Парадокс
нашего положения

На семинаре Московской школы
политических исследований, который
не так давно прошел в Иркутске,
присутствовал самый, пожалуй,
известный социолог России —
руководитель Всероссийского
центра изучения общественного
мнения Юрий ЛЕВАДА. Мы в некотором
сокращении публикуем выступление,
в котором Левада рассуждает о
феномене Путина и о том, как
нынешняя власть выглядит в зеркале
общественного мнения.

Урок второй

Вы помните,
что в прошлом августе, год назад,
начался год Владимира Путина,
который занял должность премьера, с
прицелом на президента. Прогремели
известные провокационные взрывы,
началась новая фаза войны на
Северном Кавказе, и ровно год назад,
к октябрю месяцу, мы заметили очень
серьезный сдвиг в общественном
мнении страны. Страна неожиданно и
сильно поверила новому лидеру, его
линии, его войне, и после этого
пошел распад почти всех
политических структур, которые у
нас существовали. Парламент
превратился в продолжение
администрации президента, а после
этого президентские выборы стали
просто церемонией. Та осень навеяла
довольно много неприятных
размышлений на тех, кто следил за
ситуацией в нашем обществе, в
общественном мнении, и за тем, что у
нас называется демократией.
Создалось впечатление, что мы
оказались в совершенно новой
реальности, единой в своем
одобрении и в своей воинственности.

Значительная
часть тех, кто слыл демократами,
превратились в воинственных
патриотов, а другая часть замолчала
и молчит до сих пор. Мы стали как
будто страной без оппозиции. Как
будто страной, которая ждет
единоначалия и готова его принять.
Ни один руководитель не приходил у
нас к власти с такой большой
поддержкой общественного мнения.
Через месяц после назначения и.о.
премьера доверие к Путину
перевалило за 50%, а к моменту его
вступления в должность президента
стало уже 80%. Это породило
настроения от патриотических до
панических, вплоть до таких,
которые выражены в не очень
известном стихотворении Окуджавы
"Давайте придумаем деспота и
проголосуем все за". Похоже, что
события развивались абсолютно по
этой рекомендации.

Что было
несколько неожиданным: у нас стал
довольно резко расти престиж
вооруженных сил и всего
"силового". Мы замеряем дважды
в году, как люди оценивают разные
структуры власти, и оказывается,
что к весне этого года заметно
выросло уважение к армии. Некоторые
люди пугались прошлого Путина, но в
целом этот испуг не был разделен. Вы
знаете, что очень немногие решились
идти против течения. Практически,
кроме прессы, которая
спонсировалась Гусинским, никто не
решился. Народ не услышал, народ не
испугался того, чем его пытались
напугать, и восторженно
проголосовал "за". Не то чтобы
уже целиком весь: как вы знаете, за
Путина проголосовало примерно
столько людей, сколько за Ельцина
на предыдущих выборах во втором
туре — 36 % населения. Но за Путиным
не было никакого прошлого, никакой
героической истории с поверженным
коммунизмом, которая всегда была
наготове у Бориса Николаевича. Не
было у Путина и никаких структур —
Ельцина поддерживали демократы и
половина номенклатуры, — а тут
победа была достигнута чисто
аппаратными ходами.

Довольно
быстро обнаружилась, что Путин и
его команда (хотя это понятие
условное, и мы до сих пор не знаем,
что это за команда, но команда
должна быть, потому что если один
человек иногда и в поле воин, но в
государстве не власть. Должен быть
кто-то, кто поддерживает, советует,
мешает, помогает и подталкивает)
общество взяли "нажимом",
нахрапом — неожиданно. Я не знаю,
кто-то это придумал или так само
получилось — по некоторым
признакам, так оно получалось
случайно, шаг за шагом, — когда
развертывалась война,
развертывалась и кампания
социально психологической
поддержки, и похоже было, что
очередной рубеж достигается на
следующей неделе, а не
продумывается заранее.

Итак,
получается, что единственное, на
что опирается власть, — это
"напор". Но "напор" должен
постоянно поддерживаться. Были
люди, которые считали, что новая
власть после ельцинских потрясений
будут стабилизирующей. Мысль, не
лишенная здравости: после всякой
бури и натиска должен наступит
период стабилизации, и в начале
нового правления многие
наблюдатели предсказывали, что
власть предъявит хотя бы претензии
на стабилизацию. Некоторые даже
стали повторять французское слово
"термидор". Это слово мелькало
и у Егора Гайдара и у Глеба
Павловского. Напомню, что когда-то,
в начале двадцатых, это слово было
очень популярным — тогда все
оживленно обсуждали, кто и какой
порядок наведет. Что получится в
итоге, они тогда не догадывались…

Но если мы
посмотрим на то, что происходило в
этом году, мы увидим, что никакой
стабилизацией и не пахло. Принципом
действия новой властной структуры
до сих пор остается новый и новый
"напор". Буквально на второй
день после того, как президент
принес присягу, началась атака на
губернаторов, потом последовала
атака на олигархов и вечная
чеченская война. Такое впечатление,
что новая власть может держаться,
только двигаясь вперед. Не одной
задачи из числа тех, которые были
поставлены, на самом деле выполнить
невозможно, и оправдаться можно,
только ставя новые задачи, затевая
новые сражения. Но вряд ли это можно
делать бесконечно.

Посмотрим,
что получилось. Была надежда, что
общество придет из постсоветского
в какое-то другое качество. Годы
правления Бориса Ельцина можно в
прямом смысле называть
постсоветскими, поскольку
собственной конструкции почти не
было: все, что мы имели и в качестве
инструментов действия, и в качестве
субъектов действия, и в качестве
препятствий, — все были обломки и
остатки того, что когда-то
называлось советской властью. Это
относится к самому президенту
Ельцину и к его окружению, к
партиям, к парламенту
переименованному из Верховного
Совета. Олигархи — это продукт
распада советских монополий в
губернаторы — продукт распада
региональной партократии (точнее,
полураспада, поскольку Вы лучше
меня знаете, что ее полного распада
так и не произошло). В конце концов и
чеченская война — это попытка
справиться с продуктами распада
советской региональной
конструкции. Все чужое, все остатки
прошлого. Единственное, что
казалось чем-то иным, — это новая
роль силовиков. И в первую очередь
это не армия , а спецслужбы. Мы много
раз спрашивали людей, и оказалось,
что, к удивлению (а некоторых и к
ужасу), люди не так уже и против: ну
пришел человек из известного
ведомства — и пусть. Люди забывают,
что армия может, а чего — не может.
Это, напомню, обстановка прошлой
осени, но с некоторым обертонами.
Теперь посмотрим, что из этого
получилось. А получилось, что,
несмотря на то, что все направления
деятельности не встретили большого
сопротивления, но тем не менее
начали рассыпаться, и это довольно
любопытно. И опросы, и политические
голоса, и думские резолюции говорят
о том, что "нахрап" властей
заставил всех растеряться и
проголосовать "за". Все
проголосовали за реформу
региональной структуры, никто не
возражал против методов войны с
олигархами, и на протяжении всего
года чеченская кампания не
встречала гласного сопротивления
(в странной надежде, что на этот раз
все может быть успешным). Тем не
менее оппозиционеров не видно, но
все линии атаки как будто
"устали" и начинают уходить в
песок.

Возьмем
такую любимую игрушку президента,
как переустройство вертикали
власти. Все испугались, все
одобрили — и общественное мнение, и
Дума. А дальше началась торговля,
начались компромиссы. Недавно мы
проводили соответствующий опрос и
спрашивали, что получилось. Более
двух третей нам сказали, что ничего
не получилось — как было, так и есть.
Некоторые говорят, что стало больше
беспорядка, и уж совсем мало
высказываются в том духе, что
порядка стало больше. Наконец, есть
точка зрения, что местные власти
больше стали смотреть на Москву и
меньше думать о местных делах. Кто
выиграл от этой истории? Скорее
всего, она закончится так, как
закончились многие перетряски в
советское время.

Возьмем
войну с олигархами. Ее народ
одобрил очень быстро: в бедном
обществе, где нескольким
поколениям внушалось, что богатый —
это вор, народ очень легко поверил,
что олигарх — злодей. Люди очень
легко верят, что все эти компании
обязательно чего-то там такого
тайком натаскали и хорошо бы им
чего-нибудь пожестче показать. Но
довольно быстро оказывается, что
власть не способна от всего этого
оторваться. Она выросла на тех же
продуктах распада советизма, что и
олигархи, и ничего предложить
взамен не может. Причем парадокс:
опросы свидетельствуют, что люди
уверены в том, что наиболее
коррумпированы именно
государственные структуры, но в
борьбе с коррупцией в первую
очередь надеются на государство.
Это заколдованный круг.

В результате
появляется проклятое слово
"компромисс" — проклятое для
сторонников "напора" слово (ну
какой же напор, если с кем-то надо
договориться?!). Когда отпустили
Гусинского, люди ответили нам, что
самая вероятная причина — что они с
властью о чем-то сговорились. Никто,
правда, не знает, о чем, но сам запах
того, что можно сговориться, лишает
смысла всю политику напора. То же
происходит с губернаторами. Если же
говорить о Чечне, то таких
поражений, как в прошлую кампанию,
наше воинство не понесло, и такого
срама, как потеря столицы
республики, мы не испытывали, а, тем
не менее, война как-то
"затухла". Превратилась в
террористическую, карательную, и
вот все, сверху донизу, включая
главных инициаторов этой кампании,
начинают говорить, что получилось
что-то не то, что устали, что слишком
много потерь. Даже наше ко всему
готовое общественное мнение не
выдержало: когда мы спросили людей,
чего за год добился Владимир Путин,
результаты получились несколько
неожиданные.

Вопрос был
задан такой: "Насколько успешно
Путин справлялся с проблемами
наведения порядка в стране на
протяжении последнего года?". 45%
сочли, что более-менее успешно, а 48%
— что, скорее, совершенно неуспешно.
С проблемой подъема экономики:
справился — 29 %, не успешно — 65%. С
проблемой защиты демократии и
политических свобод — 30 на 53, с
разгромом боевиков в Чечне — лишь 26%
считают, что тут был успех, а 67%
считают, что успехом тут и не пахло.
С политическим урегулированием — 21%
населения усмотрели здесь успехи, а
70% — напротив, не усмотрели.
Единственное, в чем наши сограждане
усмотрели успех, так это в
укреплении позиций России на
международной арене — 65% на 28%. Во
многом это объясняется тем, что
опрос был проведен сразу после
встречи на Окинаве, которую у нас
почему-то восприняли как личную
победу нового президента. И это —
единственная область, где
большинством отмечен успех. Тот
конь, на котором Владимир
Владимирович въехал в Кремль,
споткнулся. Война выдохлась, и 90%
населения говорят, что страна
устала от войны.

Тем не менее
показатель одобрения деятельности
Путина остается весьма высоким. Мы
мерим отношение населения к
властям по нескольким показателям,
самый простой из них — насколько
люди одобряют его деятельность. В
тот момент, когда Путин получил
реальную власть, показатель его
одобрения был 84%. Сегодня он
спустился до 70%, а после всех
потрясений августа — и до 60%. Тем не
менее это много. Тем более что когда
спрашиваешь конкретные вещи, то все
оказывается вроде бы плохо, а в
целом остается все равно хорошо.
Почему? Потому что общий рейтинг
оторвался от реальности. Люди сами
сочинили его, на базе своих надежд и
опасений в отношении Путина. Раз
этот рейтинг не привязан к
конкретным делам, то он так сам по
себе и летает, как воздушный шарик.

Хуже другое —
за этот год исчезла
альтернативность в политической
жизни: в парламенте, в партиях, в
масс-медиа. Нет ни одного человека,
который бы попытался использовать
ошибки и провалы последнего
времени для того, чтобы предложить
что-то иное. Этот весьма странный —
даже для нас — политический пейзаж
когда-нибудь должен измениться. Его
изменит появление новых людей,
новых сил. Если рассуждать в чисто
аналитическом плане, то должен быть
какойто авангард, какая то элита,
которая сможет дать людям новую
надежду. Если же на горизонте
никого нет, то им остается
надеяться на того, кто есть. И в этом
— парадокс нашего положения.