Память
сердца
Размышления о
книге И. Черемных
"Моя деревня Паберега"

Владимир
КОРНИЛОВ, член Союза писателей
России

Коренной
сибиряк, уроженец деревни Паберега
Братского района Иннокентий
Черемных живет и здравствует на
родной сибирской земле, в городе
Братске. Он отметил недавно свое
75-летие, пишет замечательные книги,
дарит людям тепло своего
человеческого общения во время
творческих встреч с читателями в
городских и сельских библиотеках и
клубах, на рабочих площадках и в
школах. Повесть Черемных "Моя
деревня Паберега" первоначально
была задумана им как первая часть,
дополнявшая вышедший ранее роман
"Лихолетье", к которому
писатель возвращался в последние
годы и, продолжая работать над ним,
постоянно углублял его, вносил все
то ценное, что было выхолощено на
страницах романа цензурой. Но по
мере работы замысел автора
расширялся, память сердца
подсказывала ему все новые и новые
события и картины, встававшие зримо
перед глазами, из той далекой жизни,
когда он, будучи мальчишкой, вместе
со всеми познал на себе, а не
понаслышке, голод и холод суровых
по своей жестокости лет
коллективизации. Не забыло сердце
писателя и свято чтит до сих пор и
своего прадеда Василия Черемных,
оказавшегося в "тысяча
восьмисотых годах неизвестно как и
почему на стрелке двух рек — Оки и
Ии". Все художественные образы —
не надуманные персонажи, а живые,
волнующие нас своими судьбами люди.

Одни из них
симпатичны нам своей мужественной
правотой, порядочностью, не
унывающим ни при каких жизненных
обстоятельства характером. К ним
можно отнести, в первую очередь,
Ненилу Тельнову, одну из самых
заметных и колоритных деревенских
фигур.

Другие же,
наоборот, вызывают у нас чувства
отвращения и неприязни, так как они
живут не в согласии со своим
народом, а подличают против него.

Таким
отрицательным персонажем в повести
является уполномоченный райкома
партии по проведению
коллективизации и сдаче налогов
государству. Очень метко дана
Иннокентием Черемных его
портретная характеристика. Зоркий
с детства глаз Тешки и тут не подвел
писателя. Буквально несколькими
точными штрихами нарисовал он
образ этого бездушного, жестокого
человека.

"В избе
Ивана Бога сходка… Мы валялись на
полу у ног взрослых, смотрели на
приезжего дядьку в кожанке, он один
за столом сидел. У него глаза
косили, и я думал, что он видит сразу
всех". Отсюда такое
недружелюбное прозвище Косой,
данное ему жителями Пабереги.
Проводя агитацию по вступлению
крестьян в колхоз, уполномоченный
прибегал к разным незаконным
методам, лишь бы выполнить план
коллективизации: к угрозам, обману
и другим ухищрениям, обещая
освободить от налогов тех, кто
первым запишется в колхоз. Угрозы:
"Раскулачим, вышлем в
Туруханск" — нагоняли страх на
людей… Перепуганные, оставшиеся
без хлеба люди вступали в колхоз.

… И,
несомненно, вызывает у нас
человеческие симпатии образ
председателя колхоза
двадцатипятитысячника Василия
Прокопьевича Романова — сильного,
волевого человека и настоящего
хозяина земли, который, не в пример
Косому, не гнался за "липовыми"
результатами, а требовал с
колхозников добросовестного
отношения к работе и бережного
ухода за техникой. "Уважали его
за наведенный в колхозе порядок, за
заботу о людях. Все лето в столовой
не выводились сохатиное мясо и
рыба… Но веселое и сытое время
подходило к концу". Вновь весь
собранный хлеб заставили сдать до
последнего зернышка государству, а
для колхозников на трудодни
остались лишь отходы. Вскоре
Василия Прокопьевича вызвали в
Братск, и он больше не вернулся…

… Начавшиеся
по наветам Косого и его
"активистов" аресты в Братском
районе в 1937-38 гг. наводили на всех
ужас. Только в селе Шаманово было
арестовано 92 человека, а вернулись
назад — семь… Готовился к этому и
отец Тешки из-за того, что не раз
попадал на черную доску.

— Посадят
меня — не ленись, ставь ловушки на
ушканов, на реке — уды, корчаги, как
мужик, корми семью, — наставлял он
Тешку. — В нашем краю стыдно умереть
с голода.

Разумно
пользовались люди кладовой
природы. Ягоды и грибы выходили
собирать всей деревней в
положенное время. Охотились также
не ради баловства и
"первобытного" азарта, добывая
себе птицы и зверя столько, сколько
требовалось семье, — и тоже в
отведенное для этого природой
время, чтобы не подстрелить
преждевременно молодой выводок
птиц или не окрепшего еще и не
набравшего силу зверя.

Из поколения
в поколение прививалась людям эта
любовь к родному краю. Такое же
понимание разумного отношения к
природе унаследовал от отца и
Тешка. Потому и смог сохранить он до
сегодняшнего дня в своем живом,
трепетном сердце художника эти
живописные картины детства: будь
это утопающая в зарослях черемухи и
смородины заимка Утузилка или
благоухающая сенокосными угодьями
Казерба.

… И эта его
неистребимая любовь к природе и ко
всему живому призывает нас
задуматься, пока не поздно, сберечь
все то, что еще не выжжено, не
вырублено и не поругано нами на
этой горемычной земле.

С сыновней
теплотой и чувством сострадания
доносит до нас Иннокентий Черемных
образ своего отца — не очень
разговорчивого, скупого на
родительскую ласку, но доброго и
сильного духом человека. Никакие
жизненные невзгоды — ни в деревне,
ни в Иркутске, куда он с семьей
временно уезжал из колхоза на
заработки, — не смогли согнуть
этого трудолюбивого человека.
Любое дело горело у него в руках. И
люди говорили о нем с уважением:
"Вот человек! Рожден для
работы".

Но его семья
так и не смогла вырваться из
необоримой нищеты… Как видим из
автобиографического
повествования, нужда лейтмотивом
звучит на протяжении всех лет
колхозной жизни.

…Тешка
работал уже трактористом после
окончания курсов в Шамановской МТС,
когда началась война с Германией и
был объявлен призыв мужиков разных
возрастов в армию. "Вдоль берега
реки тут и там задымились бани… По
баням узнавали, кому повестка
пришла. Скоро затопилась и для меня
баня. Не успела баня остыть,
принесли повестку тяте…"

… Война!
Сколько жизней переплавила она в
своем жестоком, неостывающем
горниле, сколько исковеркала
людских судеб, оставив жить их
наедине с горем?! Опалила она своим
грозным дыханием и жителей
Пабереги. "Вскоре стали
приходить письма с фронтов, и
ребятишки деревни, как никогда,
вставали рано… рассказывали, что
пишут отцы… И как только
показывалась из ворот серая морда
кобыленки почтальона деда Семена,
парнишки и девчонки гурьбой бежали
навстречу ей:

— Деда! Деда!
На письмо тяте!

Когда он
привозил письма треугольниками, то
был в приподнятом настроении и,
повстречав детей, бодро
разглядывал их, шутил над ними".

Но письма в
строгих четырехугольных конвертах,
подписанные казенным почерком, все
чаще стали приходить в Паберегу.
Семен Иванович от этих писем
"словно таял на глазах всей
деревни. Неузнаваемо переменилось
его лицо. Едва виднелись глаза в
глубоких ямах. Белой, как лунь,
стала большая голова. Опустились
плечи".

Невозможно
без слез читать эти выстраданные
писателем строки о нескончаемом
людском горе и не сопереживать ему.

Образ Семена
Ивановича Тельнова — один из самых
удачных, на мой взгляд, и поистине
великолепных художественных
образов, созданных автором на
страницах произведения.

Перед тем как
поставить последнюю точку в статье,
считаю необходимым ознакомить
читателя с высказываниями
литературных критиков о предыдущем
творчестве автора. В.В. Михальский
писал о повести Черемных "После
войны": "Я хочу порадоваться за
издателей, выпустивших достойную
книгу бывалого человека, к тому же
еще и безусловно одаренного, яркого
писателя". А вот что говорил о его
романе "Однополчане" лауреат
Государственной премии СССР Семен
Шуртаков: "Однополчан" я читал
не только с нарастающим интересом,
но и с глубоким волнением. Это
суровое свидетельство очевидца,
беспощадная, никакими приправами
не подслащенная правда о великой и
страшной войне… Правда о великом
нечеловечески трудном подвиге
нашего русского советского
солдата".