Юрий
Кукин: "На жизнь не жалуюсь"

Светлана
МАЗУРОВА, "Восточно-Сибирская
правда"

На прошлой
неделе Иркутск вновь слушал песни в
исполнении барда-классика Юрия
Кукина: "За туманом" ("А я
еду, а я еду за туманом, за мечтами и
за запахом тайги"),
"Гостиница", "Париж",
"Маленький гном",
"Волшебник", "А все-таки
жаль, что кончилось лето…"

— Не прошло и
года, а я опять у вас. Пригласили, и я
помчался в места, которые люблю, —
признался очарованной, влюбленной
в него публике Юрий Алексеевич. —
Это, наверное, мой последний
рискованный поступок — прилететь
так далеко. Через год с небольшим
мне будет 70 лет. Может быть, я сюда
уже больше не прорвусь…

Грустно…

Его песни
много лет поют на слетах,
фестивалях, в походах. "За
туманом" ("незамысловая
песенка" по оценке Кукина)
написана 37 лет назад, еще одна —
"Говоришь, чтоб остался я, чтоб
опять не скитался я…" ("Даже
неудобно говорить — за 10 минут ее
написал") — 36 лет назад. Авторство
его песен кому только не
приписывали — Высоцкому, Окуджаве…
Эмигрантам — Шуфутинскому,
Токареву, Гулько.

— Из-за моих
песенных "подвигов" меня
назвали автором туристской песни.
Невероятно, но факт. Я ни в одном
турпоходе в жизни не был, ни в одном
слете не участвовал, а стал
лауреатом четырех конкурсов! Меня
стали приглашать на конкурсы,
слеты, фестивали в качестве
почетного гостя (что мне нравится),
в качестве члена жюри (что
ненавижу), в качестве президента
(что мне в общем-то безразлично).

"За
туманом" — песня не туристская.
Там "полным-полно набиты мне в
дорогу чемоданы". Где вы видели
туриста с чемоданами? Миша Гулько
на Брайтон-бич эту "песню
туристов" превратил в "песню
интуристов".

А песню
"Париж" я написал сидя в тайге,
глядя в лес. А дописал в общаге на
Кузбассе. Через много лет я попал в
Париж (пригласил эмигрант). Я был
там 40 дней и увидел, что все, что
написал, — в яблочко. А потом мне
дали за эту песню первую премию на
слете "По местам боевых
сражений". Якобы это песня
французских летчиков!

Тренер

— Юрий
Алексеевич, правда, что вы были
учителем Станислава Жука, мэтра
фигурного катания?

— Правда.
Недолго. Я работал с Москвиным.
Игорь Борисович был моим
преподавателем. Я с отличием
закончил Ленинградский институт
физкультуры имени Лесгафта. В 1954
году нас было выпущено 8 человек на
всю страну. Нам дали карту и
сказали: "Вот — страна, ткните
пальцем, куда хотите и кем". Я
сказал, что хочу жить и работать в
родном городе Петергофе.

И был
обыкновенный каток. Летом —
футбольное поле, зимой его заливали
водой, кусок катка я отгораживал
веревками.

У нас была
школа фигурного катания (позже она
стала клубом чемпионов). И там
занимался Жук. Ему было лет 12-13. Он
не отличался хорошим характером и
был очень хулиганистым. А потом
стал чемпионом страны, известным.
Жук привнес в фигурное катание
акробатику, разные перевороты, даже
на руках стоял (а до этого фигуристы
были такими балетными…).

У нас было
разделение: Москвин занимался
парами, его жена — женским катанием,
я хорошо ставил прыжки. А когда надо
было друг друга заменить — никаких
проблем. Тогда нас было мало. И
хорошо, потому что мы были
уникальны (смеется). Тогда не было
массового катания. Коньков не было.
А потом, буквально за два года,
фьюить — и фигурное катание стало
массовым, по всей стране понеслось.

Я первым в
стране предложил ввести оплату за
занятия — 5 рублей в месяц. Надо было
нанимать людей, заливать лед. У меня
детей-то было немного — человек 60.
Но я еще был студентом в 1953 году, и,
занимаясь с ними два раза в неделю,
получал к стипендии 300 рублей. Это,
знаете, какие большие деньги были! А
потом как понеслось! У меня стало 3
школы по 400 детей. Я создал школ 10,
наверное.

Хороший вид
спорта. Но очень тяжелый. Ребенок,
занимаясь фигурным катанием,
теряет все. С утра до ночи — на
катке. Бедные дети. Они практически
не учатся. Сборы, поездки… Зато
какие возможности увидеть весь мир!

Сейчас
фигурное катание немного
поднадоело публике. Потому что его
превратили в костюмированный бал.
"У меня костюм от Зайцева". —
"А у меня — от Версаче". Спорт
отошел в сторону.

Геолог

— Юрий
Алексеевич, а как вы к геологам-то
попали? Я помню, вы как-то говорили,
что летом во время отпуска
отправились на заработки в
экспедицию со знакомыми геологами.
Так?

— Как раз все
наоборот! Какие заработки?! Я
получал в то время огромные деньги
— 6 тысяч в месяц со своими четырьмя
школами, у меня уже море денег
лежало. А мне предложили зарплату 80
рублей (это же был НИИ, ребята
немного получали). Но главное —
предложили романтику: лес, пение
птиц, закаты, медведь — хозяин
тайги…Я и песен геологов не знал, и
на гитаре не играл, они меня там и
научили. С тех пор и играю. Неделю
учился, а потом больше и не учился.

Нет, я поехал
не на заработки. Честно работал в
шахте. Зарплату платили не вовремя.
Я играл в футбол за Темиртау,
получку задерживали на месяц, и я
всем футболистам денег назанимал —
зарплату выдал (смеется).

Побывал на
Камчатке, на Урале, на Памире,
работал в районе Читы. Хорошие
времена были… Правда, недолго
ездил — лет семь. А потом…

Артист

— 22 года я
отдал фигурному катанию, а вторую
половину жизни — песне. Стал
профессиональным артистом. Ушел
прямо в филармонию. Мой друг (он
работал в "Ленконцерте")
пригласил меня: "Поехали по
югам". А я до этого никогда не был
на море, все по северам мотался.

Пришел в
худсовет, спел песни. Мне дали
ставку — восемь рублей, которую я
потом получал еще лет, наверное,
пять. И была интересная поездка:
Сочи, Ялта, Нальчик, Северный
Кавказ…

Сольных
концертов у меня тогда не было,
разве что "налево" иногда
выступишь. Право на отделение я не
имел: такое право имели Хиль, Пьеха.
Фигурным катанием уже не занимался.
Надо было на что-то жить. И тут мне
повезло. Песня "За туманом"
сразу стала известна всей стране, и
мне пошли авторские. Они копились
полтора года, а я об этом даже не
знал. И вдруг получаю 12 тысяч 500! Но
вскоре, к сожалению, запретили
платить авторские с танцплощадок,
ресторанов. Только — с концертов,
где поются патриотические песни.
Надо поднимать идеологический
уровень!

Но я
неистребим, я бессмертен. Поехал
дальше.

Я не богат
совершенно. Но и нищетой не страдаю.
На жизнь не жалуюсь. Все нормально.

Я — последний
романтик на земле, это точно. У меня
нет песен про Родину, про партию,
про Москву. У меня все — про себя и
через себя. И все — через
романтическое отношение к сущности
бытия.

Есть на земле
Америка — значит, там надо побывать.
И я поехал. Приезжаю, а там,
оказывается, меня любят
(русскоязычное население). Почти
всю Америку объездил. И жене
показал. Техас, похожий на Украину,
Сан-Диего, университет, где дочь
Клинтона учится, Сан-Хосе,
Брайтон-Бич (названия-то какие!). Но
песен про это у меня нет — ни про
Чикаго, ни даже про Читу, ни про
Санкт-Петербург…

Я — герой
всех своих песен. Положительный,
отрицательный… Это, как я говорю,
культ личности.

У меня 40
песен и порядка 500 всякого дерьма,
которые были подготовкой к этим
сорока. Я пою только то, что считаю
для себя, что называется, "честь
имею", что имею право петь. Новьем
не удивишь. Тем более — плохим. Вот я
сегодня у вас спел новую песню,
которая за 10 лет впервые появилась.
Я же не профессионал. Я никогда в
жизни этому не учился! Я учился в
институте Лесгафта — бегать,
прыгать… Я придумываю и пою. Если
утром не помню, значит, песня
плохая. А сколько их написал — не
считал!

Высоцкого
как-то спросили: "Скажите, а песни
— это серьезно?" И знаете, что он
ответил? (Эта фраза есть и на
пластинках, и в сборниках).
"Конечно. Вот Юра Кукин — сначала
левой ногой песни писал, а теперь с
сольными концертами выступает.
Значит, серьезно".

Редакция
выражает благодарность за помощь в
организации интервью
Виктору Щепину, зав. кафедрой ИрГТУ,
Александру Ощепкову, директору
бард-кафе "Менестрель".