Ольга
Аросева:

"Не
люблю злыдничать"

Светлана
МАЗУРОВА,
"Восточно-Сибирская правда"

Ольга Аросева родилась 21
декабря 1925 года в Москве. Ее отец —
Александр Яковлевич Аросев —
известный большевик, один из
руководителей Московского
революционного восстания в 1917 году;
потом крупный советский дипломат,
работавший в Париже с Красиным;
посол, полномочный представитель
СССР в Литве, Латвии, Швеции,
Чехословакии. В доме Аросевых
бывали в гостях Александр Таиров и
Алиса Коонен, Немирович-Данченко,
Ромен Роллан, Молотов…

Ольга
Аросева была знакома с Анной
Ахматовой и Ольгой Берггольц,
Михаилом Светловым, Фаиной
Раневской, Николаем Охлопковым…
Играла на сцене со многими
корифеями. Работала в
ленинградском Театре комедии с
режиссером Николаем Акимовым и
Евгением Щварцем. С 1950 года —
актриса московского Театра сатиры.

Недавно в
Иркутске и Шелехове побывала Ольга
Аросева, актриса от Бога,
знаменитая Парася Никаноровна из
кинофильма "Трембита",
несравненная пани Моника из
легендарного "Кабачка "13
стульев". На сей раз Ольга
Аросева блистательно играла роль
старой аристократки Ростопчиной в
антрепризе "Афинские вечера"
(кто-то, наверное, видел телефильм с
таким же названием, его показывали
не раз).

Иркутские
истории

Однажды я
купила книгу Ольги Аросевой "Без
грима", в которой она
рассказывает о своей жизни,
родителях, интересных людях эпохи,
с которыми ей посчастливилось быть
знакомой. Рассматривала фотографии
и вдруг обнаружила любопытную
подпись под одной из них:
"Концерт на БАМе. В. Шагин, О.
Аросева и В. Козел". Ба! Да это же
Владимир Константинович Шагин,
директор Иркутского музыкального
театра! Звоню ему и слышу: "Да,
было такое. Я работал тогда
заместителем директора
филармонии…".

А тут и сама
Ольга Аросева приезжает со
спектаклем в Иркутск и два вечера
играет на сцене именно
музыкального театра.
"Историческая встреча",
конечно, состоялась.

— Ольга
Александровна, расскажите,
пожалуйста, о тех концертах. Вы
тогда уже были знаменитой пани
Моникой?

— Да, конечно.
Я не помню точно, какой это был год…
Начало строительства БАМа. Я очень
часто приезжала в Иркутск — одна, с
паном Профессором, или с группой
артистов (Моргунов, Крамаров, еще
кто-то был…). Приезжала и с Театром
сатиры — была шефская поездка к
строителям БАМа. И в этих поездках
нашим администратором был молодой
Володя Шагин. Очень приятно, что он
не изменил своей любви к театру, и
сейчас — солидный директор вашего
большого музыкального театра.

В моей жизни
были самые разнообразные поездки, и
мне хотелось, чтобы в книге
остались все люди, которые были со
мной, люди, которые мне запомнились.

Мы ездили по
БАМу, видели своими глазами все это
начало. Были самые невероятные
приключения! Вспоминаю, как мы
летели над Звездным, не могли там
сесть, а люди ждали нас на концерт.
Летчик предложил мне: "Я полечу
низко, вы, пожалуйста, высуньтесь,
чтобы люди видели, что вы
прилетели". "Ребята, — говорю, —
я же не трюковой артист, не
акробат…" Но тем не менее
высунулась и орала, что мы не можем
сесть, приходите к нам на концерт в
Усть-Кут. Они поняли, нам махали…

Тогда БАМ
звучал как-то романтично. Когда
приезжали туда с театром, то мы с
Пельтцер забивали последний
костыль — рельсы, которые соединяли
Тынду и Усть-Кут. Проехали этот
участок на паровозе. Как в годы
первых пятилеток ("Наш паровоз,
вперед лети!..").

Конечно,
остались очень хорошие
воспоминания. Несмотря на
трудности, бытовые неурядицы. Когда
мы встретились с Володей, весь
вечер сидели и вспоминали те наши
поездки.

В первый
день, как я приехала к вам в Иркутск,
мне позвонила по телефону дежурная
гостиницы и говорит: "Тут мужчина
с георгинами, хочет вас видеть". А
мы летели тяжело, ночь просидели в
Улан-Удэ, Иркутск нас не принимал. Я
легла отдохнуть перед спектаклем.
Спрашиваю: кто такой? "Я летчик,
вез вас с Шагиным и с Михаилом
Державиным из Братска в Иркутск. У
вас не было билетов, и я вез вас
"зайцами"…

Вечером он
пришел на спектакль. А после него мы
сидели вместе, вспоминали…

Да, такие
встречи не забываются! За свою
огромную жизнь я знала массу
администраторов. Обычно приезжаешь
в город, и все нормально: встреча,
размещение… А на БАМе были
экстремальные условия.

Помню, как я
на БАМе заболела, простудилась, мне
было очень плохо. А гостиница в
Усть-Куте была невероятно холодная.
И Пельтцер всю ночь просидела у
моей постели, то и дело ставила в
стакан кипятильник, поила меня чаем
и прикладывала грелку к ногам…

"Кабачок"
— это 15 лет моей жизни"

В то время,
когда "на телевидении в полном
цвету бушевал "Кабачок "13
стульев", люди стонали от встречи
с живыми панами и панночками, в
стране увеличивались удои молока,
как писали крестьяне пани Монике —
Ольге Аросевой: от одного звука ее
голоса куры несли "золотые
яйца". На артистов свалилась
популярность, они становились
морально и экономически
независимыми". (Т. Егорова,
"Андрей Миронов и я").

"Кабачок"
спасал меня в долгие годы
невостребованности, ненужности в
театре. Я не чувствовала себя
одинокой. Душу успокаивала и лечила
любовь людей". (О. Аросева, "Без
грима").

—
Популярность пани Моники была
просто фантастической!..

— Да.

— Могли ли вы
в то время (да и сейчас?!) спокойно
выйти на улицу, пойти в метро,
магазин?..

— Вы знаете, в
те времена это было, конечно, что-то
такое… повальное, я бы сказала.
Тогда же не было сериалов, не было
стольких передач… Все-таки 15 лет
каждый месяц (!) мы приходили к людям
в гости. Не они к нам в театр, а мы — к
ним домой. И зрители считали нас
реально существующими людьми. И как
встречали! Узнавания всюду были
потрясающие. А сколько мне писали,
что новорожденных девочек называли
Мониками! Приятно, что выросли уже
другие поколения, а нас и сейчас
помнят и, к счастью, узнают.

— На рынке уж
точно невозможно было появиться:
все сразу глазеют, приветствуют,
одаривают фруктами-овощами…

— Да. И сейчас
пытаются! Но я не беру, говорю:
"Как вам не стыдно? Я же не нищая.
Вон бабки голодные ходят, дайте им
что-нибудь…" Нет! "Мы вас
любим, мы вас помним!"

В Одессе,
например, очень активная публика.
Там в этом году мне вручили приз
"Золотой стул Остапа Бендера".
(У них и памятник "Золотой
стул" есть, к нему молодожены
идут, такая традиция, садятся на
стул). Но что приятно — наград-то
много! — там голосует город. Народ, а
не какая-то комиссия, которая
договаривается: сегодня я тебя
выдвину, а завтра ты меня. Меня
наградили в номинации "Ретро.
Лучшая передача и героиня". Там
же наградили Жванецкого,
"Городок" — солидная компания
в общем.

Видите, даже
до сих пор какая-то часть населения
меня помнит…

— Кроме писем
и записок вам подарки, наверное,
присылали?

Задумалась. —
Какие-то растения присылали.
Помидоры. Фрукты из Ростова.
Смешные вещи… Но самое главное —
письма. Они шли мешками! И
(рассмеялась) не столько присылали,
сколько просили меня прислать!
Писали мне: "У вас так много
платьев, вы их меняете в каждой
передаче! А куда их деваете?
Пришлите мне, я такая же полненькая,
как вы". Не напишешь же, что
иногда берешь костюмы у подруг,
иногда — где-то еще, перешиваешь до
неузнаваемости…

— Легко вам
было играть пани Монику?

— Легко. Это
ведь не классический образ, где
нужно соблюдать какие-то каноны,
традиции. Не скажу, что это создание
сложного характера, это легкий,
веселый человек, который в какой-то
степени есть и во мне. Поэтому не
трудно было быть самой собой.

— А вы
по-прежнему любите шляпки?

— Обожаю!

— Где вы их
приобретаете?

— За
границей.

Вы знаете,
вспомнила! Я получила недавно
письмо из Петербурга. Старый
человек мне пишет, что прочитал мою
книгу. "Вы пишете, что храните
свои шляпки на антресоли. Это
неправильно. У меня есть старинная
шляпная коробка. И если вы хотите, я
вам ее пришлю. Мой адрес…"

"Пан
Профессор — не муж, но больше…"

Из книги
"Без грима":

"Смерть
Рунге для меня и сейчас остается
самой страшной и горькой потерей.
Он заменял мне семью и мужа, был
нежнейшим другом и уникальным
партнером. Был всем на свете. Мне
иногда казалось, что у нас общая с
ним кровеносная система, общие дела
и одинаковые взгляды на жизнь".

— Ольга
Александровна, не могу не спросить
вас о Борисе Рунге, пане Профессоре.
Вся страна была уверена, что вы муж
и жена…

— Мы никогда
не были мужем и женой. Но я всегда
говорю (и он так же говорил), что мы
больше, чем муж и жена, мы —
партнеры. Это был мой партнер по
жизни. Понимаете, мы учились вместе,
работали в Театре сатиры, всю
концертную деятельность вместе
прошли (столько поездок было!), и
"Кабачок" нас объединил как бы
законно в глазах зрителей…

Конечно,
потеря его была для меня очень
чувствительной. Это был
исключительный человек. Самый
лучший из тех, кого я знала. Редко,
прямо скажем, встречаются такие
люди в нашей жизни вообще, а уж в
актерской среде — тем более.
Изумительной порядочности,
несравненной мягкости,
интеллигентности, товарищ очень
хороший. И актер прекрасный. Мне его
очень не хватает…

Мемуары

— С
удовольствием "проглотила"
вашу книгу. Очень интересная!

— Правда?
Спасибо! Она мне так надоела в
процессе написания, я так от нее
устала!.. Это был адский труд,
все-таки жизнь большая, материала
много… Так что когда она наконец
вышла, свежим глазом я уже не могла
ее прочитать.

— Сегодня
многие актеры пишут мемуары.

— Не
говорите! И сколько мы узнаем
скандальных подробностей о людях,
ушедших из жизни, которые не могут
ответить. Это ужасно.

— Обиженных
на вас не было?

— Я никого не
обижала. Не люблю, когда злыдничают.

— Даже
Плучеку, из-за которого вы 10 лет
были в театре без ролей, от вас не
"досталось". Он, кстати, читал
ваш труд?

— Читал. И
сказал, что это образец всех
мемуаров, особенно бабьих. "Ты —
молодец, удержалась от сплетен,
интриг. И пишешь не столько о себе,
сколько о времени и о людях".

— В спектакле
"Афинские вечера" вы говорите
своему партнеру Льву Дурову: "В
юности я была знакома с
Молотовым". А ведь это было на
самом деле, я читала в вашей книге…

— Да. Петя
Гладилин писал эту роль для меня. По
моей просьбе. Мы о многом говорили,
я рассказывала ему про своих
теток… Я знала много таких людей,
как Ростопчина — из хорошего рода,
умеющих быть изысканными, говорить
по-французски и в то же время —
вернувшихся из ссылки, способных
послать матом…

Этот образ
мне дорог, интересен, он выношен
мною.

Сцена

— Многие
ругают антрепризные спектакли…

— А мне
кажется, это хорошее и нужное дело.
Сейчас перенаселение актеров в
театрах, очень большие труппы.
Например, у нас в Театре сатиры 76
человек. И очень трудно получить
роль. Кроме того, наш театр
ограничен жанром сатиры, а хочется
сыграть что-то серьезное. У каждого
актера есть мечты, несыгранные
роли. Антреприза дает возможность
этому осуществиться. Хотя многие
актеры стали играть в ней ради
заработка. Конечно, это тоже нужное
дело, но зарабатывать можно честно,
а можно и халтурить. Наш спектакль
"Афинские вечера", считаю,
просто столичный, хороший,
добротный, не дешевка какая-то. И я,
и Лев Константинович Дуров играем
свои роли с радостью (не говорю уже
о молодых актерах, занятых в
спектакле).

У меня есть
еще одна антреприза — спектакль
режиссера Евгения Каменьковича
"Нью-Йорк, до востребования,
Розе". Это пьеса Буравского про
эмиграцию. Мы с ним очень много
ездили — и в Америку, и в Израиль.
Там заняты артисты нашего театра
Защипина, Гузенко, Селезнева.

— А что
играете сегодня в Театре сатиры?

— Я занята в
четырех спектаклях. Это идущий уже
шестой год мой любимый бенефис
"Как пришить старушку" по
пьесе Патрика "Дорогая
Памела", а еще "Неаполь — город
миллионеров" Эдуардо де Филиппо,
"Бешеные деньги" Островского
(я играю Чебоксарову) и премьера
"Андрюша" — это такой вечер
памяти к 60-летию Андрея Миронова.

— Вижу у вас
цветы, подаренные зрителями. Какие
любите больше всех?

— Я все цветы
люблю. Розы. Пионы. Гиацинты. Астры —
они пахнут осенью…

* * *

Мы еще о
многом говорили с Ольгой
Александровной. О великих артистах,
с которыми она была знакома, с
которыми играла вместе в театре и
снималась в кино: о Раневской,
Папанове и Миронове… О ее любимой
даче и собаке по кличке Патрик…
Жаль, что газетная площадь
ограничена.

А потом я
взяла интервью у Владимира
Константиновича Шагина.
Расспросила его о тех концертах
семидесятых, когда он работал
вместе с О. Аросевой и Б. Рунге,
другими "завсегдатаями"
"Кабачка". И не только. В
ближайшее время это интервью мы
предложим нашим читателям.