«Пристала собака чёрной масти, ноги жёлтые, роста выше среднего. Справиться в редакции». «Иркутские губернские ведомости», 8 августа 1901 года.

Утром 6 июля 1877 года в столярне Малиновского, что по Луговой*, поднялся переполох: встревоженный хозяин метался по двору, потом взял извозчика и объехал весь город. Заказчиков в этот день в столярне не принимали, отвечая коротко: «Хозяин в расстройстве – потерялся Пароль».

Так звали понтера Малиновского – самую необычную собаку на всей Луговой. Да, кажется, и самую любимую: Пароль был заласкан и закормлен. От хозяина не отходил ни на шаг – и вдруг исчез.

На другое утро г-н Малиновский появился в редакции «Иркутских губернских ведомостей» с подробным описанием понтера и добавил приписку: «Доставивший эту собаку получит 15 руб. серебром».

Особенно беспокоили Малиновского собачники, каждый вечер выходившие со своими сетями на улицы. Добрый человек на такой отлов не пойдёт, а дурному и глупому всё равно, чья собака и кто по ней плачет. Хотя, кажется, ещё четыре года назад всех иркутских собак, имевших хозяев, «прописали» и выдали им от управы клеймёные ошейники – по 50 коп. за штуку.

С самого основания Иркутска собаки были самыми многочисленными из домашних животных. На начало 1884 года в Ир-кутске насчитывались 5 ослов, 179 козлов, 495 свиней, 2051 голова рогатого скота, 4401 лошадь и 5544 собаки. Фактически же собак было ещё больше, ведь переписчики не считали бродячих, которых ежегодно отлавливали и уничтожали. Только с января по март 1900 года были убиты 473 животных, а за весь 1901 год – 2598.

Льготный тариф № 147

Иркутские газетные хроникёры регулярно сообщали о пострадавших от укусов собак, об изорванных шубах и платьях. Здоровым собакам и в голову не приходило нападать на прохожих, но были ведь и страдавшие бешенством. Особенно не повезло помощнику надзирателя 1-го акцизного округа, титулярному советнику Ивану Недошивину: местные доктора сразу приняли меры, но оказались бессильными, и скорым поездом Недошивин был отправлен в Европейскую Россию. Кстати, с прокладкой железной дороги установлен был и специальный льготный тариф под № 147, по которому все укушенные собаками, равно как и сопровождающие их, могли ехать в вагоне третьего класса по тарифу четвёртого.

Правда, воспользоваться этой льготой было очень непросто: в железнодорожных кассах вообще отказывались продавать билеты укушенным, мотивируя тем, что «в поездах нет особых, изолированных отделений для больных бешенством». Никакие уговоры не помогали, так что потребовалось специальное разъяснение, напечатанное в «Иркутских губернских ведомостях» 15 июля 1901 года: «Несомненно, что подобные затруднения являются плодом незнания того, что лица хотя бы и действительно укушенные бешеными собаками не всегда находятся в периоде, опасном для других, и следовательно, присутствие провожатых вызывается необходимостью разве только при малолетних. На этом основании по линии сибирской железной дороги сделано строгое распоряжение отнюдь не стеснять таких пассажиров проездом по льготному тарифу».

«Предлагаю удовлетворить арестанта Череповского»

В тех же «Иркутских губернских ведомостях» регулярно печатались объявления о торгах, проводимых городскою управой на подряд по отлову бродячих собак и уничтожению их. При этом городская управа заведомо знала, что торги эти не состоятся, потому что не найдётся желающих. Когда ситуация становилась безвыходной, то бывало и так, что сам начальник губернии, озабоченный санитарным состоянием города, боясь эпидемий, обращался в тюремный замок за помощью. А потом предлагал, как в марте 1877 года, «удовлетворить арестанта Череповского 15 руб. за ловлю и уничтожение бродячих собак».

Нередко и сами гласные после очередного провала «собачьих» торгов сбрасывались и нанимали небольшую артель. Со временем появились на эти цели и специальные «штрафные деньги»: городскою управой были установлены правила, по которым отловленные собаки содержались в вольере два-три дня на случай, что у них найдутся хозяева. Так вот, с таких хозяев и брался штраф: во-первых, за содержание собак и, во-вторых, «за занесение в список».

В декабре 1897 года было высочайше утверждено мнение Государственного Совета «Об установлении общих правил о сборе с собак в городах». Оно дало органам городского самоуправления право вводить в пользу года дополнительные «собачьи» сборы.

Правда вольность эта обставлялась достаточным числом ограничений. К примеру, не разрешалось облагать таким налогом иностранных дипломатов, из тех стран, где и нашим четвероногим гарантировалась подобная привилегия. Льготу получали и владельцы цепных собак, а также воинские охотничьи команды.

У каждой собаки должен быть свой значок!

Особой строкою в «Мнении Государственного Совета» прописаны были правила взиманья налога с «временно проживающих» собак. Тут счёт шёл на дни, а порою и на часы, потому что если хозяин такой собаки успевал отвезти её за пределы города, то с полным правом освобождался от налога. Ну а если замешкался, то кошелёк ему и судья.

Что до конкретных сумм, то и тут Государственный Совет сказал своё веское слово, ограничив налог с каждой собаки 3 рублями в год. В рамках же этой суммы дума вправе была делить собак на разряды. Плату должно было вносить загодя, то есть за год вперёд, в строго в установленный думой срок. Вообще обзаведясь собакой, иркутянам нужно было в течение двух недель дать об этом знать в городскую управу, то есть, собственно, уплатить налог. И что характерно: если на календаре стоял любой день до 1 июля, платить следовало за целый год. Если же любой день, начиная с 1 июля, – за полгода, даже если собаку вам подарили в начале декабря.

Существовала и специальная «собачья пеня». В доказательство же налоговых выплат выдавался значок – он и был самой главной гарантией, что отловленную собаку не уничтожат. Потому хозяева прикрепляли значки на самое видное место ошейника.

Самые фотогеничные

С появлением в Иркутске фотографий появились и первые снимки собак, в сущности, в одно время с фотоснимками их хозяев. Это было забавой людей состоятельных, у которых и любимцы были, как на подбор, породисты, ухожены, фотогеничны. На фото из семейных альбомов Бутиных, Трапезниковых, Белоголовых собаки разных пород держатся с одинаковой непринуждённостью и умело (видимо, по привычке уже) вписываются в кадр.

Можно предположить, что эти собаки участвовали и в постоянных выставках, организуемых иркутским отделением Общества сибирских охотников. Такие выставки проходили в помещении тира на Шелашниковской улице**, неизменно собирая многочисленную публику. В разные времена здесь блистали и белый с чёрными пятнами сеттер-лаверак, и белый с жёлтыми пятнами понтер, вызывая совершенный восторг посетителей. Даже если собак набиралось десятка полтора, как, к примеру, в 1888 году, посетители заполняли весь тир.

Конечно, у этих выставок был охотничий уклон, потому как и устроители ставили целью расширить свои ряды и при-урочивали открытие к очередной годовщине общества. Но гостей-посетителей вдохновляло не это, а игра природных сил, так удачно воплотившаяся в четвероногих красавцах. Не только дворяне, купцы, но и самые заурядные из мещан, а случалось, и крестьяне из окрестных деревень приходили на выставки для «совершенного изумления». Чтобы после вернуться к своим верным дворнягам, проводящим жизнь на цепи и, конечно, даже не помышляющим о «фотосессии» и, тем более, выставке.

А порода тут ни при чём!

И всё-таки было бы заблуждением думать, что выбор собаки зависел исключительно от дохода или определялся только положением в обществе. Иркутский городской голова Дмитрий Дмитриевич Демидов, имевший дом на Большой*** и четырнадцать миллионов в процентных бумагах и золотых приисках, испытывал удивительную привязанность к маленькой, беспородной собаке, которую не то что на выставке, но и гостю достойному показать неудобно. Однажды в сезон «собачьих свадеб» любимец улучил минуту и убежал за собачьей сворой на улицу. Дмитрий Дмитриевич, солиднейший человек, впал в совершенное отчаяние и, как столяр Малиновский, в объявлении для газеты трогательнейшим образом описал дворняжку, обещая большое вознаграждение всякому, кто поможет её найти.

Демидов два срока отслужил в должности городского головы, но после смерти получил резкое порицание гласных за то, что из четырнадцати миллионов лишь сто тысяч рублей завещал городскому обществу. Да простится ему – за любовь к беспородной, неприметной собаке.

Кстати, денег, оставленных городу Дмитрием Дмитриевичем, вполне хватило бы на приют для бездомных животных, но в те, восьмидесятые годы, это показалось бы «слишком модной идеей».

* Улица Марата

** Улица Октябрьской революции

*** Улица Карла Маркса

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.