Тарифы:
взгляд без политики

Похоже,
осенние потрясения экономики
Иркутской области, связанные с
намерением "Иркутскэнерго"
поднять тарифы на электроэнергию и
тепло, становятся недоброй
традицией. Год назад было заявлено
о необходимости двукратного
повышения цены за кВт/ч и
60-процентного удорожания Гк.
Недавно совет директоров
"Иркутскэнерго" принял
решение просить Региональную
энергетическую комиссию о
повышении энерготарифа с 15 копеек
за кВт/ч до 18,1 копейки, а тарифа на
тепло — со 120 рублей за Гк до 248.
Необходимость пересмотра тарифов
генеральный директор
энергокомпании Владимир
Колмогоров мотивирует
изношенностью мощностей, которые
самортизированы более чем
наполовину, и значительным
подорожанием угля, поставляемого
"Востсибуглем". За последний
год цена твердого топлива
поднялась почти в 2 раза (без учета
значительных скидок для тех же
энергетиков).

Надо сказать,
что в вопросах ценовой политики
"Востсибуголь", действительно,
никакого изящества не
демонстрирует. Попросту говоря,
такое поведение больше присуще
монополистам (именно они без особых
последствий для своего бизнеса
могут поднимать цены) в стране с
недоразвитым антимонопольным
законодательством. Однако проблемы
топливно-энергетического
комплекса Приангарья заключаются
не только в этом, да и отдельных от
всего отечественного ТЭКа проблем
в Иркутской области пока изобрести
не сумели (если не считать
затруднений с реализацией
избыточной электроэнергии).

Ахиллесовой
пятой отечественного
топливно-энергетического
комплекса является его…
масштабность. Во времена
существования Советского Союза
была создана большая энергетика,
которая базировалась на огромных
гидроресурсах, неисчерпаемых
запасах нефти и угля. Все было
монументально и грандиозно:
нефтепроводами была опоясана вся
страна, огромные капиталовложения
направлялись на разработку
угольных месторождений и проч.
Малая энергетика была куда как хуже
развита. Это и стало ловушкой: за
последние 10 лет у государства не
нашлось средств не то что на
развитие ТЭКа, но даже на его
поддержание. Так, угольная отрасль
видела деньги только на закрытие
нерентабельных шахт (правда,
основным аргументом для принятия
решения о выделении на это средств
стало несколько аварий с
летальными исходами в Кузбассе).

Угольный
бизнес оказался в новой России не
слишком востребованным в силу
большого срока оборачиваемости
капитала и невысокой прибыльности
(при потребности в инвестициях,
исчисляющейся миллиардами
долларов, максимальная
рентабельность в этой отрасли не
превосходит 15-20%). Поэтому на
угольные предприятия приходили не
инвесторы, а так называемые
"управляющие компании".
Управляли они, как правило, в
интересах более доходного бизнеса,
собственниками которого являлись.
Так, в "Востсибугле" в 1997 году
появляется в качестве управляющей
компании "Промторгбанк",
итогом деятельности которого
стало, во-первых, двукратное
понижение цены на твердое топливо и
продажа по низкой цене ликвидной
дебиторской задолженности,
образовавшейся в результате
неплатежей "Иркутскэнерго" за
отгруженный уголь. В чьих интересах
сработал внешний управляющий, в
принципе понятно. И то, что в это
время об инвестировании
"Востсибугля" даже не
говорили, тоже вполне объяснимо: за
время правления
"Промторгбанка" предприятие
задолжало только своим рабочим
более 200 миллионов рублей, не говоря
уже о бюджетах и небюджетных
фондах. Затем сменились управленцы
— появился знаменитый в Иркутске
"Истлэнд", но не сменилась
политика. Цены на уголь были
заморожены, поскольку новый
менеджмент был заинтересован в
сохранении существующих
энерготарифов для своих
предприятий — Саянского и
Усольского химпромов. Дело не
ограничилось негласными
договоренностями типа "мы вам
дешевый уголь — вы нам дешевую
энергию для химической отрасли",
было даже заключено соглашение о
замораживании цен в ТЭКе (в 1999 году —
когда региональные
предприятия-экспортеры, основные
потребители продукции
"Иркутскэнерго", получили
огромную прибыль за счет
трехкратного увеличения цены
доллара!).

Отсутствие
инвестиций в угольную отрасль плюс
невозможность реинвестирования
собственных средств (а откуда же
они возьмутся, если в течение трех
лет до начала 2001 года цены на уголь
не повышались) привели к
катастрофическому износу основных
фондов. Этот показатель достигает
80-85%. И если бульдозерная техника,
экскаваторы и прочее
самортизировано на 90%, то буровое
оборудование, от которого напрямую
зависит, сколько угля будет добыто
в ближайшие месяцы, имеет почти
100-процентный износ. А это значит,
что вскоре угля может вовсе не
оказаться.

Подобная
ситуация не вписывается в
государственную доктрину, которая
предусматривает развитие угольной
отрасли. В стране наблюдается
резкое истощение запасов нефти, и,
по большому счету, мировая
конъюнктура не позволяет к этому
энергоресурсу относиться как к
перспективному по причине его
высокой рыночной цены. По прогнозам
специалистов, при нынешних объемах
добычи черного золота хватит не
более чем на 20 лет. Менее
востребованный на мировых рынках
уголь более экономичен (и
экологичен) для использования
внутри страны. По заявлению
Министерства энергетики, к 2020 году
России потребуется добывать не
менее 430 млн. тонн угля, что означает
практически двукратное увеличение
сегодняшних показателей, но как это
сделать при изношенности основных
фондов? Учитывая, что значительных
внешних капиталовложений в отрасль
не ожидается, угольным компаниям
можно рассчитывать только на
собственные средства. В этой
ситуации игры с углем, подобные тем,
которые вели "Промторгбанк" и
"Истлэнд", становятся
небезопасными.

Сегодня
ситуация с угольными тарифами,
безусловно, задевает
"Иркутскэнерго", поскольку
именно эта компания оказалась
самой пострадавшей от
"зарвавшихся" угольщиков.
Однако в этой ситуации необходимо
разобраться. Во-первых, основная
часть электроэнергии в Иркутской
области вырабатывается на
гидроэлектростанциях (45-50 млрд.
кВт/ч) и всего 12% — на ТЭЦ (7-8 млрд.
кВт/ч), поэтому говорить о том, что
уголь существенно влияет на
энерготариф, — большое
преувеличение. К тому же нынешний
год оказался первым за многие годы
многоводным, и запасы
гидроресурсов позволяют сделать
ставку в большей мере именно на
энергию с ГЭС и сократить выработку
на ТЭЦ. Во-вторых, средний
энерготариф поднимается всего на 20%
(что даже меньше уровня реальной
инфляции в стране), и весь шум
вокруг этого события связан только
с тем, что энергетики хотят
предложить РЭКу для населения
назначить цену киловатт-часа в
размере 54 копеек. В-третьих (об этом
руководство "Иркутскэнерго"
не любит сильно распространяться),
энергетики хотят, чтобы все виды
отпускаемой ими энергии — и
электрическая, и тепловая — имели
одинаковый уровень рентабельности.
Прежде высокая рентабельность от
производства гидроэнергии
компенсировала компании убытки от
производства тепла. Сейчас
"Иркутскэнерго" в угоду своим
акционерам — владельцам Братского и
Иркутского алюминиевых заводов —
предлагает устранить это
перекрестное субсидирование. Как
известно, БрАЗ и ИркАЗ потребляют
электроэнергию, вырабатываемую на
ГЭС, — самую дешевую в мире по
себестоимости.

Тем не менее
все вышеперечисленные
обстоятельства не вполне
оправдывают действия руководства
"Востсибугля". По большому
счету, от своей независимости он
сам и страдает. Отсутствие
договоренности с некоторыми
потребителями приводит к тому, что
в Иркутской области уже всерьез
заговорили о создании
альтернативной угольной компании.
Муниципалитеты начали
переориентироваться с иркутских
углей на красноярские (при этом
нанося ущерб финансовому состоянию
"Востсибугля" — своего
налогоплательщика). Кстати, это
обойдется еще дороже, но чего не
сделаешь для удовлетворения
политических амбиций.

Возможно,
предложение регионального
парламента по внедрению системы
контроля за ценообразованием в
угольной компании стоит
реализовать. Во всяком случае,
тогда все смогут убедиться в
необходимости поднятия цен на
уголь. Хотя давно пора привыкнуть к
тому, что частные компании работают
не по требованию государственных
органов и с ними нужно вести диалог
на равных.

Юрий
Куделин