На днях председатель братского «Мемориала» Александр
Миронов передал мне в библиотеку «Мемориала» книгу,
которую я ждал. «Жертвы политических репрессий Иркутской
области: память и предупреждение будущему. Том 4. К.
Иркутск 2001». В книге перечислено 3500 иркутян, репрессированных
в годы коммунистического геноцида, фамилии которых начинаются
на букву «К». В их числе и расстрелянный 23 ноября 1938
года в г. Иркутске «японский шпион» кассир артели инвалидов
«Байкал», отец пятерых детей Василий Степанович Кирий
— дед моей жены и прадед моих детей. Только на букву
«К» в Иркутской области расстреляно 1660 человек. Такого
массового истребления собственного народа история не
знала. Не было такой войны на земле, чтобы гибло столько
незащищенных соотечественников на букву «К» и другие
буквы алфавита. Почти никто из вошедших в этот кровавый
том не ушел из жизни своей смертью. Так шло «освоение»
Сибири при советской власти. Вспоминается стихотворение
Евгения Долматовского «Братская былина»:

В центре нового города Братска

Монумент из струнобетона,

Словно вдруг устремилось к небу

И застыло белое пламя.

А за ним —

Полукругом —

Плиты,

А на них —

Имена погибших

На Отечественной Великой,

До рождения города Братска.

… Ни один из них не увидел

Стройных линий высоковольтных,

Алюминиевых заводов

И высотных жилых ансамблей.

Двадцать раз на доске — Парилов,

А Муратовых там шестнадцать,

И двенадцать раз Карнаухов

Повторяется, словно эхо.

А в этом красном «кирпиче» Карнауховы, как эхо, звучат
23 раза, причем 9 из них уроженцы одного села Филиппово
Братского района. Как косой косили еще до Отечественной
Великой… Перевернем страницу — 30 раз, словно эхо,
повторяется фамилия Карповых, от Аввакума до Юрия.
Две записи наших земляков для музейной родословной
приведу:

Карпов Александр Михайлович 4454 1898 г. р., урож.
с. Братск Иркутской области, проживал по месту рождения,
работал председателем сельпо, б/п, русский, грамотный,
арестован 16.11.37 г., постановлением тройки УНКВД Иркутской
области от 26.12.37 г. по ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР
подвергнут расстрелу (исполнено 05.01.38 г. в г. Иркутске),
реабилитирован постановлением президиума Иркутского
областного суда от 23.03.57 г.

Карпов Спиридон Михайлович 113 1902 г.р., урож. с. Братск
Братского района Иркутского округа, крестьянин-единоличник,
б/п, русский, арестован 28.08.30 г., постановлением
тройки ПП ОГПУ ВСК от 13.10.30 г. по ст.ст. 58-2, 58-3
УК РСФСР подвергнут расстрелу (исполнено 13.11.30 г.
в г. Иркутске), реабилитирован постановлением президиума
Иркутского областного суда от 09.11.89 г.

Все. Дальше не могу. Очень здоровое сердце надо иметь,
чтобы изучать эту книгу. А она требует изучения. Книга
включает в себя небольшую, но очень емкую статью П.П.
и Е.П. Бохановых «Исправительно-трудовая» политика ОГПУ
— НКВД», в которой приведены карты ГУЛАГа и депортации
народов. Жалко, что в ней мало материалов о лагерях
Иркутской области, правда, воспроизведена редко публикуемая
схема «Архипелаг Озерлаг» — одного из самых душегубных
лагерей бывшего Советского Союза. Большое спасибо всем,
кто участвовал в выпуске этой Книги памяти.

А в конце заметки не могу не сделать серьезный упрек
редактору. Книга открывается стихотворением Анатолия
Жигулина «Воспоминание», но это нарушение авторской
воли (а после смерти автора и вообще неприлично), так
как эти стихи в такой редакции печатались только в подцензурном
варианте, да еще в книге, составленной Л. Мухиным «Озерлаг:
как это было», чем А. Жигулин был глубоко возмущен,
тем более что он просил составителя не упоминать его
имени в книге, в которой опубликован стукач Дьяков.
Составитель грубо игнорировал эту просьбу. Об этом Анатолий
Жигулин рассказал в журнале «Знамя» N 7 за 1988 г.,
где и привел полный текст стихотворения под названием
«Вина» в повести «Черные камни». Между прочим, стихотворение
относится к «озерлаговским», поэтому мы включили его
в книгу «Ветер Братска», изданную в 1995 году в той
же типографии, где и «Жертвы политических репрессий».

Чтобы хотя бы частично исправить ошибку редакции, приводим
полный текст стихотворения Анатолия Жигулина «Вина»:

Среди невзгод судьбы тревожной

Уже без боли и тоски

Мне вспоминается таежный

Поселок странный у реки.

Там петухи с зарей не пели,

Но по утрам в любые дни

Ворота громкие скрипели

На весь поселок тот — одни,

В морозной мгле дымили трубы,

По рельсу били — на развод.

И выходили лесорубы

Нечетким строем из ворот.

Звучало:

«Первая!.. Вторая!..»

Под строгий счет шеренги шли.

И сосны, ругань повторяя,

В тумане прятались вдали…

Немало судеб самых разных

Соединил печальный строй,

Здесь был мальчишка, мой соклассник,

И Брестской крепости герой.

В худых, заплатанных бушлатах,

В сугробах на краю страны —

Здесь было мало виноватых,

Здесь больше было —

Без вины.

Мне нынче видится иною

Картина горестных потерь:

Здесь были люди

С той виною,

Что стала правдою теперь.

Здесь был колхозник,

Виноватый

В том, что, подняв мякины куль,

В «отца народов» ухнул матом

(Тогда не знали слова «культ»)…

Смотри, читатель:

Вьюга злится.

Над зоной фонари горят.

Тряпьем прикрыв худые лица,

Они идут

За рядом — ряд,

А вот и я

В фуражке летней.

Под чей-то плач, под чей-то смех

Иду худой, двадцатилетний,

И кровью харкаю на снег.

Да, это я.

Я помню твердо

И лай собак в рассветный час,

И номер свой, пятьсот четвертый,

И как по снегу гнали нас.

Как над тайгой

С оттенком крови

Вставала мутная заря…

Вина!..

Я тоже был виновен.

Я арестован был не зря.

Все, что сегодня с боем взято,

С большой трибуны нам дано,

Я слышал в юности когда-то,

Я смутно знал давным-давно.

Вы что, не верите?

Проверьте —

Есть в деле, спрятанном в архив,

Слова — и тех, кто предан смерти,

И тех, кто ныне, к счастью, жив.

О дело судеб невеселых!

О нем — особая глава.

Пока скажу,

Что в протоколах

Хранятся и мои слова.

Быть может, трепетно,

Но ясно

Я тоже знал в той дальней мгле,

Что поклоняются напрасно

Живому Богу на земле.

Вина!

Она была, конечно.

Мы были той виной сильны.

Нам, виноватым, было легче,

Чем взятым вовсе без вины.

Я не забыл:

В бригаде БУРа,

В одном строю со мной шагал

Тот, кто еще из царских тюрем

По этим сопкам убегал.

Я с ним табак делил, как равный,

Мы рядом шли в метельный свист:

Совсем юнец, студент недавний,

И знавший Ленина чекист…

О люди!

Люди с номерами.

Вы были люди, не рабы.

Вы были выше и упрямей

Своей трагической судьбы.

Я с вами шел в те злые годы,

И с вами был не страшен мне

Жестокий титул «враг народа»

И черный

Номер

На спине.