издательская группа
Восточно-Сибирская правда

В поисках аграрной истины

(Продолжение. Начало в № 30, 31, 42, 141, 143, 145)

Думал ли первый секретарь Аларского райкома партии Василий Иванович Семёнов, начало какому делу он положит, когда в конце 60-х годов предлагал учёному Васильеву, изучив ведение земледелия в остепнённой зоне, разработать меры по смягчению воздействия стихии. Конечно же, он об этом и не помышлял. Вдвойне обидно, что такой человек, уже будучи первым секретарём Усть-Ордынского окружкома партии, возвращаясь из поездки по хозяйствам Эхирит-Булагатского района, погиб в автокатастрофе. Но помянем его ещё раз добрым словом. В том числе и как инициатора огромной важности поиска. А учёные опытной станции, пользуясь помощью руководителей и специалистов совхоза «Приморский» и поддержкой Нукутского райкома партии, разработали почвозащитную систему земледелия. В дальнейшем она станет отправной точкой для создания зональных научно-обоснованных систем земледелия. В эту работу вовлекались учёные научных и учебных заведений, учитывался опыт и достижения передовиков. Координирующую роль играли руководители агрономических служб областного управления сельского хозяйства В.С. Семинас и Г.М. Ефимов. Венцом этой работы явился необычайно богатый урожай, который область получила в конце 80-х, когда было намолочено около двух миллионов тонн зерна.

Но это будет позже, а тогда пришлось сквозь «тернии продираться». Доставалось не только учёным. Автору этих строк тоже кое-что «прилетело».

В начале 80-х пришла кому-то в голову хорошая мысль: рекомендации учёного опубликовать в полном виде в «Восточно-Сибирской правде». Вот и сделали мы тогда с Васильевым огромную статью, которая могла уместиться лишь на трёх больших страницах. Изо всех сил противился этому наш редактор В.П. Никольский. Чуть ли не два месяца я воевал за то, чтобы статья вышла в свет. Позже к нам на выручку поспешил заведующий сельхозотделом обкома Виталий Васильевич Сударкин и нам дали место в газете, правда, не три полосы, а две. Но, боже, что началось позже на «летучке», на которой обсуждались обычно наши публикации. Такой шум, такое возмущение я редко когда слышал. Кричали, что «статья испортила газету», что в «Восточке» теперь читать нечего», «пусть те рекомендации печатают в брошюрах» и так далее и тому подобное. Кричали те, кто по сёлам и деревням не ездил, стройку лишь из окна автобуса видел, по цехам заводов не ходил. Они не знали, что такое недород, бескормица, что такое завозить солому с Алтая или Приамурья. Не мог сдержать те страсти наш Валерий Павлович. Лишь его первый заместитель Геннадий Бутаков, поглаживая коллегу по коленке, приговаривал: «Тихо, Юра, тихо. Это обком нас заставил печатать». – «Ах, обком». И Юра тотчас же затих.

Зато для хлеборобов те статьи оказались как нельзя кстати. К тому же вышли они накануне посевной. Попадаю как-то в колхоз имени Куйбышева Жигаловского района, а у председателя Исакова на столе под толстым стеклом обе статьи. Буквально с ходу агрономы, руководители хозяйств брали те рекомендации на вооружение.

Мы уже прожужжали все уши о почвозащитной системе, о достижениях начинали рассказывать в центральных газетах. И только после этого первый секретарь обкома партии Николай Васильевич Банников соизволил всё-таки съездить в «Приморский». Я считал себя уже спецом в вопросах защиты почвы и потому во время поездки по полям рвался вклиниться в разговор, который вёл первый секретарь обкома. Вот остановились у сеятельного агрегата. Пояснения даёт первый секретарь Нукутского райкома Петров. Банников слушает, кивает головой и почти не спрашивает. Я не выдерживаю и говорю о том, что есть учёные, которые не просто критикуют эту систему земледелия – они её не приемлют.

– Знаете, если у тебя нет вот здесь, – и Банников зло постучал указательным пальцем по лбу, – то…

Говорил он так резко, словно это я и был тем противником почвозащитки.

Останавливаемся на следующем поле, снова разговор, и опять я вмешиваюсь в беседу, ведь столько знаю, столько написал статей про почвозащитку. Но опять раздаётся резкая отповедь. По привычке ухожу в поле, определяю глубину заделки семян, влажность почвы. За мной следом двинулся Васильев. А Банников вслед нам, говорят, произнёс: «Ну вот, учёный да журналист в поле пошли». Но сказано это было таким ироничным тоном, что многих задело.

Николай Васильевич Банников, очевидно, за словом в карман не лез. Рассказывали такой случай. Однажды в зал столовой для руководства обкома заходит мужчина с пышной копной волос. Это C.В. Карнаухов, заведующий сектором ЦК КПСС. «О-о, да тут яйцеголовые обедают», – произносит Степан Васильевич, имея в виду прежде всего первого секретаря, у которого на голове ни одной волосинки. Николай Васильевич, не отрываясь от тарелки, не поворачивая головы, тотчас же парирует: «Я всегда и везде говорю, что на унавоженной земле хорошо только сорняки растут».

Карнаухов, кстати, в прошлом работал в аппарате Иркутского обкома. Но почему-то между первым секретарём и заведующим отделом не сложились отношения, и его взяли в ЦК.

Банников был азартным шахматистом. Говорят, что при заселении «кривого дома», построенного для обкомовских работников (на пересечении ул. Карла Маркса и Ленина), распорядился, чтобы рядом поселили одного заведующего отделом, который тоже хорошо играл в шахматы. Иногда после работы вечерком собирались: «Ну что, сгоняем!». Шахматная доска, рядом коньячок, и до двух часов ночи. Наутро зав. отделом серый, как тень, а Николай Васильевич свежий, как огурчик.

Но делами он занимался очень серьёзно. Это при нём, при Николае Васильевиче Банникове, и при его активном участии возводилась Усть-Илимская ГЭС, создавался алюминиевый гигант БрАЗ, мощнейшие предприятия лесохимии – Братский лесоперерабатывающий комплекс и Усть-Илимский – строились. Обновлялись города. В областном центре было построено столько микрорайонов жилья, что по метражу это равнялось прежнему Иркутску. Делалось это при поддержке Банникова. Но лебединой песней его было всё-таки строительство Байкало-Амурской магистрали. Словом, вклад Банникова в приумножение иркутской экономики нельзя недооценивать. И в то же время…

Помню, как в конце 70-х – начале 80-х приехал к нам в редакцию «Восточно-Сибирской правды» председатель Иркутского горисполкома Николай Францевич Салацкий. Радостный, немного возбуждённый, он буквально весь светился. Рассказывал о том, как в Москве, в различных министерствах, добивался принятия решения о реконструкции аэропорта. И добился согласия на то, что взлётная полоса будет значительно увеличена, выйдет за пределы тогдашнего учхоза «Молодёжный». Тем самым будет предвосхищена городская застройка в той зоне. Кто знает, может, реализовался бы тот план и многих трагедий удалось бы избежать. Но этому не суждено было сбыться.

Как рассказывал гораздо позже кандидат наук В.А. Румянцев, узнав об инициативе председателя горисполкома, Банников вызвал к себе градоначальника, и состоялся жёсткий разговор. Кто вам дал право лезть в Москву, не согласовав вопросы с областью? С кем вы советовались? С кем из партийных работников согласовывали? В то время первым секретарём Иркутского горкома КПСС был Леонид Моисеевич Шафиров. Ясно, что градоначальник с партийным лидером давно уже обсуждали этот вопрос, искали пути решения аэропортовской головоломки. Но, как ни тяжело было ответствовать, как ни трудно было выдерживать атаки Банникова, Салацкий не позволил даже намекнуть на то, что советовался с секретарём горкома.

После того разговора, как рассказывала Валентина Францевна Салацкая, у брата случился мощный инфаркт. И человек, которого знающие люди считают лучшим мэром Иркутска, вынужден был покинуть свой пост по состоянию здоровья.

На фото: Николай Банников, фото из архива СО РАН; Николай Салацкий, фото из архива «ВСП»

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры