Записки
из казенного дома

Людмила
БЕГАГОИНА,
"Восточно-Сибирская правда"

Об Иркутской следственной
тюрьме и положении в ней
заключенных я писала десятки раз.
Годы шли, власть менялась,
уголовно-исполнительная система
реформировалась, перейдя из МВД под
крышу Министерства юстиции. А в
тюрьме все оставалось по-старому:
для человеческого содержания
узников не хватало "малого" —
достаточного финансирования из
федерального бюджета. Вот почему в
следственном изоляторе я не
показывалась больше года: что толку
расписывать ужасы тюремного быта,
если изменить положение все равно
невозможно? Однако недавно узнала,
что кое-какие перемены за глухими
тюремными стенами все-таки
происходят. До цивилизованных норм,
конечно, еще далеко, однако
заключенные сегодня хотя бы не
голодают, и в камерах стало чуть
свободнее — в три смены спать уже не
приходится. В этот раз мы с
председателем комиссии по правам
человека при губернаторе Геннадием
Хороших отправились в казенный дом
не по жалобе арестантов. И просили
открыть камеры, в которых
содержатся самые уязвимые, больше
других страдающие от тюремного
быта узники — несовершеннолетние и
женщины.

"Ах, зачем
я на свет появился, ах, зачем меня
мать родила" …

Несовершеннолетних
сейчас в СИЗО сравнительно немного.
Зачем их "закрывать", если им
все равно "светит" амнистия? Я
думала, что уж эти полторы сотни
подростков, что сидят за решеткой,
сплошь убийцы или, как здесь
выражаются, тяжелостатейники. Но мы
заходили в камеры, знакомились.
Оказалось, большинство ребят сидят
за кражи, разбои и угоны. Алеша,
например, украл на даче куртку.
Неужели из-за этого 16-летнего
пацана можно бросить в тюремный
застенок? Мне со вздохом объясняют,
что в этих "застенках"
мальчишке не хуже, чем на воле.
Потому что на воле жил он в
канализационном колодце, мерз,
голодал. Семьи у него нет, отец
сидит, а о матери парень вообще
молчит. Таких подростков в СИЗО —
большинство. И Максима, стащившего
обогреватель из дачного домика, и
Женю, отнявшего 100 рублей у
прохожего, не выпускают на подписку
о невыезде не из-за тяжести
содеянного, а прежде всего потому,
что отсутствие у обвиняемых
постоянного места жительства
затрудняет расследование. Не
посылать же повестку в
канализационный колодец…

Не все,
разумеется, дети в тюрьму попали из
подвалов и колодцев. Некоторые
прибыли сюда и из благоустроенных
квартир. Но большинство все же не
имеют настоящего дома, семьи. У
Антона в тюрьме сидят два брата, а
мать никого из детей не навещает. У
Пети родительница в соседней
камере, дома лишь бабушка с
сестричками — о передачах,
свиданиях он и не мечтает. В камере
семь пацанов; лишь один имеет
зимнюю одежду и может выходить на
прогулки — 15-летний Коля. Подростка
из благополучной семьи зависимость
от наркотиков погнала грабить
чужую квартиру. Вместе с
приятелями-наркоманами вынесли
компьютер, телевизор, золотые
украшения, которые продали возле
магазина "Алмаз". Покайфовали
и сели… Коля — единственный в этой
"хате", кого навещают родные. В
неровном строе арестантов он
бросается в глаза своим
"хозяйским" обмундированием:
крепкие ботинки, спортивный костюм.
Рядом — босые и полураздетые
сокамерники.

Сотрудники
воспитательного отдела СИЗО
утверждают, что в последнее время
сильно изменился качественный
состав спецконтингента: другой
пошел арестант. Раньше в тюрьму
чаще попадали несовершеннолетние
из материально обеспеченных семей.
Их загоняла сюда жажда
"подвигов", независимости,
стремление показать себя перед
сверстниками. Теперь любителей
приключений сменили безнадзорные,
голодные, неприкаянные дети. Они
оказываются за решеткой в поисках
куска хлеба. 40% подростков в СИЗО
неграмотны, не умеют читать и
писать, некоторые не в состоянии
поставить крестик против своей
фамилии. Были такие, которые ни разу
в жизни не видели кровати и,
поглядев на нее, закутывались в
свое тряпье и укладывались на пол. А
ведь арестовывают только тех, кому
уже больше 14 лет. Можно представить,
как они их прожили. Нет ничего
удивительного в том, что, по данным
психологического исследования, 93%
мальчиков и 60% девочек, угодивших за
решетку, зависимы о наркотиков:
кому не захочется уйти от такой
реальности…

В тесноте, да
не в обиде

Дети,
которые, наконец, за решеткой
обрели свой угол, пытаются его
как-то обиходить. Даже у мальчиков в
камерах на окнах болтаются
самодельные зановесочки из тряпья,
на полу постелены превратившиеся в
ветошь одеялки, призванные
изображать коврики. При убогости
тюремного быта, нехватке даже
матрацев и подушек, не говоря о
простынях, стремление к уюту этих
уличных воришек заставляет
сжиматься сердце. У некоторых на
полках стоят книги, редко —
учебники, в которых ребята сильно
нуждаются. Однако тюремная
библиотека пополнялась в последний
раз в 1992 году. Да и тогда, в начале
перестройки, в нее попали по
большей части ставшие ненужными
собрания сочинений Ленина и Маркса.

Меньше всего
"духовной пищи" перепадает
ВИЧ-инфицированным — другие
заключенные отказываются после них
брать в руки книги. Хотя бытовым
путем вирус иммунодефицита
человека не передается, никто не
хочет подвергать себя риску. Даже в
баню арестантов с ВИЧ водят в
последнюю очередь, после так
называемых здоровых, которые
нисколько не меньше гниют, кашляют
и прочими путями распространяют
заразу. Вообще во всем, кроме
питания, ВИЧ-инфицированные в СИЗО
ущемлены в сравнении с остальными.
Девочки спят по двое на одной
постели, мальчики живут по 9-14
человек в камере, тогда как их
здоровые сверстники размещаются
много свободней. Количество
зараженных ВИЧ быстро растет,
сейчас их в изоляторе больше 400 —
больных подселяют в уже
переполненные "хаты".

Духота,
сырость, затхлый воздух неизбежны в
тюрьме, которая построена еще до
отмены крепостного права и
капитально не ремонтировалась с
тех пор, как свергли царя. Мои
сопровождающие уговоривают ребят
не пропускать хотя бы прогулок. И
добавляют: "По возможности".
Все прекрасно понимают, что за
порцией свежего воздуха, на мороз,
голыми пацанов не выгонишь.
Гуманитарную помощь
несовершеннолетним оказала в этом
году лишь протестантская церковь,
отправив машину вязаных вещей. Но
ботинок и курток они не заменят.

Но хоть
голодом сегодня в тюрьме не морят. А
ведь еще пару лет назад голодный
паек арестантов был нормой. Никогда
не забыть мне запаха гнилой капусты
в пустой, серого цвета, баланде — на
ее раздаче я присутствовала
однажды, напросившись поработать
надзирателем для репортажа. И в
этот раз визит в корпус для
первоходок совпал с обедом. Я
задержалась возле баландера,
наблюдая, как он опрокидывает в
шлемку черпак наваристого,
выглядевшего вполне аппетитно
борща. В этом году впервые после
перестройки питание заключенных
финансируется из федерального
бюджета на все 100%. В рационе
подследственных появилось мясо (100
граммов в день, как положено по
норме), стали давать даже сахар и
масло. Для ВИЧ-инфицированных (в
неделю их проходит через СИЗО 30-40
человек) норма на четверть
увеличена. А кроме того, они, как и
туберкулезные больные, получают
молоко и яйца. На сей раз никто из
арестантов не жаловался на питание
— ни взрослые, ни подростки, ни
больные. Хотя продуктов от родных
заключенные получают теперь
меньше. Раньше, помнится,
хозобслуга таскала передачи
кулями. Сейчас никто с мешками по
корпусу первоходок не снует. Вовсе
не из-за ограничений — их вообще
сняли. Причина все та же: контингент
пошел другой. "Крутых" обычно
выпускают под залог. В камерах чаще
остается никому, даже собственным
родителям, не нужная шпана.

Суду закон не
писан

Иркутская
тюрьма всегда была переполнена.
Раньше здесь запросто, в любой день,
можно было найти 300-400 арестантов,
"забытых" следователями. Но
после того, как начальнику СИЗО
дали власть освобождать людей, у
которых закончился срок содержания
под стражей, за решеткой не найдешь
ни одного подследственного,
числящегося за милицией и
прокуратурой сверх положенного
законом. К сожалению, это правило не
распространяется на суды. Они могут
волокитить дела годами. Больше
половины "населения"
следственной тюрьмы сегодня
числится как раз за судами. 80% тех,
кто сидит уже больше года, ждут
приговора одного и того же —
Ленинского — суда города Иркутска.
Говорят, что вершители
человеческих судеб в нем сильно
перегружены работой. Но никто не
может сказать, можно ли эту причину
считать достаточно уважительной
для нарушения закона.

В женских
камерах почти все жаловались, что
на заседания в Ленинский суд их
вывозят раз в год-полтора. Посадили
и забыли. Так что некоторые
подозревают, что их дела закинули в
такой долгий ящик, где они могут не
отыскаться вовек. Как, например,
Светлана И., которая уже почти 4 года
находится в СИЗО по подозрению в
убийстве. Все это время с ней не
проводят следственных действий и
не вывозят на судебные
разбирательства.

Есть в тюрьме
и такие женщины, которые
"замурованы" здесь с грудными
детьми. Сейчас малышей трое, а
бывает, их число доходит до десятка.
Малюткам тоже приходится жить в
тюрьме годами в ожидании суда над
мамами. Не так давно уехала,
наконец, в Кемеровскую колонию
"отбывать срок" вместе с
матерью родившаяся в СИЗО Жанна. В
изоляторе она "просидела" три
года. Одевали девочку работники
тюрьмы, любимой ее игрушкой были
ключи, которыми надзирательница
отворяла камеру.

Получается
парадокс: орган правосудия,
призванный защищать права граждан,
сам же нарушает Конституцию. Ведь
согласно Основному Закону не может
человек отбывать наказание без
приговора суда. А жизнь в условиях
следственного изолятора — хуже
любого самого строгого режима,
который может вменить тот же суд.
Особенно тяжко в тюремном аду
женщинам. Мы заходили в камеру, где
на 20 шконках — лежачих местах —
разместились 70 человек. Помещение
очень тесное, нары расположены в
три яруса, над ними нависает мокрый
потолок. Бегают крысы, повсюду
приткнуты тазики с замоченным
бельем, тут же на веревках сушатся
тряпки — дышать так трудно, что даже
заходя сюда из вонючего тюремного
коридора, становится дурно. И у суда
есть право держать людей в таких
условиях годами?

Я б в
тюремщики пошел, но …

Впрочем, не
сладко в тюрьме не только
заключенным, но и тем, кто их там
"обслуживает". Кстати, 60%
сотрудников СИЗО — женщины. Как
правило, многодетные или в пожилом
возрасте, которым сложно найти
другую работу. Многие из них имеют
высшее образование. Они
практически обречены на тот же
тюремный режим — на что не пойдешь
ради денег… Да хоть бы зарплата
была соответствующая, а то ведь
надзиратель получает всего 1200
рублей. Меньше, чем в колонии или
любом другом учреждении этой
системы, хотя условия труда в
изоляторе намного тяжелее.

Очередной
пародокс: люди, которые служат
закону, совершенно беззащитны
перед беззаконием. С 1993 года в
стране действует федеральный закон
"Об учреждениях и органах,
исполняющих уголовное наказание в
виде лишения свободы". Согласно
п.3 ст.36 в нем заработок сотрудников
следственного изолятора
увеличивается на столько
процентов, на сколько численность
заключенных превышает лимит.
Тюрьма переполнена сегодня в три
раза: в ней содержится более 4 тысяч
человек вместо 1420, предусмотренных
нормой по площади. Однако никто не
спешит втрое поднимать оплату
сотрудников. Вместо этого через три
года после принятия федерального
закона Министерство внутренних дел
вдруг вносит в него свои поправки:
велит доплачивать не всем, а только
начальникам, и не 100%, а лишь
половину. Потом органы исполнения
наказания переходят в ведение
Минюста, и законность наконец
торжествует.

Но только на
бумаге. Новый министр юстиции
(кстати, наш земляк Юрий Чайка)
издает приказ… считать
действующий закон действительно
действующим. И начиная с 2000 года
платить так, как этим актом и
предусмотрено, но… в пределах
выделенных бюджетных ассигнований.
А поскольку они не выделяются, сами
понимаете, чего стоит такое
законопослушание министра. Кстати,
Юрий Яковлевич в бытность
прокурором Иркутской области не
раз посещал наш следственный
изолятор. Хорошо знает и как
содержатся в нем заключенные, и в
каких условиях работают сотрудники
возглавляемого им ведомства.

Что ж, хотя бы
это внушает некоторый оптимизм. Как
и наметившаяся в тюрьме в последнее
время тенденция к переменам.
Хочется добавить: выстраданным
переменам…

Сотрудники
следственного изолятора
обращаются через газету к добрым
людям, общественным организациям,
руководителям предприятий за
помощью для несовершеннолетних
арестантов. Подросткам нужны
теплая одежда и обувь, учебники,
тетради и книги, постельные
принадлежности, лекарства, краска и
известь для ремонта в камерах.
Помощь можно предложить по
телефону (3952)33-97-15.