Сиди,
дед, крепко

Анатолий
УВАРОВСКИЙ,
капитан первого ранга в отставке

У него
смуглое морщинистое лицо, чуть
выпуклые коричневые глаза. Дед
вышел из подъезда в пиджаке, на
котором вкось и вкривь блестели
несколько медалей. Сесть не на что —
теперь возле домов скамеек днем с
огнем не сыщешь.

Во дворе
виднелись детская площадка и
сгорбившаяся металлическая горка с
оторванным жестяным листом, а рядом
— парные раскуроченные качели.
Недалеко круглой тумбой застыла
карусель. "Совсем, как я, и вокруг
вид не лучше — все, как у
стариков". Вдали громоздились
металлические гаражи, словно стадо
разновозрастных слонов.

Из подъезда
выглянула старушка, соседка по
лестничной площадке, и тут же
нырнула обратно. И вскоре вернулась
с небольшой лавочкой. Она знала, что
к соседям приехал старик навестить
родню. Ее услужливостью он был
доволен, хотя и не хотел ее
беспокоить. Устроился на лавочке,
поднял свое морщинистое лицо
навстречу лучам сентябрьского
солнца, и на лице еще четче
выступили следы грусти.

Во дворе в
этот час никого не было. Тишина.
Лишь время от времени доносился шум
машин, проезжавших за домом.
Накатывала дремота и всплывали
воспоминания.

Он входил в
число тех новобранцев, кто был
мобилизован последним военным
призывом. Много воды утекло с тех
пор: жил в гарнизонах и в городах, в
конце концов осел в деревне.

Теперь яркой
картиной встала перед ним суета
последних деревенских лет:
опустевшие магазины, поездки в
райцентр за какой-нибудь бумажкой,
неразгибаемый надсадный труд на
огороде, шакальство доморощенных
бомжей — все это его мучительно
раздражает. И не дает покоя все один
и тот же вопрос: и когда же это
кончится?

От
внезапного грохота железа он
вздрогнул и услышал дикие вопли:
"Выше!", "Чертяга, еще!",
"Толкай!" Два парня истошно
хохотали и орали. Один раскачивал
качели до предела, второй толкал
навстречу раскуроченное сиденье, и
они, ударяясь, производили грохот и
скрежет. У парней это вызывало
истошный хохот.

— Прекратите
сейчас же! — возмутился старик. —
Безобразники!

Две пары глаз
уставились на него. Парни подошли.

— О, ветеран!
— удивились и тут же свалились
мешками на лавочку, притиснув
старика с обеих сторон.

— Что такое? —
возмутился он. — Ошалели?

— Мы ни-ча-го,
мы…

— Он хочет
сказать, — перебил другой, — чтобы
ты вдолбил ему примеры ге-ро-изму…

Оба
загоготали.

Старик
присмотрелся: один среднего роста,
коренастый и пухлолицый, в белых
штанах, второй — рослый, его черные
глаза сверкали, в нем было что-то
злое. Внимание привлекли его руки,
которыми он постоянно размахивал,
они показались какими-то
шершавыми…

— Дед,
расскажи нам без…

Пухлолицего
опять перебил Шершавый:

— Он хочет
сказать, чтоб без вранья. Поведай
нам, как настоящее радио сейчас: что
было, то было. Я помню одну встречу с
фронтовиком в нашем классе. Был
какой-то праздник, и он рассказал об
одном случае: "Дело было в лесу.
Со мной был один боец, и мы
заготовляли дрова. Он набрал охапку
поленьев и отправился в землянку.
Топор я воткнул в пенек. Подошел к
дереву и присел к нему спиной, вдруг
свист и… ба-а-бах! Меня свалило,
хочу встать — ноги подкашиваются.
Взглянул на пенек, мать честная!
Топора-то нет. Глазам своим не верю.
Боец появился. Помог мне. "Ничего,
— говорит, — не понимаю — ты жив, а
где топор?"

Класс
хохотал, и он вместе с нами. Кто-то
из учеников выкрикнул: "Надо было
топор объявить без вести
пропавшим". И снова все хохотали.
Несколько лет прошло с той встречи,
а я помню слово в слово.

— Деда, —
вступил в разговор Пухлолицый, —
скажи, пожалуйста, как лучше вас
называть: фронтовик, участник ВОВ,
ветеран, бывший красноармеец,
солдат, боец, победитель? Во, это,
наверное, удачнее.

И оба
самодовольно ухмыльнулись.

— Язвите,
молокососы? — разгневался старик и
покрутил пальцем у виска. — У вас
что — нарушена схема внутренней
проводки?

— Хорошо, дед,
не обижайся, — кашлянул Шершавый. —
Мы не о вас, мы вообще… у вас и
наград-то раз, два и… У других
иконостас целый.

Старик был
человек действия, но тут не знал,
как поступить:

— Мозгляки! —
и он сплюнул. — Нашли, называется,
занятие. Вот что, — сердито закончил
он затянувшийся разговор, — ходить
умеете, ну и катитесь ко всем
чертям!

К дому
подходили и подъезжали жильцы,
вскользь бросали взгляд и
скрывались за железными дверями.

— Все, дедуля,
поплыли мы, — подал голос
Пухлолицый. — Вот вы как считаете,
кто мы? Информируем: мы хоть и
молодые, но не принадлежим ни к
какой, как бы точнее сказать…
Короче: круто, классно, клево и
прочее считаем
изъянным-обезьянным.

— Дед, —
обратился Шершавый, — пивка
глотнуть не хочешь с нами? Тут
недалеко, вон за тем домом.

— Обойдусь!

—
Неправильно сидишь, деда.

— Сижу и сижу.

— Нет, мы
поможем тебе сесть по-другому.

Тут они взяли
ветерана за оба локтя, приподняли и
спрашивают: "Как тебя — тихо
опустить или сначала встряхнуть,
как куль с картошкой, и
придавить?"

Старик
выругался оскорбительно.

— Ладно,
мирные мы. Опускаем. Слушай наказ:
сиди, дед, крепко на страх врагам,
как говорится, ближним и дальним.

Похлопали по
плечу и скрылись…

Расположились
друзья под тентом, натянутым у
магазина.

— Что это
такое! — услышал Шершавый голос
своей матери, возвращающейся домой
после работы. — Тебя спрашиваю!
Звоню домой, никто не отвечает. Где
дядя?

— Какой дядя?
— изумился Шершавый.

— Ты еще
спрашиваешь? Что я вчера по
телефону тебе сказала? Ты где
пропадаешь? — она махнула рукой,
повернулась и пошла прочь.

Он схватил
Пухлолицего за рукав и озабоченно
глубоко выдохнул: "Мать не
простит, если узнает, если дядя…"

— Не празднуй
труса! — одернул его Пухлолицый. —
Запаниковал. Не такое улаживали, и
это уладим.

Через
некоторое время он продолжил:
"Все! Есть идея. Взваливай на свой
горб ящик пива. Понял? А я смотаюсь
за семгой. Понял? — вытащил из
кармана пачку ассигнаций и, толкнув
по столу Шершавому, проговорил:
"Маманя моя испытывает радость,
когда я трачу эти бумажки. Ну ладно,
полетели!"

Старуха-соседка
в тапочках, в накинутой на плечи
кофте, так же внезапно, как и в
первый раз, появилась перед
стариком: "Дэ-эк, один-то — ваш
родственник", — проверещала она.

Старик до
этого вертел в руках палку, а тут
побледнел: "Что сказала"?

— Дэ-эк,
больше ничего такого не добавлю.
Ясно?

—
Родственник, говоришь? —
переспросил он. — Теперь мне
понятно, почему мать ни слова не
сказала о сыне, заспешила на работу.

Он сорвался с
места и тут увидал родственницу,
она медленно шла к дому, понуря
голову и не видя его.

Старик взял у
нее сумку. Она ответила смущенным
взглядом. А потом заговорила
машинально, не слыша собственного
голоса.