Лопаты по ленд-лизу

Мне кажется, строительный отдел в «Востсибправде» середины 60-х создали специально «под Ладейщикова». Конечно, то время было действительно временем великих сибирских и комсомольских строек: Приангарье обзаводилось электро-станциями, заводами-богатырями, магистралями, новыми городами. Но дело и в том, что недавно появившийся в редакции сотрудник Валерий Ладейщиков так быстро вырос на глазах у коллектива и читателей, так ярко проявил себя, что ему стало тесно в рамках промотдела. Почему он торопился, объясню чуть-чуть погодя.

Меня, молодого начинающего, перевели к Ладейщикову в новый стройотдел. Энергии Валерия Александровича я всегда завидовал и без разговоров ехал в любые командировки, куда бы он меня ни отправлял. Бегал и по иркутским объектам. Сам он не терял ни часа и старался выскочить то на строительство жилья, то, как тогда говорили, на соцкультбыт, то на промобъекты. Пора объяснить: Валерий Александрович навёрстывал то, что не по своей воле упустил в жизни. Несказанно удивил как-то, вернувшись со стройки. Сердито ворчит:

— Что за инструмент! Новая лопата, рабочий два раза копнул – и лопата согнулась. То ли дело нам в сорок третьем году выдали американские лопаты – их получили по ленд-лизу! Замечательные лопаты!

Я сижу за своим столом и напрягаюсь: куда ж ему эти лопаты послали? Ба, да он же отбывал тогда колымскую каторгу…

Такая судьба. В 37-м юный Ладейщиков начал учёбу в Уральском политехе. На семинаре по истории партии обсуждали главу из Краткого курса ВКП(б), посвящённую Ленину. Любознательный студент задал преподавателю вопрос, почему в этой главе имя Ленина упомянуто шесть раз, а Сталина – шестнадцать. Больше никакие имена в учебнике Ладейщиков не считал, считать ему пришлось годы, оставшиеся до отбытия двадцатипятилетнего лагерного срока.

Просидел Ладейщиков на Колыме до середины 50-х годов и, слава ему, не сломался, не согнулся. Он постарался наверстать как можно больше из того, что отняло у него злое время. Приехав в Иркутск, вскоре стал штатным корреспондентом областной партийной газеты. Писал по преимуществу о строителях. Публикации печатались одна за другой, но он не халтурил, не гнал строки. Сравнительно недавно я листал старые подшивки, и, поверьте, до сих пор интересно читать и репортаж о монтаже бодайбинской драги, и статью о проблемах, возникших при прокладке дороги Тайшет – Абакан, и очерк о первопроходцах Усть-Илима.

Даже дежуря по номеру, Ладейщиков умудрялся между вычиткой полос написать – и вполне толково – передовую статью, что-нибудь вроде «Ускорить возведение жилья!».

Сам между тем жил в малюсенькой квартирке, располагаясь там с молодой женой Варварой и появившимися друг за другом сыном и дочкой. Негде было поставить письменный стол, и Валерий Александрович соорудил откидной, вроде вагонного, приделав его к двери туалета. Там и работал, сидя на унитазе.

Добился полной реабилитации, восстановился в партии. Кажется, искренне верил в идеалы, хотя ортодоксом не был: порой нелестные замечания отпускал о делах в экономике, культуре, идеологии.

Наверное, не само собой вышло так, что в местах главных строек оказались в качестве собственных корреспондентов опытные, умелые журналисты. В Братске много-много лет проработал Леонид Даниленко, Ангарск досконально знал Роман Вайнер, в Усть-Илимске расцвёл Александр Шафрановский, год от года набирал силу шелеховский рабкор Николай Волков…

Под началом Ладейщикова созрели Александр Самсоненко, Адам Пригодич, Александр Антоненко. Всех не вспомнить.

По работе Ладейщиков мог поцапаться и с самой Еленой Ивановной Яковлевой, на летучке порой не оставлял камня на камне от чьего-то неудачного материала. Но, видимо, природная деликатность не позволяла ему разносить подчинённых. Меня, по крайней мере, не разносил. Хотя поводы были.

Валерий Александрович с удовольствием брался за общественные дела, от души веселился на редакционных вечеринках. В обеденный перерыв мы частенько прогуливались к берегу Ангары, и он сражал нас, тогда ещё молодых, тем, что отважно и с видимым удовольствием бросался в холоднющую воду. Мы ж только ёжились.

А потом настал день, когда Валерий Александрович вдруг объявил, что уходит на пенсию.

Как! Какая пенсия?!

— А так. Имею право в пятьдесят пять. У меня девятнадцать лет северного стажа.

Опять этот северный лагерный стаж! В редакции устроили скромные, но вроде бы весёлые проводы. Выпустили спецномер стенгазеты, позавесили стены лозунгами типа: «Седина в голову, а собес в ребро». Но грустно было от того, что он покидает коллектив.

Жил потом Валерий Александрович на Кубани, в Белореченске. Печатался в районной и краевой газетах. Какое-то время мы переписывались, потом переписка заглохла.

Похоронен он там…

«Это к БАМу не относится…»

Я уже сказал, что к стройотделу, к Ладейщикову прибивались способные журналисты. Вот ещё один пример. Во второй половине 60-х в редакцию стали приходить материалы из Нижнеилимского района, подписанные «П. Лосев». Чаще всего это были репортажи со строительства железной дороги Хребтовая – Усть-Илимск. Мы поняли, что у нас завёлся интересный и нужный внештатный корреспондент, неплохо знающий транспортное строительство.

Это не просто так: Пётр Лосев начал свою трудовую биографию с учёбы в ЖУ – железнодорожном училище – и работы в паровозном депо.

Потом мы встретились – то ли в редакции, то ли на трассе – и подружились на долгие годы. Петя оказался в общении человеком лёгким, но на теме железнодорожного строительства был совершенно упёртым. Он прошёл ногами, считай, всю магистраль от Хребтовой через Игирму, Тушаму и далее, в конце пути нашёл пикетный столб с цифрами 214 – такова длина этой ветки. Написал стихи, положил их на музыку:

Там, на Усть-Илиме, столбик есть

заветный.

Два, один, четыре выбито на нём…

В начале 70-х Советский Союз дружил с президентом Чили Сальвадором Альенде. Так дружили, что бригада из Ангарстроя во главе с монтажником пути Виктором Лакомовым ездила в Латинскую Америку строить небольшую линию возле города с красивым названием Вальпараисо. Провожая строителей в дальний путь, Петя Лосев вручил им свой «посошок на дорожку» — песню «Два, один, четыре…» Наши ребята потом рассказали, что пели её и в Чили, и на Кубе.

Петру тем временем выпала очередь писать отчёт о демонстрации в Иркутске. Существовала такая обязаловка. Узнал программу мероприятия, в частности митинга, где должен выступить первый секретарь обкома КПСС. А потом наш совсем не зелёный корреспондент наступил на те же злосчастные грабли, на которые наступают многие и многие поколения пишущих людей. Он доверился программе, а на митинг не пошёл, а секретарь возьми да простудись, и выступление отменили. Газета вышла, скандал был страшенный, и можно считать везеньем Петра, что он отделался выговором, хотя и строгим. Наше «внутреннее» издание стенгазета «Журналист» так откликнулась на это событие:

Поют его песни на Кубе и в Чили,

А здесь ему выговор строгий

всучили.

Петины простодушие и доверчивость были излюбленной мишенью розыгрышей и шуток, отнюдь не всегда безобидных.

Уместно сказать, что тут как раз нагрянул 1974 год. Он именно нагрянул. Настало строительство БАМа, а с ним великое столпотворение журналистов, отечественных и зарубежных.

Мы с Петром уже давно «приглядывали» за транспортными строителями и совсем не случайно оказались с самым первым их отрядом, который 9 января 74-го года неподалёку от Усть-Кута на нескольких бульдозерах перешёл по льду Лену и начал пробивать просеку под трассу. Наверно, не зря мы были полны гордости, поскольку стали свидетелями первого шага великой стройки. Вечером из Усть-Кута передали по телефону в редакцию небольшую информацию (большое – впереди) и пошли ужинать. И тут к нашему столику подсел длинный и рыжебородый Николай Кривомазов из «Советской молодёжи»

— Ребята, — страдал он, — я опоздал на форсирование реки, поделитесь, что там, кто и как.

А нам жалко, что ли! Открыли блокноты: пиши, коллега. Сочинили злорадную «поэму». Первые строчки в ней:

Там было много КрАЗов, МАЗов,

И был там Коля Кривомазов.

Финал был таким:

Слезу по бороде размазав,

Заплакал Коля Кривомазов.

Не вспомнили мы в тот миг расхожую истину о том, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Мы забыли и о том, что в нашей стране не может случиться ничего серьёзного, если об этом не объявлено на самом верху. Нашу ударную информацию не пропустила цензура. Самым обидным показалось то, что «Молодёжка» каким-то образом обманула охранника государственных тайн и в шпигеле их газеты красовалось нечто вроде «Старт стройки века».

Лишь два месяца спустя Брежнев в своей речи сообщил, что начинается прокладка магистрали от Байкала до Тихого океана. К этому времени авангард строителей уже пробил просеку к Звёздному и отряд с очередного съезда комсомола прибыл вовсе не в глухую тайгу.

Редактор Елена Ивановна Яковлева компенсировала нам с Лосевым «моральный урон»: она отправила нас в командировку по всей будущей магистрали. По нашему плану мы начали с Хабаровска. Прилетели августовским воскресным днём, никого не предупредив. Полдня потратили, чтобы как-нибудь устроиться. Постирали носки, перекусили. Говорю:

— Петь, а Петь, а может, мы больше никогда не побываем в этом городе. Пойдём побродим, посмотрим.

И слышу в ответ:

— Да нет, это к БАМу не относится.

Кое-как я его вытащил, чтобы полюбоваться могучим Амуром.

Магистраль стала делом жизни Петра. Он не просто наезжал на стройку, но добился открытия корпункта в Усть-Куте и переехал туда.

Именно на беспредельной привязанности Лосева к БАМу был основан сценарий многоходового первоапрельского розыгрыша, в котором участвовала чуть не вся редакция. Мы имитировали междугородный звонок с трассы с сообщением о митинге по случаю прибытия первого поезда на одну из станций. Пётр с трепетом принёс листок с готовым текстом в секретариат, а ему небрежно так:

— Старик, так ли это уж важно? Да и номер свёрстан, не будем его ломать.

— Мужики, да вы не понимаете, какая это срочная и важная информация. Я пошёл к редактору.

Состоявшая в «заговоре» Яковлева почитала принесённый текст.

– Пётр Сергеевич, а вы уверены, что это не подождёт следующего номера? Так ли это важно? И потом, на митинге выступали какие-то малоизвестные люди: прораб Никонов, путеец Никольский, штукатур Яковлева. Странно, и фамилии те же, что у руководителей нашей газеты.

Только тут до Петра стала доходить суть происходящего.

Не знаю, может быть, стоило рассказывать не эти похожие на журналистские байки эпизоды, но, честное слово, весёлые нотки в наших газетных буднях помогали нам – и Петру Лосеву тоже – делать вполне серьёзное дело.

Жаль только: вспоминать всё это приходится без него.

Фото Валентина ПЕРФИЛЬЕВА