Побег
из темноты

Олег БЫКОВ,
"Восточно-Сибирская правда"

… Много лет
назад, когда еще ничто не
предвещало погружения в темноту,
когда чтение книг было для него,
Валентина Гаврилова изысканнейшим
лакомством, в руки его попала книга,
буквально потрясающая своей
психологической глубиной. В ней
речь шла о сострадании, о
нравственном самоочищении
человека. Даже спустя годы и годы,
когда способность видеть
отодвинулась от него навсегда — он
помнит пронзительные и в чем-то
пророческие для него строки
Стефана Цвейга. "… Есть два вида
сострадания. Одно малодушное и
сентиментальное, оно, в сущности, не
что иное, как нетерпение сердца,
спешащего поскорее избавиться от
тягостного ощущения при виде
чужого несчастья. Это не
сострадание, а лишь инстинктивное
желание оградить свой покой от
страданий ближнего. Но есть и
другое сострадание — истинное,
которое требует действий, а не
сентиментов, оно знает, чего хочет,
и полно решимости, страдая и
сострадая, сделать все, что в
человеческих силах и даже свыше
их".

Именно так:
действий, а не сентиментов! Знаю
Гаврилова не год и не два — и готов
подтвердить — он человек дела.
Человек, для которого нормой жизни,
проявлением самой ее сути является
защита обездоленных, обделенных
здоровьем людей. Казалось бы, чего
суетиться, хлопотать за кого-то,
стучаться в двери высоких
кабинетов — сиди себе тихо, ведь сам
не молодой, да и незрячий к тому же.
Ан нет! Звонит на днях в редакцию
"Восточки": хочу, мол, написать
статью о несоблюдении законов
власть имущими, в частности,
Федерального закона "Об
инвалидах". Быть может, кое-кто из
депутатов и почешется, вспомнит
свои обещания перед людьми.

Конечно же,
дорогой Валентин Федорович, пиши!
Нужна такая статья. Через пару дней
он появляется в редакции, с
неизменной своей тросточкой,
"зрячим посохом", на сей раз
один, без поводыря. Я уже не
удивляюсь этому: путь в
"Восточку" Гаврилов изучил не
хуже, чем, скажем, в городскую или
областную администрации. Через
весь город, с несколькими
пересадками на транспорте, и это по
нашим-то дорогам — тут и зрячему
проблематично добраться. И конечно
же, с готовым, собственноручно
отпечатанным на машинке
материалом. Как всегда, статья
написана с блеском — не убавить, не
прибавить. И что мне особенно
импонирует — зубасто, въедливо.
Говорю об этом Валентину
Федоровичу. Смеется: ну кому же
понравится пресная сухомятина —
без соли да без перчика. Тем более
что речь идет о наших общих
болячках.

"Болячек",
действительно, пруд пруди
Вдуматься только, в нынешнем году
на поддержку инвалидов, то есть на
исполнение Закона, областное
управление социальной защиты
получило лишь 42 миллиона рублей —
это жалкие слезы. Ведь чтобы хоть
как-то "залатать" все дыры, т.е.
помочь инвалидам вести достойную,
пусть скромную, но подчеркнем,
достойную жизнь, только Иркутску
надобно около 70 миллионов, а если
брать область, то все 850. Или вот еще.
В прошлом году путевки в здравницы
по линии социальной защиты
получили всего 750 инвалидов, а ведь
в области остро нуждающихся в
лечении хронических больных,
имеющих группу инвалидности, более
112 тысяч человек! Конечно, считает
Гаврилов, неправильно все
сваливать на стрелочника —
управление социальной защиты —
сколько получает, столько и
выделяет. Вопросы эти к тем, кто
повыше.

Вспоминается
первая наша встреча с Гавриловым в
ноябре 1989 года. Валентин Федорович
работал в то время на
учебно-производственном
предприятии Всероссийского
общества слепых, что в предместье
Марата. Должность у него была самая
что ни на есть хлопотная: зам.
директора по социальным вопросам.
Пока мы беседовали, за ним
несколько раз прибегали из
бухгалтерии, что этажом ниже. Звали
к телефону. Для инвалида по зрению
эта процедура не из легких. Вот так
и живем, как бы оправдываясь,
заметил Гаврилов после очередной
такой "пробежки". На все
огромное предприятие — а это более
400 человек работающих, всего два
городских телефона. В общежитии,
расположенном на территории УПП,
проживало тогда более 60 абсолютно
слепых людей. И тоже без телефона.
Увы, насколько общество
нравственно, настолько оно и
милосердно…

И это, и
многое другое, все, что наболело,
выплеснулось на отчетно-выборном
собрании, ради которого я и
прикатил в тот ноябрьский день на
предприятие. Опять же по просьбе
Гаврилова. Он справедливо посчитал,
что сдвинуть ледяную глыбу
равнодушия со стороны чиновного
люда им одним не под силу.
Поговорят, погорячатся, выпустят
пар, а кто услышит? Надо звонить в
редакцию. Через неделю в
"Восточно-Сибирской правде"
появилась статья "Подножка
слепому", которая, полагаю, и
скрепила наши дружеские отношения.

И, поскольку
речь зашла о предприятии, которому
Гаврилов в общей сложности отдал
около двадцати с лишним лет — с
перерывами — и в качестве
заместителя директора по
воспитательной работе, и
впоследствии по социальным
вопросам, один красноречивый факт:
за это время на УПП сменилось
девять (!) руководителей. Понятное
дело, при такой чехарде работники
предприятия шли со своими бедами и
просьбами к нему, к Гаврилову.
Подкупает в нем умение выслушать,
понять, а главное — помочь, вселить
надежду. До сих пор вспоминают
здесь эпопею, связанную с
подключением к городской
теплотрассе. Сколько лет замерзали,
мучались — своя кочегарка больше
дымила, чем отапливала цеха и
помещения, а с кочегарами просто
беда — очень уж приложиться "для
сугрева" любили. Аккурат в то
время, а это было в конце 80-х, начале
90-х, прокладывали теплотрассу в
микрорайоны Топкинский и Зеленый.
Гаврилов пообещал — разобьюсь в
лепешку, а своего добьюсь. В то
время мэром Иркутска был нынешний
губернатор области Борис Говорин.
На него и сделал ставку неугомонный
зам. Тем более, что неоднократные
попытки разжалобить, убедить
районных руководителей,
специалистов, мягко говоря,
пробуксовывали. Внял аргументам
городской голова, нашел время,
побывал, по просьбе Гаврилова, на
предприятии, согласился: да, надо
помогать! И к тому времени, когда в
1996 году Валентина Федоровича
избрали председателем Иркутской
территориальной организации ВОС —
пришло в цеха долгожданное тепло…

Это короля
делает свита, а что делает человека
личностью? Валентин Федорович в
этом вопросе фаталист —
обстоятельства, повороты судьбы.
Память — вещь совершенно
загадочная, необъяснимая. Почему,
например, она нет-нет, да и
возвращает его в тот далекий 1945 год,
когда они с матерью добирались из
своей деревеньки Тихорут до
станции Харик. Дорога была
неблизкой — 15 километров — и
тяжелой необычайно. Ему,
семилетнему пацану, каждый
километр подъема казался
бесконечностью. К своей радости они
вдруг услышали рокот мотора
полуторки — вот повезло, их
подбросят! Мать помахала рукой, но
шофер, не сбавляя ходу, промчался
мимо, обдав путников жидкой грязью.
Валюха взглянул на мать. На глазах
ее стояли слезы: чего — обиды,
жалости к себе? Вот тогда в
мальчугане, может быть, впервые
шевельнулась мысль: так нельзя! Вот
он вырастет большой и обязательно
станет шофером и, будьте уверены, не
проедет мимо какой-нибудь старушки,
непременно посадит, подвезет…

Кто знает
истинную цену справедливости,
состраданью? И снова память
возвращает к 1951 году, когда его
отца, честнейшего и совестливого
работника, посадили в тюрьму. Тогда
они жили в Зиминском районе, в
Толмачево. Отец работал продавцом в
сельпо. Товар невесть какой —
кое-какая одежонка, продукты. Был
Федор Гаврилов на хорошем счету в
районе, его ставили в пример. Время
от времени он ездил в Батаму, сдавал
деньги. Как-то, собираясь для отчета
в очередной раз, отец никак не мог
отыскать последнюю квитанцию — ну,
хоть убей, не помнит, куда сунул.
Хотя ее содержание помнил до
последней запятой. Изрядно
поколебавшись, взял да и подделал.
Бумажка прошла, никто ничего не
заметил, — ведь обмана-то никакого.
Вернувшись домой, Федор, к тому
времени отец пятерых детей, к своей
радости, а, как потом оказалось, к
несчастью, обнаружил пропажу. Ему
бы промолчать, а он, доверчивая
душа, хвать бумажку да и помчался в
Батаму, дескать, нельзя ли тихонько
заменить справку на подлинную. Не
оценили его честность, и в
результате — 8 лет тюрьмы. "За
подделку документов". Правда,
через два года, после кончины
"величайшего из великих",
справедливость все же
восторжествовала, отца
амнистировали…

В школе
Валентин учился играючи, на
пятерки. И даже арест отца, болезнь
матери, связанные с этим
переживаниям не отразились на
успехах в учебе. Времена были
известно какие — голодные да
холодные. Но все-таки изыскали в
школе возможность хоть как-то
помогать особо нуждающимся. Среди
них Гаврилов значился одним из
первых — отличник, без отца. По
итогам четверти полагалась ему
новая пара кирзовых сапог — жалко
было смотреть на его разбитые
ботинки. Он уже предвкушал радость
матери, мысленно примерял обновку,
а тут вдруг новое решение педсовета
— обувка будет выдана тем ученикам,
у которых отцы погибли на фронте, а
у него того, сидит. Кому какое дело,
что ни за что… Сапоги получил Сашка
Никитин, добрый, старательный
мальчик. Шел Валюха из школы и
плакал. Хотя и понимал, что и Сашке
нужны сапоги не меньше, чему ему, но
обидно. Это был один из тех
моментов, когда пришло осознание
несовершенства мира. Шлепая по
весенней грязи в своих дырявых
башмаках домой, он снова вернулся к
простой и такой согревающей мысли:
он всегда будет делать людям только
хорошее…

Не знал тогда
Валентин, что судьба
предопределила для него не самую
радужную перспективу. И первый свой
шаг к роковому стечению
обстоятельств он сделал в 1954 году,
когда поступил в Черемховский
горный техникум, проработав перед
этим год маркировщиком в
леспромхозе. Специальность выбрал
интересную — подземная разработка
угольных месторождений. Он
по-прежнему много читал, рисовал,
строил планы, как вдруг… Это
случилось во время
производственной практики — с
мальчишеской бесшабашностью он
прихватил домой немного взрывчатки
— не оставлять же ее на полигоне.
Тогда и прогремел тот взрыв,
перечеркнувший все былые мечты,
увлечения, пристрастия.

После ряда
тяжелых операций в том же году
вернулся в техникум, уже имея
вторую группу инвалидности по
зрению, но не поддался слабости,
спасибо преподавателю математики
Лидии Ивановне Бойкевич — убедила
она парня не забирать документы из
техникума, закончить учебу. Да и
ребята поддержали своего боевого
комсомольского секретаря — давай,
Валюха, тяни.

И он вытянул.
В июне 1958-го вышел на защиту
диплома. Председатель
экзаменационной комиссии директор
шахты N 7, будущий министр Михаил
Иванович Щадов одобрительно
похлопал по плечу выпускника:
молодец, Гаврилов, держись!

Валентин
понимал, что былые жизненные
ориентиры уже не для него. На шахте,
куда он получил направление, теряли
смысл и знания, и сноровка: ничего
не поделаешь — остаточное зрение.

И он
поступает на историческое
отделение филфака Иркутского
госуниверситета. И он не был бы
Валентином Гавриловым, если бы и
здесь не заявил о себе своими
способностями и в первую очередь
талантом доброты, общения,
искренности. К этому времени
относится и его знакомство с
Антониной, его будущей супругой.
Последствия взрыва настойчиво
напоминали о себе, в очередной раз
привели его на больничную койку.
Здесь, в глазной клинике, они и
встретились. Тоня, будучи сама
пациенткой клиники, ухаживала, даже
кормила этого улыбчивого
приветливого парня, когда он около
двух недель был прикован к постели.

Молодость,
она и есть молодость. И снова учеба,
веселые студенческие вечеринки в
общежитии. Получив диплом с
отличием, приходит на детскую
туристическую станцию методистом
по туризму и краеведческой работе.
Но, увы. Зрение продолжало
ухудшаться. Работа, которая сначала
увлекла, закрутила, начала терять
свои краски, привлекательность. А
делать что-то вполсилы, абы как,
Валентин не мог — ну не тот у него
характер! Так он оказался в новом
своем ореоле — на Иркутском
учебно-производственном
предприятии Всероссийского
общества слепых.

Эта дата — 1
августа 1969 года — стала еще одним
рубежом в постижении и себя, и
людей. Ведь его новая ипостась —
зам. директора по воспитательной
работе, и где — в коллективе весьма
и весьма специфическом — требовала
новых знаний. И прежде всего в
области этики, психологии. Ведь мир
человека, обделенного здоровьем —
это особый мир, хрупкий, уязвимый.
Здесь, как нигде востребованы такие
качества, как чуткость, терпимость,
отзывчивость на чужую боль. Именно
этих качеств, в чем мы убедились,
нашему герою не занимать. Не
случайно через десять лет, в 79-м,
Гаврилова избирают председателем
областного правления общества
слепых. Работа, как свидетельствуют
члены общества, заметно оживилась,
застоявшийся механизм мало-помалу
закрутился — впервые в России об
иркутянах заговорили, появились
публикации в центропрессе,
например, когда, по инициативе,
Гаврилова стали устанавливаться
международные контакты, в
частности, Иркутского правления
ВОС с японскими коллегами.
Свободней задышали и первичные
организации — что ни говори,
веселее живется, если тебя
замечают, поощряют. Переходящие
вымпелы, премии — все эти атрибуты,
бесславно нынче забытые — при
Гаврилове действовали! Сколько
было противников, когда, скажем,
зашла речь о переводе захудалого
Черемховского филиала УПП в
Ангарск, но ведь стоила игра свеч! В
город нефтехимиков вскоре
потянулись делегации — посмотреть,
поучиться.

Такое
случается — у работящих да
удачливых, к тому же нестандартно
мыслящих, нередко появляются
завистники, этакие доморощенные
Сальери. Не склонен вдаваться в
детали, но истинное значение
понятия — палки в колеса — пришлось
испытать и Гаврилову. Сумели-таки
"достать" нарушителя
спокойствия, поставить ему
подножку, вынудили оставить пост
председателя.

Но те пять с
небольшим лет, что он руководил
областной организацией, наиболее
яркая и содержательная страница. А
что касается добровольного ухода —
так не машина же, по неопытности
взял слишком высокий темп. Нужны
время и терпение, чтобы вернуться
на круги своя…

На днях
заглянул к Валентину Федоровичу
домой на огонек. Застал хозяина за
пишущей машинкой. Это одно из
любимых его занятий — писать,
отстукивать письма. Друзьям,
знакомым, и конечно же, двум
взрослым дочерям. Получив
превосходное образование в Москве
и Петербурге, разлетелись Эльвира с
Людмилой в разные края, вся жизнь
теперь — в ожидании встреч.

Дверь мне
открыл сам хозяин. Его мощное
рукопожатие в очередной раз
удивило: откуда силушка?

— У нас с
женой огород около 12 соток, —
улыбнулся Валентин Федорович. — А
кому, как не мне, его вспахивать. Вот
я каждый комочек земли и разминаю
руками.

На столе
возле тахты я увидел портативный
магнитофон и множество кассет с
записями: Моцарт, Бетховен, русские
классики. А на полу, под столом, еще
один любопытный атрибут —
шестикилограммовые гантели…