(Продолжение. Начало в номерах «ВСП» от 19 и 20 февраля)

Всегда интересными и поучительными оказывались командировки в колхоз имени Чапаева Боханского района, которым в 70-е годы прошлого века руководил всегда степенный, выдержанный и мудрый Василий Максимович Полоненко. Помню, бежим вместе с кинооператором Иркутской студии телевидения за трактором. Тепло, ещё пахать да пахать, а по этому вспаханному участку движется трактор с тяжеленным вальком и разбивает комки, забивает ямки, выравнивает почву. На другом участке ещё с осени вносятся удобрения. И после этого мы ещё удивлялись: почему у Полоненко самые высокие урожаи, почему он в любой год с хлебом. Да с каким хлебом! Правда, у него специалисты как на подбор. Главный агроном Костя Черемных, зоотехники супруги Григорьевы (а надои здесь тоже на зависть высокими были), экономист Валентина Гуляева, бригадиры один лучше другого – что Григорий Гурков, что Игорь Мясников. Сам, что ли, выращивал таких помощников?

Не забыть ночных бесед с Василием Константиновичем Петровым, яркой личностью. Он руководил колхозом «50 лет Октября» Иркутского района. Часто вспоминаю его колхоз и пытаюсь понять, как в 70-е годы почти без удобрений, без многолетних бобовых трав удавалось получать по 18-20 центнеров зерна на круг. Чем объяснить? Тем, что трудились там истинные хлебопашцы, крестьянской преемственностью? Бригадир А.Ф.Казаков рассказывал, что ещё в 20-е годы в Лыловщине была создана коммуна и работала она отменно, жили хорошо и даже не хотели реорганизоваться в колхоз. Или, может быть, немалую роль играли бригадиры – те же Казаков, Горяшин, Ширяев, Половников? Они не только знали, как надо сеять и пахать, но и как воздействовать на человека. Иные были не без греха, от рюмки не отказывались или даже от стакана (что поделаешь, если должность такая – бригадир), однако авторитета не теряли, люди шли за ними, работали. Кстати, в той крестьянской среде рос, набирался опыта молодой начинающий агроном Юрий Матвеевич Ширяев, который со временем станет одним из лучших хлеборобов области.

Не счесть таких славных коллективов, интересных людей. Однако вспоминается не только приятное.

Начало 70-х годов. Зима. На Степановской ферме совхоза «Гороховский» беседуем с дояркой. Женщина увлеклась разговором – и вдруг вскрикнула. Оказывается, сзади подошла корова и сорвала верхушку метлы, на которую доярка опиралась. «И так мётел нет, а ты последнюю украла!» – кричала она, догоняя убегавшую бурёнку. Сытая корова жёсткие ивовые прутья не только бы не жевала – она к ним и близко не подошла бы. Но то сытая.

Проблема кормов стояла тогда очень остро. Бывало, возвращаешься зимой из командировки из Качуга, а навстречу грузовики с соломой. Направляешься в Бохан и видишь, как вереница автомашин идёт в Иркутск, чаще всего на станцию Батарейная. Именно там разгружались эшелоны с соломой. Её везли с Кубани и Амура, Волги и Оби, Казахстана и Омска. Сколько помню, начиная с 60-х годов и до середины 80-х, солома была главным грубым кормом для скота. Что только не делали с ней. На первых порах заливали кипятком в деревянных бочках, сдабривали концентратами. Иногда закладывали в кормушках и сверху поливали запаренными концентратами. В котельных, что на фермах находились, устанавливали чаны и там её парили. Затем появился кормоцех Куйбышевского типа. К городу на Волге он никакого отношения не имел. Просто обком партии обязал завод тяжёлого машиностроения имени Куйбышева заняться изготовлением кормоцехов. Зоотехники назвали их «бочками счастья». Во вращающуюся ёмкость закладывалась солома, подавался пар, добавлялась известь, соль, и в результате масса размягчалась, клетчатка частично разрушалась, питательность корма повышалась.

Бескормице предшествовала обычно жестокая засуха или, правильнее сказать, недород на поле. В такие периоды поднимались городские коллективы, которые выезжали на заготовку берёзовых веников. Резалась, сушилась крапива. Она использовалась в качестве витаминного корма молодняку. Потом стали обязывать хозяйства с целью обеспечения скота витаминами заготавливать хвойную лапку зимой. Ушлые директора и председатели стали делать по-иному. Срежут наиболее разлапистую сосну, завезут на выгульный двор – щипайте, бурёнки. К весне ствол у зелёной красавицы белым становился. В дальнейшем стали обязывать леспромхозы отходы в виде зелёной лапки измельчать и отправлять в близлежащие хозяйства. Польза от того корма была очень весомая. Были и другие новшества. Куйтунский район начал заготавливать болотную (травяную) кочку.

Использовался птичий помёт, хотя большого распространения не получил.

Сейчас можно сколько угодно смеяться, иронизировать по поводу тех «соломенных» мероприятий, упрекать селян в том, что разучились работать. Вот, мол, раньше… А что раньше было? Возьмём «Иркутские губернские ведомости», начало ХХ века: «Вообще этот год будет особенно тяжёлым для Иркутска и Балаганского уезда. Наконец-то после месячного бездождья выдалось несколько дождливых дней, которые принесли существенную пользу хлебам, хотя и не совсем их поправят, на покосы не остаётся никаких надежд. Балаганский уезд в особенности нуждается в корме для скота, для которого в настоящее время положительно нет корма».

В 60-70-е годы ситуация осложнилась. Село теперь должно было кормить не только себя и даже не столько себя, сколько город. А город между тем разрастался, открывались новые мощные стройки, и все, простите, хотели есть. Спрос с аграрников был очень высоким. Проходило как-то одно из областных совещаний, где речь шла о повседневных сельских делах. Тональность ведущих лиц и выступавших в прениях обычно была жёсткой. Начальники нередко выкладывали всю правду-матку.

Рассказывают: на одном из таких совещаний поднимается на трибуну кто-то из усть-ордынских директоров и заявляет, что, мол, сложно стало сейчас работать на земле. Братское море, будь оно неладно, климат сибирский испортило. Тучи другой раз соберутся над полями, того и гляди, дождь прольёт, но с моря ветер поднимется и всё разгонит. Приводились и другие факты такой «порчи». Но ссылки на погоды «наверху» подвергались остракизму. Время проходит, и уже в облсельхозуправлении, в сельхозотделе обкома заговорили о том, что в связи с появлением моря сезон дождей сместился на более поздний период, когда уже невозможно поправить состояние хлебов.

Потом эта тема – влияние моря на климат – перекочевала в публицистику и даже художественную литературу. Насколько глобальным оказалось влияние Братского моря на климат, я не знаю. Но при всём том невозможно отрицать ситуацию, которая год за годом складывалась в Нукутском районе. Самые низкие урожаи, самые плохие семена, меньше всех вспахано зяби. Казалось, эту жуткую цепочку было не разорвать. Впрочем, это касалось не только нукутцев. Хозяйства прибрежных зон и других районов сильно страдали тоже от засухи.

Те, кто находился подальше от рукотворного моря, может быть, и меньше страдали от засухи, но иных из них подстерегала другая беда – ранние заморозки.

Рассказывает А.С. Гуревский. В 60-70-е годы Анатолий Степанович возглавлял колхоз имени Чапаева Эхирит-Булагатского района:

– Делали мы как-то перед жатвой объезд полей по району. Попадаем в наше хозяйство. Подъезжаем к одному массиву. Пшеничка – глаз не оторвать. «Ну сколько даст?» – спрашивает первый секретарь Степан Трифонович Кращук. «Двадцать пять! Тридцать! Тридцать пять!» Утром просыпаемся – всё вокруг белым-бело. Мощные заморозки ударили. Было это 9 августа.

Известный советский учёный профессор В.Е.Писарев, который в начале XX века создавал Баяндаевское опытное поле, а затем стоял у истоков создания Тулунской селекционной станции, сообщал в одной из своих монографий, что до 1917 года Иркутская губерния трижды подвергалась воздействию жесточайших заморозков, из-за чего на огромных площадях погибали хлеба. Доходило до того, что царское правительство вынуждено было изыскивать и отправлять семена зерновых в Приангарье. Такова история, и она свидетельствует лишь о том, насколько сложно заниматься сельским хозяйством в нашем регионе.

Можно по-разному оценивать случившееся: с позиций сегодняшнего дня и вчерашнего. Раньше мы воспринимали подобное как трагедию. Сегодня узкие прагматики заявляют: «А стоит ли у нас хлебопашеством заниматься? Не проще ли из других регионов завозить сельскохозяйственную продукцию?» Дискуссия на эту тему может быть долгой и пространной. Отметить хотелось бы самые узловые моменты. В начале ХХ века «Иркутские губернские ведомости» с болью констатировали, что «на весь наш огромный регион приходится всего лишь один агроном». Немного позже в селе Жердовка была сельскохозяйственная школа, положившая начало будущему Иркутскому сельхозтехникуму (ныне аграрному колледжу).

Тогда же, в начале века, рядом с Шаманкой было заложено Баяндаевское опытное поле. Создавал его в начале ХХ века ставший затем знаменитым профессором Писарев. Это решение, безусловно, очень верное и мудрое. Ведь повсеместно, в основном в притаёжной зоне, осваивались новые земли, сюда по столыпинской реформе ехали переселенцы из Белоруссии, других регионов европейской части России. А здесь в ряде мест вечная мерзлота, почвы тяжёлые, кое-где каменистые. Год за годом, десятилетие за десятилетием набирались местные хлеборобы опыта, знаний, приноравливались к суровым условиям. И уже внуки первых переселенцев стали получать такие урожаи на вечной мерзлоте, столько кормов, что только удивление у многих вызывало. Но случалось и не-предвиденное. Это наносило огромный ущерб всему региону. Словом, не одна беда, так другая. И потому ближе к весне мотались руководители хозяйств по более благополучным и богатым регионам области в поисках соломы.

«Солома – она и есть солома. Хоть жарь её, хоть парь», – такие слова не раз мы слышали от специалистов, райкомовцев, обкомовских работников.

Когда я пришёл работать в совхоз «Сибиряк» Тулунского района – а было это в 1955-1956 годы, – там понятия не имели, чтобы соломой коров кормить, – вспоминает Александр Иванович Офонин, в недавнем прошлом зам. начальника облсельхозуправления. – А доили по хозяйству 4800-5000 килограммов молока. Зимой коровёнки получали сено, турнепс, капусту кормовую. Летом стадо находилось на пастбищах и одновременно получало зелёную подкормку. В том, что мы имели такие результаты, большая заслуга кавалера трёх орденов Трудового Красного Знамени Андрея Ивановича Литвинова. Потом к нам присоединили два слабеньких колхоза со своими фермами и хозяйство съехало на 3200-3500 килограммов молока. Позже резко увеличилось поголовье, в ход пошла солома в качестве корма, и продуктивность упала до 2900 килограммов молока.

«Восточно-Сибирская правда» в начале 70-х годов опубликовала интересный репортаж Юрия Подскочина об успехах животноводов Нижнеилимского района. Они добивались невиданных по тем временам результатов, надаивая по 3300 килограммов молока на корову. Автор не скрывал причины тех достижений, напротив, подчёркивал, что они во многом стали возможны благодаря сохранению люцерны.

Казалось бы, все эти факты – сказанное кандидатом сельскохозяйственных наук Офониным (Александр Иванович многие годы в дальнейшем отдал Иркутскому сельхозинституту), успехи нижнеилимцев – должны поставить точки над i. Вот, мол, были травы, и были надои. Распахал неумный Хрущёв, и началось. В таких рассуждениях есть доля истины, но лишь доля. В случае с тулунским совхозом «Сибиряк» мы имеем дело с уникальным хозяйством, руководил которым умнейший М.Н.Караваев. 11 Героев Социалистического Труда трудились там. Уже одно это о многом говорит. А главный зоотехник А.И. Литвинов был не просто одержимым человеком, это был самородок. И он очень эффективно работал по самым различным направлениям: по зоотехнии, племенной работе, кормопроизводству, организации труда, проявил сам незаурядный организаторский талант. Андрей Иванович пришёл в «Сибиряк» в 1945 году, когда доили от каждой бурёнки всего 942 килограмма молока. В 1950 году продуктивность их составила 4450 килограммов.

Нижнеилимский район вырвался вперёд в период более поздний, когда на смену израненным отцам пришло новое поколение. Поэтому в то время было уже проще вспахать и посеять, убрать и к ферме подвезти. В повышении продуктивности коров там сыграло немалую роль именно то, что хозяйства занимались люцерной, имелось немало естественных покосов. Свой родной район опекал учёный-селекционер Иркутского сельхозинститута Геннадий Викторович Черных. Он очень серьёзно занимался там улучшением дойного стада. При сравнительно крепкой кормовой базе, при наличии высокобелковых кормов эта работа позволяла получать хорошие результаты.

Но названные выше успешно работавшие хозяйство, район выглядели лишь островками благополучия. В целом продовольственная ситуация оставалась сложной. Проблема обострялась бурным развитием нашей области, её индустриализацией и, как следствие, урбанизацией. Если в 1926 году на её территории проживали чуть больше 861 тысячи человек, то в 1940-м – более 1,3 миллиона, в 1959-м – около двух миллионов, в 1970-м – 2,3 миллиона, а в 1979-м – 2,56 миллиона человек. Причём численность сельского населения сокращалась, зато количество жителей городов, рабочих посёлков стремительно росло.

Например, в 1926 году горожан у нас было 185,5 тысяч человек, в 1971-м – свыше 1,7 миллиона, то есть рост почти десятикратный и превысил полтора миллиона человек. А их всех надо кормить. Насколько успешно решалась эта задача? Возьмём за отправную точку 1940 год, поскольку к тому времени уже сложилась колхозно-совхозная система и теперь на неё была возложена функция обеспечивать население продовольствием. По моим расчётам, сделанным на основании данных различных статсборников, вырисовывается следующая картина.

Численность городского населения в 1971 году составила по отношению к 1939 году 293%. За такой же период (с 1940 года по 1970-й) рост производства молока составил 335%, мяса – 268%. Сопоставление не совсем корректное, поскольку не всё молоко или мясо, производимое в области, шло в города и посёлки, хотя, с другой стороны, в малых городах, на окраинах больших, в самих посёлках население держало живность, в малых населённых пунктах питалось за счёт местных рынков. Но всё равно ясно, что по молоку темпы роста производства несколько опережали темпы роста горожан, а по мясу было отставание. Если учесть, что при этом деревня потеряла свыше 240 тысяч гектаров пойменных сельхозугодий, затопленных Братским морем, а в ходе процесса урбанизации она лишалась ещё немалого количества сельского населения, причём наиболее активного, грамотного, то такой рост производства животноводческой продукции следует признать как явление позитивное.

Деревня работала с большим напряжением, управленцы различных уровней недаром ели свой хлеб. Ведь удавалось обеспечивать кормами огромное количество скота. Масштабы прошлых дел поражают сейчас. В 1981-1985 годах мы имели свыше 817 тысяч голов крупного рогатого скота, в 2006 году количество чуть превысило 308 тысяч голов. Несмотря на сложности с обеспечением хлебом, в Приангарье содержалось свыше 540 тысяч свиней, теперь их осталось менее 187 тысяч. Немалые хлопоты доставляли степным хозяйствам овцы и козы. И это понятно. Их имелось тогда более 406 тысяч голов, теперь от тех отар сохранилось менее 76 тысяч. При этом сохранность живности была более высокой, чем сейчас. Во всяком случае подохшие от голода коровы по Якутскому тракту не валялись, как было это зимой 2003 года в Баяндаевском районе.

В 1980-е годы «Восточно-Сибирская правда» активно занималась распространением передового опыта, прежде всего в сфере кормопроизводства. С этой целью проводились «круглые столы» с участием секретарей райкомов партии, учёных, руководителей и специалистов хозяйств.

(Окончание в одном из ближайших номеров «ВСП»)

Фото Валерия КАРНАУХОВА