Ночь повисла на заплоте,

Жизнь полна бедою всклень.

Искривился мир в полёте,

На погосте умер день.

Улетают к звёздам срубы,

Заселяет сердце грусть.

И луна целует в губы

Умирающую Русь.

Это стихотворение взято мной из книги известного иркутского поэта Владимира Скифа, только что вышедшей в поэтической серии «Новые стихи», выпускаемой одним из лучших на сегодняшний день московских издательств — «Вече». Сборник, точно налитый до краёв стакан (в Сибири о таком говорят, что он наполнен «всклень»), несёт в себе обжигающую душу тоску по бездумно покинутой нами, оставленной в прошлом, точно неубранное до зимы пшеничное поле, великой Родине.

Поэзия Владимира Скифа предельно гражданственна и публицистична, он сам говорит о ней как о застрявшем в его горле народном плаче. Россия предстаёт в его стихах то в образе переломившегося пополам «Титаника», то в виде людского «дна», где вор точит заточку, а то в виде погоста, над которым «время носит пустые гробы».

Родная природа всегда воспринималась Владимиром Скифом как спасительная среда, готовая помочь и защитить русского человека от любых бед. Особенно важное место в этом ряду придаётся его родной Сибири, которую он расценивает как неприступную для сил зла крепость, огороженную крепчайшим забором.

Хлестанул по России напалм,

Все заборы в России упали.

Я смотрю: мой забор не упал,

Потому что забор — на Байкале,

— пишет он в стихотворении «Забор».

Потому что из гор мой забор,

Из стального байкальского кедра.

Не сломал его века топор

И кувалда заморского ветра…

Сибирь с её исконным народным укладом и непорушенными нравственными ценностями представляется Владимиру Скифу тем спасительным островом, где ещё возможно сохранение души и «распрямление» жизни. Там всё просто и понятно, и эти простота и понятность как раз и являются главным противоядием против опутывающего Россию чужеземного практицизма с его «общечеловеческими» рекламными ценностями, стремящимися подменить собой нашу исконную духовность.

Я орех готовлю на зиму,

И бруснику, и грибы.

Я почти что в сердце Азии

Сел на краешек судьбы,

— рисует нам поэт эту идиллически-спасительную картину сибирского бытия.

Вот сижу, гляжу на солнышко

Посреди уснувших дел.

На опушку, как на донышко,

Зимородок прилетел.

* * *

Скоро-скоро белой ватою

Снег повалится с небес.

Что мне надо? Жизнь измятая

Распрямляется, как лес.

Именно природой продиктованы Владимиру Скифу лучшие из тех поэтических образов, которые встречаются в его новом сборнике.

Спасительной живой природе, по Владимиру Скифу, противостоит «железо», символизирующее собой бездушие и бессердечие нашего века. Железо — это не просто грубый металл, железо — это суть нашей сегодняшней глобалистской эпохи, стремящейся подмять под себя и погубить всё самобытное, нестандартное, живое и поэтическое. Железо и поэзия — вещи несовместимые, и потому между ними длится вековечная и непримиримая борьба, в которой не бывает пощады и компромисса.

Песня ринулась в высший предел,

Прозвенела над гарью, над пылью,

Но железное племя людей

Оторвало ей белые крылья.

* * *

Эта песня была о тебе

И о счастье последнего лета,

Но с железом в неравной борьбе

Пал поэт, пала песня поэта.

Казалось бы, сегодня как раз и надо быть таким же твёрдым и сильным, как железо, иначе просто невозможно выстоять в борьбе с губительными силами века, и поэт даже готов решиться на подобное «ожелезивание», но в этом таится одна очень большая опасность, и он не может не чувствовать её своей тонкой поэтической душой.

Но миссия поэта была бы пустой и бессмысленной, если бы в недрах его философии не было заложено спасительной формулы, дающей читателю надежду на ждущий его впереди свет и силу, необходимую, чтобы дойти до источника этого света. Даже если мир всё сильнее заполняет собой бездушное железо и мы сами во всём этом виноваты, всё равно есть слова, которые способны поднять нас не только с колен, но даже со смертного одра, ибо эти слова таят в себе самое главное из того, что имеется у нас в этой несправедливейшей и одновременно счастливейшей жизни. Кажется иной раз, что ничего уже нельзя сделать, ничего нельзя сказать и не к кому воззвать о помощи и спасении, но заглянешь к себе в душу и вдруг увидишь, что помощь и сила всегда рядом с тобой, во все времена и в самые бесчеловечные эпохи.

Шарю рукой мимо белого света,

Брошена пашня и роща раздета.

Сор под рукою и мох.

Всё-таки, в тёмном краю умирая,

Хочется крикнуть у самого края:

— С нами Россия и Бог!

Вот в возрастании нас до этой веры, по мнению поэта, и есть смысл нашего бытия на этой земле и желанный итог всех проходимых нами вместе с Родиной испытаний. Закономерно, что первыми к пониманию истины приходят поэты, и они своим словом помогают обрести эту истину всем остальным людям (при условии, конечно, что те способны слышать слово настоящего поэта).

Поэтическое слово иркутянина Владимира Скифа такую истину в себе, безусловно, заключает, а это значит, что помимо чисто эстетической пользы оно способно помочь читателю обрести в самом себе ещё и столь необходимую ему в наше время не ту рационалистическую и бездуховно-«железную», но ту живую и возвышающе-спасительную веру, которая поможет ему и выжить физически, и остаться при этом остро чувствующим красоту окружающего мира человеком.