Выбор
майора Марченко

Леонид БОГДАНОВ,
журналист

До сих пор не утихают споры о
причинах поражения гитлеровцев и
нашей победе. Многие на Западе
считают это великим чудом,
необъяснимым с точки зрения
здравого смысла при том
соотношении сил, при котором
началась невиданная в истории
война. Невиданная по количеству
участвующих в ней вооруженных
людей, насыщению армий боевой
техникой и по обоюдному
ожесточению.

Однако, при
всем том советские воины не теряли,
на мой взгляд, самого главного
качества: человечности. В конечном
итоге это сделало их Победителями.
Приведу небольшой эпизод, но
который проявляет сущность
советского воина. К сожалению, я
узнал о нем уже после выхода в свет
моей книги "В пламени и славе"
— о ратном подвиге воинов
прославленной Иркутской дивизии —
и поэтому не использовал в ней.
Однако эпизод этот не должен
оставаться в журналистском архиве.

Произошло
это в самом конце лета сорок
первого. Наши войска вынужденно
отходили. Ведя ожесточенные бои,
пятились и части Иркутской дивизии,
воевавшие в те дни в Приазовье. И
хотя еще ни разу гитлеровцы не
смогли прорваться через боевые
порядки этого соединения, приходил
приказ на отход. Где-то на другом
участке врагу удавалось добиться
успеха, и командование, опасаясь,
как бы дивизия не оказалась
отрезанной от основных сил и
прижатой к морю, отводило ее на
новые рубежи.

В один из
таких отходов командир артполка
дивизии майор Марченко с двумя
последними орудиями проезжал через
центральную усадьбу совхоза
"Известия". Была она пустынна,
словно вымерли все. Только пара
деревенских собак, не привыкших к
реву автомобильных моторов,
выскочили из подворотни и с лаем
понеслись рядом с натужно урчащими
грузовиками. Завидя уличный
колодец, майор приказал
остановиться. Выйдя из кабины, он
заглянул в кузов, где на снарядных
ящиках сидели усталые бойцы. Еще
часа два назад они вели
артиллерийскую дуэль и заставили
навсегда замолчать вражескую
батарею. Конечно, далось это
нелегко: потеряли пушку, полег
возле нее и расчет. Да и на многих из
тех, кто находился сейчас в кузовах
машин, белели свежие марлевые
повязки. Еще из опыта гражданской
войны майор знал, как хочет раненый
пить. После же горячки боя и этого
чертового солнцепека в середине
дня разве могла сохраниться у
кого-либо хоть фляга воды?!

— Быстро,
хлопцы, ополоснуться и заправиться
водой! — распорядился он. — Через
десять минут продолжим движение.

Майор и сам
сбросил гимнастику и пошел к
колодцу, из которого водитель
головной машины уже вытягивал
бадью.

— Полей, Федя!
— сказал майор и подставил свое
потное тело под прохладную струю.

Зажмурив
глаза и весело отфыркиваясь,
ополоснулся и уступил место
следующему. Кто-то из артиллеристов
заботливо подал ему полотенце.
Вытираясь, майор почувствовал на
себе чей-то чужой взгляд. У
дорожного кювета увидел маленькую
черноглазую смуглянку. Лет восьми,
не больше. Она смотрела не по
возрасту серьезно. И, встретившись
с ее взглядом, майор почувствовал
себя несколько неловко. Он
торопливо натянул гимнастерку,
изрядно порыжевшую на солнце.
Зачем-то подмигнул девчушке,
спросил:

— Ты откуда
взялась, пигалица?

— Оттуда, — и
девчонка показала на забор. И
только теперь майор увидел за
забором несколько десятков детских
головенок и много-много глаз. Все
они внимательно смотрели на него.
Смотрели молча, не было слышно ни
ребячьего визга, ни смеха. Должно
быть, от этого стало майору как-то
не по себе.

— Чьи вы? —
глухо спросил он девчушку.

—
Детдомовские.

Откуда-то из
глубины двора, где виднелись
хозяйственные постройки, выскочила
на улицу молоденькая женщина в
белой кофточке.

— Танюша! —
строго обратилась она к девочке. —
Тебе кто разрешил на дорогу
выходить?!

— А я не на
дороге, — возразила та. — Я возле.

Подняв
глазенки на майора, она торопливо
попросила:

— Дядечка,
командир, не оставляй нас фашистам.

Через много
лет, вспоминая эту историю,
полковник в отставке Иван
Илларионович Марченко, кавалер
десяти боевых орденов, говорил, что
он тогда почувствовал, как мурашки
побежали по спине. Не зная, что
ответить и как поступить,
напустился на воспитательницу:
"Почему не эвакуировали детдом?
Разве не понимаете, что через
несколько часов здесь будут
немцы?"

Оказалось,
они уже давно в эвакуации, из-под
Николаева. Здесь, в совхозе
временная остановка. Еще вчера за
ними должны были прибыть машины, но
вот почему-то их до сих пор нет.

Марченко
вспомнились обгоревшие остовы
автомашин на дорогах, и он понял,
что детдомовцы уже не дождутся
своего транспорта.

Перед ним
встал вопрос: что делать? Отдать
машины детям и вывезти их подальше
от приближающегося фронта или,
выполняя боевой приказ, следовать
на рубеж новой обороны? В конце
концов эта история с детдомом его
непосредственно не касалась. А для
военного человека приказ — это
приказ, его надо выполнять.

Тут я должен
сказать немного об Иване
Илларионовиче. Это был человек
необычной судьбы. Подростком он
участвовал в гражданской войне на
Кубани. Полноправным бойцом ходил в
"Красный десант". Так назвал
эту операцию в своей повести
Дмитрий Фурманов, автор широко
известного романа "Чапаев". В
составе ударного отряда
высаживался тогда Марченко в тыл
войскам врангелевского генерала
Улагая. Бои были на жизнь или
смерть. Десантники выполнили свою
задачу, и Улагай был разбит.

Сразу после
тех напряженных дней комиссар
десантного отряда Дмитрий Фурманов
и дал Ивану рекомендацию в партию,
направил на учебу. Окончил Марченко
кремлевскую школу имени ВЦИК, а
позднее и курсы артиллерийских
командиров. Великую Отечественную
встретил уже командиром артполка
Иркутской четырежды орденоносной
стрелковой дивизии на пограничной
реке Прут. О его бесстрашии и
мужестве будут писать в военные
годы многие фронтовые
корреспонденты и не одну страницу в
книге "Кавказские записки"
посвятит ему Виталий Закруткин. Но
все это будет чуть позже, а тогда…

— Тогда я
мучился, не зная как поступить, —
вспоминал Иван Илларионович. —
Как-то сами собой пришли в голову
напутственные слова Фурманова,
которые я никогда не забывал:
"Думай о себе меньше, о других —
больше. Так и иди по жизни. Никогда
не ошибешься"… Вот и отдал я
приказ: "Отцепить орудия. Занять
оборону!" Погрузили мы на машины
детдомовцев и их небогатый скарб, и
отправил я их в ближайший город
Мариуполь, наказав Феде-водителю:
"Сразу обратно, нигде не
задерживаясь".

Ночь прошла
неспокойно: все ждали, что появятся
"гансы". А на заре вернулись
машины и артиллеристы вскоре
оказались в расположении родной
дивизии. Комдив Гончаров, тогда еще
полковник, встретил Марченко хмуро:

— Ты где
пропадал? Полк без командира — это
разве порядок?

Пришлось
объяснять, что задержало комполка.
Гончаров слушал молча, только
барабанил пальцами по столу. Верный
признак, что комдив раздумывает.
Ему тоже предстояло сделать свой
выбор.

Михаил
Дмитриевич Гончаров был старым
служакой. Начинал военную службу
еще при царе, участвовал в первой
империалистической. В чине
поручика командовал ротой. Потом
двадцать лет служил в Красной
Армии, стал командиром дивизии, но
был репрессирован. Перед самой
войной вышел на свободу, а уже в
боях опять принял дивизию. Всего
чуть больше месяца назад. И потому
ему просто нельзя было пройти мимо
нарушения дисциплины, чем бы оно не
мотивировалось.

Наконец,
Гончаров перестал барабанить
пальцами, он нашел решение и встал
из-за стола.

— Майор
Марченко! — строго сказал комдив. —
За несвоевременное выполнение
боевого приказа объявляю вам
выговор.

— Есть,
выговор! — живо откликнулся майор. —
Разрешите идти?

— Подождите,
— остановил его Гончаров. — За
эвакуацию детдома из-под носа у
врага от лица службы выношу тебе,
Иван Илларионович, благодарность.

Он пожевал
губы, как бы собираясь сказать
что-то еще, но потом махнул рукой и
крепко обнял Марченко.

— Вот теперь
иди, майор…

В итоге
длительного поиска мне удалось
установить: детдомовцев вывезли из
Мариуполя в Саратовскую область.
Там они благополучно дожили до
конца войны. Полковник М.Д.Гончаров
стал генералом, был заместителем
командующего 2-й гвардейской
танковой армии, погиб уже на
территории Германии, но танкисты
похоронили его на родной земле — в
Бресте.

А Иван
Илларионович пережил тяжелейшее
ранение, гибель сына-лейтенанта,
рейды по тылам врага и мужественно
дошел до Победы.