Хирург

Элла КЛИМОВА
"Восточно-Сибирская правда"

Хирург Григорьев не признает
отпусков. Ну, неделя — куда ни шло,
но не больше. Не подозревайте его в
позерстве или в расчете на
постороннее любопытство: мол, в
каком же ритме живет директор
академического Института хирургии,
одновременно руководящий научным
Центром реконструктивной и
восстановительной хирургии ВСНЦ
Сибирского отделения РАМН, при этом
возглавляющий кафедру
госпитальной хирургии Иркутского
медицинского университета? Небось,
загнан так, что взглянуть на белый
свет некогда? Или, наоборот,
замкнут, скуп на отпущенное ему
время, которое бесстрастно, словно
живую плоть холодным скальпелем,
делит между высокими кабинетами и
операционной? Делит с таким
расчетом, что праздности ничего не
достается?

Не то и не
другое! Он обыкновенный трудоголик,
этот хирург Григорьев Евгений
Георгиевич, минувшим годом
встретивший свое пятидесятилетие.
И, слава богу, не задыхающийся от
действительно огромной нагрузки,
лежащей на его плечах. Как все
трудоголики в мире, он наделен
счастливым даром работу обращать в
радость.

— Я
оперировать стал реже, —
рассказывает мне он, — но пришло
лето, я немного освободился, так что
сейчас буду оперировать чаще; а
вообще я все время здесь…

Сейчас
объясню. "Немного" освободился
хирург Григорьев от своих
административных хлопот. Ну а
"здесь" — значит в областной
клинической больнице, где
развернута его кафедра, где
операционные и реанимационные
блоки, где его кабинет. Кстати,
совсем не "высокий", а очень
скромный. Хотя и с табличкой на
дверях, представляющей хозяина по
полному титулу. Но не остерегающей,
а как бы предупреждающей: занятой
человек, с пустяками не входить.

Впрочем, что
чиновнику от медицины видится
"пустяком", то перед врачом
предстает в истинности чужой боли.
А поскольку Центр реконструктивной
и восстановительной хирургии,
Институт хирургии, кафедра, по
словам самого Евгения Георгиевича,
для него "единое целое", не
отделимое от профессии и
каждодневных обязанностей, то и
никакой он не чиновник. Он врач.
Организатор, за которым коллектив в
несколько сот человек, "знающий
все маршруты".

— Какие
маршруты, Евгений Георгиевич, о чем
вы?

— Ну знаю,
куда и к кому обращаться в
Новосибирске, в нашем Сибирском
отделении Медицинской академии или
в Москве, или к местным властям,
чтобы решать наши насущные
проблемы. Сколько их в практической
медицине! Я просто знаю, куда идти.
Вот и все.

Это "вот и
все" выдает хирурга Григорьева с
головой — не терпит никакой шумихи
вокруг себя. Кажется, он внутренне
съеживается, если молва отделяет
его от коллег. Поэтому публикацию в
ведущем отечественном медицинском
журнале давайте просто примем к
сведению как обыкновенную
констатацию факта: "В
соответствии с актуальными
проблемами хирургии, под
руководством Астафьева и
Григорьева произведена
перестройка клинической базы;
созданы гнойно-септический центр,
отделения колопроктологии,
сосудистой хирургии, лаборатория
диагностического изображения в
хирургии, что сегодня обеспечивает
высокий уровень хирургической
деятельности, научных исследований
и педагогического процесса. По
существу, речь идет о факте
сформированной в Иркутске
хирургической школе".

Одно
замечание. В процитированном
фрагменте научной статьи речь идет
об уже созданной Григорьевым
хирургической школе. Но логичнее
было бы судить о ней не в прошедшем,
а в настоящем времени. Поскольку
вся будничная работа, вся кажущаяся
бесконечной текучка неотложных
забот, в конце концов, именно
сейчас, сегодня обретают сущность
научного труда и его нравственного
осмысления. Об этом можно говорить
словами самого Григорьева:
"Сначала у нас (имеется в виду
весь его коллектив, все его коллеги)
была мысль, потом обобщили,
конкретизировали и пошли
дальше". Несколько абстрактно
сформулировано? Тогда вот вам
"конкретика". В декабре
минувшего года иркутские хирурги
Григорьевской школы представляли в
президиуме Сибирского отделения
РАМН итоги своей научной и
практической ("Мы же с больными
работаем, наш опыт связан с
пациентами, хотя достаточно много
фундаментальных представлений о
клинических происшествиях")
работы. Оценка самая положительная,
и тут же поступившее предложение
выступить с докладом на президиуме
Российской академии медицинских
наук. О престижности и
ответственности такого
предложения можете судить лишь по
одной фразе, брошенной хирургу
Григорьеву как бы вскользь, как бы в
шутку, а на самом деле очень даже
всерьез академиком Виктором
Сергеевичем Савельевым:
диссертацию защитить, это куда
сложнее…"

Евгений
Григорьевич рассказывал в Москве о
том, в чем он и его коллеги являются
"первопроходцами", если такое
сравнение уместно, когда речь идет
об операциях на человеческом
организме: о хирургии гнойных
процессов органов груди и живота; о
радикальном лечении гангрены
легкого, о гнойных перитонитах.
Словом, о недугах, схватка с
которыми ставит на кон саму жизнь.
Этот экзамен "сложнее защиты
докторской диссертации" Евгений
Георгиевич держал перед высшим
синклитом хирургов России 18 января
нынешнего года: "Для нас, иркутян,
положительный отзыв мэтров, в
частности и нынешнего главного
хирурга России академика Владимира
Дмитриевича Федорова, крайне важен.
Фактически то была независимая и
объективная экспертиза всего, что
нами наработано и осмыслено, так
что январь нынешний был для нас
удачным…".

Признаюсь,
готовясь к встрече с хирургом
Григорьевым (по необходимости
пришлось брать у него интервью чуть
более двенадцати месяцев назад), я
как бы набросала для себя схему
предстоящего разговора. Чтобы
меньше отнять у него времени.
Мерещилось нечто вроде "девяти
дней" прожитого им года. Но как
задумывалось — не получилось.
"Взлеты" на фоне того
физического и интеллектуального
напряжения, в котором он живет, как
бы не очень и заметны. И кроме того,
Евгений Георгиевич Григорьев ко
всему подходит со своей мерой,
всегда далекой от шаблона. Две
недели назад он вернулся из
Нижнеудинска, где провел
межрайонную конференцию хирургов.
От Тайшета до Заларей съехались
тридцать три его коллеги, и,
цитирую, "у нас был симпозиум; без
всякого регламента обсудили свои
проблемы. Такие встречи просто
необходимы; для меня они по
значимости выше, чем выступления в
Новосибирске или в Москве".

Вообще
член-корр Российской Академии
медицинских наук, хирург Григорьев,
ежедневно встречающийся с
человеческим страданием и
пропускающий через свои сердце и
мозг все общие беды (неслучайно
гангрену легких назвал он
социальной болезнью), не мыслит
себя вне нашего регионального
здравоохранения. Наверное, ему было
бы намного легче, занимайся он
только своим центром, своим
институтом и своей кафедрой. Но
областная администрация
предложила, и он не отказался
возглавить общественный
медицинский совет при губернаторе
Приангарья.

— Нечто вроде
"свадебного генерала"?, — шучу
я.

— Ну что вы, —
Евгений Георгиевич, не принимает
мой тон. — Губернатор настолько
глубоко вникает в наши проблемы,
что формально "числиться" при
нем невозможно. К примеру, он
разбирается во всем, что касается
пятиуровневого оказания
медицинской помощи; он знает, чем
живут фельдшерские пункты и
маленькие участковые больницы; он
не просто прислушивается к нашему
совету, но еще и контролирует, как
наши рекомендации "проходят в
жизни".

… О том,
насколько насущны рекомендации
общественного медицинского совета
при губернаторе, и как они
поддерживаются региональной
властью, можно судить хотя бы по
тому, что еще несколько целевых
программ в здравоохранении области
— по ВИЧ, по внутрибольничным
инфекциям, по сахарному диабету и
кардиохирургии — приняты нынче к
финансированию областным бюджетом,
а на очереди целевая программа по
гипертонии. В Приангарье
выстраивается общая линия обороны
против опаснейших инфекций и
болезней. Что же касается "
частностей", то каждая из них —
конкретный пациент, в драму
которого нужно вникнуть, чтобы
суметь помочь. В то утро, когда мы с
нашим фотокором Николаем Брилем в
точно назначенный час пришли к
Евгению Георгиевичу Григорьеву, он
только что спустился на "свой"
шестой, где его рабочий кабинет,
этаж с девятого, где в отделении
реанимации проходил консилиум у
постели молодой женщины, "очень
тяжелой", страдающей
симптоматической гипертонией —
следствием патологии почек,
надпочечников.

— Но вы же
хирург, Евгений Георгиевич,
гипертония, кажется, не по вашей
части…

— Я общий
хирург, — поправляет он. — А смысл
общей хирургии в том, чтобы иметь
достаточно профессиональное
представление даже в той области, в
которой сам не оперируешь.

Доктор
медицины, кстати, один из
однокашников хирурга Григорьева по
институту, Юрий Бельков назвал его
не общим, а поливалентным хирургом.
Значит, разносторонним,
разноплановым, поднявшимся над,
казалось бы, неизбежной сейчас
"узкой специализацией" в
медицине. И тут нам в самый раз
вернуться к понятию "школа
Григорьева". Врач, одним из
первых в России выполнивший
внутрикоронарный тромболизис (1983-й
год) — способ, который позволяет
рассасывать тромбы в сосудах крови,
что при остром инфаркте снижает
смертность фактически в два раза.
Медик, чье слово очень весомо на
любом консилиуме. Профессор
Евгений Георгиевич Григорьев сам
себя считает учеником человека, чью
судьбу в медицине легкой никак не
назвать. На титульном листе одной
из книг, обобщающей уникальный опыт
центра реконструктивной и
восстановительной хирургии,
кафедры госпитальной хирургии и
академического института хирургии,
увидевшей свет в этом году под
редакцией докторов наук Евгения
Григорьева и Александра Когана, я
прочла: "Памяти главы школы
восточно-сибирских хирургов,
талантливого хирурга и ученого,
профессора Всеволода Ивановича
Астафьева посвящается". Взгляд
на саму профессию унаследовал от
него Евгений Георгиевич Григорьев:
хирурги балансируют на острие
случая, а хорошие хирурги всегда
соотносят риск операции с риском
потери больного; такая уж она,
хирургия, не дающая права на ошибку,
но и отторгающая слабых и
нерешительных.

Казалось бы,
такой внутренний конфликт, такая
сшибка противоречий в деле,
которому отдано более четверти
века, должны были бы отразиться на
его характере, на всем его
восприятии мира. Но нет! Он
удивительно гармоничен. Дома у него
всегда под рукой "чуть повыше
Булгаков, чуть пониже Ильф и
Петров": призвание приучило
поверять ироническую горечь жизни
мудростью юмора. Может, потому он
так органично и вписался в контекст
нашего сумасшедшего времени — этот
хирург Григорьев?