. Десять операций перенёс…

Вернувшись с войны инвалидом второй группы, Михаил Алексеевич ещё 42 года работал во Вторчермете, заведовал производственным отделом, окончив – опять по ускоренной программе и опять на отлично – Свердловский индустриальный институт. В его устах и сегодня рассказ о 150 видах элементов, которые применяют для легирования стали в зависимости от её назначения, звучит как поэма. А всего у него 53 года трудового стажа, включая фронт. От выпивки уже отказывается, а курево вообще никогда в рот не брал, в войну отдавал табак солдатам. Пенсию получает хорошую, на государство не обижен. Живёт в любви, оба сына с жёнами и три внучки относятся к нему замечательно.

– Книжек уже не читаю: глаз ломит и голова болит, — единственное, на что жалуется Михаил Алексеевич. — Плохо вижу. Шрифт «Восточки» для меня мелкий. Очки и лупа – так читаю. Но не могу сразу-то весь номер одолеть. Отдохну — и опять за газету. Весь день «грызу». Но читаю всё подряд, без пропусков. Раньше играл на балалайке, баяне: самоучкой выучился. Сейчас не играю – пальцы немеют.

— Чем стоит дорожить, Михаил Алексеевич?

— Чем дорожить? Самой жизнью! Сама жизнь дорогая! Всё в жизни делается по любви. И работа, и семья, и дружба. А газету на полугодие я заранее выписал. Мне с ней уже не разлучиться…