Не
отрекаются любя

Мы все в
разное время и в разных должностях
работали рядом с Галиной Ивановной
Утюжниковой. Так что это, можно
считать, коллективный рассказ о
нашем юбиляре.

Приглашая
своих друзей на юбилейный вечер,
Галина Ивановна шутила:

— Говорят,
рождение дается всем, а долгая
жизнь — только избранным. Видимо, я
из их числа…

Ну а если
всерьез, то, сделав ее своей
избранницей, судьба одарила ее
жизнью отнюдь не безмятежной. Всего
отмерила полной мерой: горя и
радости, счастья любви и дорогих
потерь, достатка и нужды.

Их выпуск из
фармацевтической школы в июне 41-го
совпал с началом войны. И хоть был
он полностью девичьим, будучи
военнообязанными, девчата всем
курсом отправились на фронт. А она к
этому времени вышла замуж и ждала
ребенка. Потому и уцелела, одна из
всего курса. Никто из ее
однокашников не вернулся.

Муж ее
Николай был по профессии
инженером-взрывником,
профессионалом высокого класса,
нужным в тылу. И семья получилась
ладная, и дочка желанная
народилась. А он все писал и писал
заявления с просьбой отправить его
на фронт — стыдно было жить
счастливо, слушая ежедневно
тревожные сводки о захваченных
фашистами городах.

И выпросился.
Подготовил 300 взрывников и ушел с
ними, поцеловав на прощанье двух
своих самых любимых женщин и
пообещав вернуться. Да вот обманул
— первый раз в жизни. Через год
пришла похоронка: в марте 43-го
Николай пал смертью храбрых в
Белоруссии.

А Галине —
едва за двадцать. На руках больная
мать, кроха-дочка и
братишка-пятиклассник. И ни работы,
ни средств к существованию.
Выручили друзья и сослуживцы мужа
из "Востсибвзрывпрома" —
устроили к себе. А работы она
никогда не боялась, благо выросла в
многодетной крестьянской семье
забайкальского казака.

Осваивала
одну профессию за другой и успевала
справлять семь должностей: водила
машину, заведовала складом,
занималась кадрами, печатала
документы, отвечала за технику
безопасности… А по ночам
распечатывала пьесы для театра
музыкальной комедии. Спала по три
часа в сутки. "Наша
многостаночница" — назвала ее
родная многотиражка в посвященном
ей очерке.

"Многостаночницу",
успевавшую везде и любую работу
делавшую с азартом и веселой
улыбкой, заметили во вновь
образованном райкоме партии. И
послали учиться в партийную школу.
Так началась ее партийная карьера,
закончившаяся только с уходом на
пенсию. Вернулась она уже в райком
и, как привыкла, целиком, с головой,
ушла в работу. Дома — только 50 дней в
году. Остальное время —
командировки, поездки по районам.
Про черные партийные "Волги"
тогда и не слыхивали. Где пешком,
где на лошади, иногда больше
десятка километров от одного
поселка до другого. И лошадь ее
однажды чуть не затоптала, и волки
ее, одиноко шедшую на собрание в
дальнюю деревню, как- то окружили. И
съели бы молодого симпатичного
пропагандиста, не окажись на дороге
случайный всадник из заготконторы.

День Победы
застал ее в очередной командировке.
Деревня ликовала, а она плакала:
война навсегда отняла у нее
любимого человека, отца ее ребенка,
оставив ей лишь работу. Работу без
конца и края.

Ее красота
"восточного разлива"
привлекала многих. Но всех
переиграл на своем аккордеоне,
принесенном аж от Берлина, молодой
боевой капитан артиллерии,
орденоносец и весельчак Василий
Столбов. С тех пор и идут они рука об
руку уже более полувека.

В 60-е годы она
возглавила отдел культуры
областного комитета партии.
Возможно ли вообще "руководить
культурой"? Партия считала, что
нужно и должно указывать, как
следует писать, играть на сцене и
какие рисовать картины. В то время в
стране было сломано немало
творческих судеб. Как удавалось ей
лавировать между жесткими
требованиями ЦК и желанием помочь
творческому человеку, бог весть. Но
среди писателей, художников,
артистов и музыкантов у нее всегда
было немало искренних и хороших
друзей.

Кто-то обязан
ей званием, кто-то карьерой на ниве
культуры. Зато никто не помнит
робкого ожидания в ее приемной —
все толпились в кабинете, как свои,
и всех она встречала неизменно
доброжелательной улыбкой. Бывало,
конечно, что творческих работников
довольно жестко наказывали "по
партийной линии". Подчиняясь
партийной дисциплине, она
поддерживала наказание, но по-
человечески сочувствовала
попавшему в опалу, и он уходил со
"строгачем" в учетной
карточке, но ободренный и
утешенный.

Она понимала,
что не может быть знатоком во всех
отраслях искусства, и не любила
судить с плеча, оправдывая это
"партийной позицией". И потому
старалась ориентироваться на
мнение и взгляд высоких
профессионалов — от музыки, от
литературы, от театра. И они охотно
превращались в ее добровольных
помощников, отзываясь на ее женское
обаяние и доброту.

Галина
Ивановна и сейчас по-прежнему
улыбчива, энергична, легка на
подъем. И по-прежнему готова по
первому зову бежать на помощь
другому. Сама заядлый рыболов, она
как-то разговорилась с
руководителями рыбных хозяйств. Их
рассказ об умирании отрасли
взбудоражил и огорчил, и она
напросилась на прием к губернатору.
Каково же было ее удивление, когда
ее разыскали на даче и пригласили
вместе с заинтересованными людьми
на беседу, где вместо 10 просимых ею
минут губернатор выслушивал их два
с лишним часа.

— Значит, и
мы, пенсионеры, можем тоже что-то
сделать для области? Так давайте не
будем отсиживаться в сторонке, —
горячо говорит Галина Ивановна.

Живут они
сегодня с Василием Александровичем
скромно и без излишеств, как
большинство сегодняшних
пенсионеров. И проблем, как у всех,
хватает. Галина Ивановна
сокрушается о внуке, вернувшемся из
Афгана и живущем на жалкую пенсию
по инвалидности. Она, можно сказать,
вырастила всех троих внуков, а
теперь ставит на ноги их детей —
своих правнуков, один из которых
уже студент.

А о жизни
своей говорит так:

— Я ни о чем
не жалею и ни от чего не отрекаюсь.

Ей ведь и
вправду не в чем каяться. Мы, ее
друзья и бывшие коллеги, желаем
Галине Ивановне долгих лет жизни,
здоровья, бодрости, благополучия в
семье. И пусть судьба продлит ей
жизнь, которую она так любит.