Пропитый
день равняется прожитому

Елена ГУЩИНА,
журналист

Листая папки
с уголовными делами, поражаешься,
как же эти истории похожи: выпили,
закусили, скинулись или украли, еще
выпили, поссорились, ударил…
Разница лишь в том, чем ударил —
ножом, бутылкой, лопатой — да
осталась ли жертва в живых. Как
правило, никто потом толком не
может объяснить причину
происшедшего — алкоголь был
главным режиссером события.

Серегу
Типунова в СИЗО помыли и откормили.
Синяки с лица сошли, цвет его
перестал быть землистым. Только
осталась привычка щуриться,
напоминавшая о севшем зрении.
Внезапно он стал необычайно
набожным, в каждом письме восхвалял
Всевышнего и просил прислать чай и
сигареты. Еду он просил пересыпать
рыбьими очистками и вообще
объедками всякими — чтобы
сокамерники побрезговали отобрать.

Характеристика
на осужденного Типунова: "За то
время, что находился в ИК-2,
неоднократно поощрялся
благодарностями, денежной премией
от администрации за добросовестное
отношение к труду. Связей с
отрицательно настроенной частью
осужденных не поддерживал,
наоборот, помогал администрации и
активу отряда. На меры
воспитательного характера
реагировал правильно и
своевременно. По складу характера
замкнутый, деятельный и тактичный.
Переписку с родственниками
поддерживал, вину в содеянном
преступлении осознает, наказание
считает справедливым. Вывод:
осужденный Типунов Сергей Иванович
встал на путь исправления.
Начальник отряда мл. л-т И.
Коваленко".

Это данные с
прошлой отсидки. Малость ошибся
младший лейтенант насчет
исправления. Бывший воришка снова
оказался за решеткой — теперь уже
за убийство своего друга, которого
знал с детства.

Все тридцать
пять лет непутевой жизни Сереги
Типунова состояли из выпивки и
отсидок. Листок информационного
центра УВД исписан полностью: шесть
судимостей общей сложностью на
четырнадцать лет. Кражи, угоны, ДТП
с пострадавшими пассажирами. К
пятой судимости суд пришел к
убеждению, что Типунов для себя
необходимых выводов не сделал и на
путь исправления не встал. В тот раз
Серега с собутыльниками взломал
летнюю кухню во дворе у соседей и
украл ковровую дорожку,
эмалированное ведро, ведро
оцинкованное, пачку стирального
порошка, два килограмма сахара, две
клеенчатые сумки и три пачки
детского питания. Похоже, если бы им
попались золото и бриллианты, они
бы их не взяли, поскольку быстро
превратить в выпивку и закуску
невозможно.

В тот день,
после которого он сел в очередной
раз, он шел по бульвару Гагарина и
встретил свою знакомую Вику. Привел
ее к себе домой в Черемховский
переулок, а свою сожительницу
Лариску побил, отругал и выгнал. Что
они там с Викой делали, он не помнит,
потому что к этому времени был пьян
смертельно. Потом пришли друзья —
штангист и Корыто, которым такая
аморалка пришлась не по вкусу. Тем
более Лариска им пожаловалась, что
Серега накануне вечером резанул ее
ножом за пересоленные макароны и,
шмыгая носом, продемонстрировала
замотанный грязной, с запекшейся
кровью, тряпкой бок.

Друзья
побили и Типунова, и незваную
гостью, которую потом выгнали, а
Лариску водворили обратно.
Восстановив справедливость, все
сели пить водку. Когда она
кончилась, отправили Эдика
Каринского, Серегиного друга,
продавать книгу, а Лариску —
семечки. Сами же пошли сдавать
бутылки. С добычей расположились на
природе, благо днем на набережной
народу немного. Пили водку, потом
спирт, потом снова водку, когда
вернулся Эдик. Когда все ресурсы
кончились, Типунов предложил
продать доски, что и сделали. Водки
хватило до Ларискиного прихода. Ее
выручку пропили уже в Черемховском
переулке втроем: она, Серега и Эдик.
Остальные сошли с дистанции.
Последнее, что запомнила
десятилетняя Маринка, Ларисина
дочь, проснувшаяся среди ночи: мама
спит пьяная на полу, дядя Сережа
уснул за столом, а дядя Эдик, в
трусах и майке, пляшет под музыку
старенького проигрывателя.

Полночи они
пили, периодически просыпаясь,
потом ссорились.

— Причину
конфликта я не помню, — объяснял
Типунов, — потому что был сильно
пьян.

Разгневавшись,
схватил кухонный нож, которым
накануне учил уму-разуму Лариску, и
ударил Каринского в грудь. После
удара Эдик успокоился и они опять
сели пить водку. Потом все легли
спать. Когда проснулись, Эдик был
уже холодный. Подумав, они оттащили
тело в соседний двор к мусорным
бакам, одежду заботливо положили
рядом и вызвали скорую, хоть и
понимали, что бесполезно. Вернулись
домой и… снова легли спать.
Разбудила их уже милиция.

Мать
Каринского в день убийства сына к
вечеру была пьяна до невменяемости
— не от горя, просто это ее обычное
состояние. Где-то через полгода она
последовала за сыном: пили с
соседкой, та по пьяной лавочке
рассказала, как ее сын на пару с
Типуновым лет десять назад вырвали
у нее сумочку. Мать полезла в драку,
вцепилась ей в горло, стала душить.
Соседка, обороняясь, схватила
лопату и раскроила ей голову. Через
неделю Каринская умерла в больнице.

Никто из них
не желал друг другу зла. У них
вообще не было никаких желаний,
кроме как влить в себя порцию
любого пойла, лишь бы ощутить снова
горячую волну по всему телу и туман
в голове, избавляющий от
необходимости думать о чем-либо.
Они все существуют в режиме
отключки: не принимать решений, не
нести ответственности, не
заботиться, не зависеть от
моральных долгов. Пропитый день
равняется прожитому. Трезвый —
потерян в пустую. Оглянитесь
вокруг, вглядитесь в лица идущих
навстречу, и вам станет страшно от
того, как много их, бесцельно
шатающихся в надежде похмелиться,
уже пьяных или еще не проспавшихся.
Бредущих по знакомым адресам и
влекомых рефлексом: там можно
быстрее урвать глоток-другой…

Общее в
истории, о которой мы рассказали, и
множестве ей подобных — то, что
жертва могла бы поменяться местом
со своим палачом и ничего бы от
этого не изменилось. И те, и другие
не собирались убивать и
одновременно могли схватиться за
нож. Никто из них к моменту
преступления не принадлежал сам
себе. Помните, как в киношных
триллерах? Человек ходит, говорит,
руки-ноги на месте, а это уже не
человек — внутри него поселился
пришелец. Так и с этими людьми
происходит: внутри каждого из них
поселилась зияющая пустота,
которую они стремятся залить
дурманом. Пустота деятельная,
угрюмо ворочающаяся, ненасытно
требующая постоянной подпитки. В
какой-то момент она из второго
"я" превращается в первое. И
все. Нет человека. Он еще ходит, ест,
пьет, разговаривает, но уже обречен.

Когда он
сделал первый шаг вниз по лестнице,
где проходит та грань, из-за которой
нет возврата? Об этом сейчас много
спорят и пишут, но однозначного
ответа нет. Известно, что плод гниет
с побитого бока: неудачные семьи
создают фактор риска. Недолюбили,
недоглядели, не вдохнули добра в
детскую душу, и та ссохлась в
стручок, семян не обещающий…

С другой
стороны, каждого из антигероев
нашей повести уводили от наказания
тогда, когда они уже заслуживали
его на полную катушку. Людская
мораль сегодня сильно изменилась:
исчез страх стыда, остался только
страх наказания. Если этот страх
перестает действовать, на волю
вырывается стихия —
непредсказуемая, неуправляемая и
разрушительная. Она сметет всех
подряд — напрасна надежда
отсидеться в собственной
добропорядочности. Любого из нас
могут убить также, просто потому,
что попались под руку. Преступники
— не пришельцы извне, а часть нас.
Они рождаются, живут среди нас — в
соседнем доме, на соседней кухне,
через стенку. Потому это — наша с
вами проблема, и никто ее за нас не
решит…