Покуда
сердца стучатся — помните!

Леонид БОГДАНОВ,
журналист, участник Великой
Отечественной войны

Выступая как-то в Жигалово с
рассказом о своих журналистских
поисках и находках, я услышал от
одного молодого человека: "А
стоило ли побеждать в Великую
Отечественную? Не лучше ли было
сдаться немцам?" Тогда такой
вопрос поразил своей циничной
меркантильностью.

Но вот прошло более
десятка лет, и он уже не удивляет. За
это время ложь о войне и нашей
армии-освободительнице
расползлась как раковая опухоль, а
идея необходимости капитуляции
СССР перед фашистской Германией в
1941—1945 годах постоянно подается
некоторыми СМИ. А учебник
отечественной истории для
российских школьников,
переписанный с помощью западных
"друзей", подвергает ревизии
уже всю нашу истории ХХ столетия.

Неудивительно, что и
в дни празднования 55-летия Великой
Победы мне опять довелось
столкнуться с идеологическим
постулатом: "Лучше бы мы сдались
Гитлеру!" У каждого фронтовика
такое заявление вызывает искреннее
возмущение. Но придержим эмоции.
Давайте документально разберемся в
вопросе, от чего спасли наши воины
свой народ и народы Европы.

Передо мной
книга, выпущенная московским
издательством "Терра" в 1996
году, под названием "Откровения и
признания". Это, по сути,
уникальная книга. В ней собраны
секретные речи, дневники и
воспоминания нацистской верхушки о
войне третьего рейха против СССР.
Одним из невольных "авторов"
этого сборника является сам Гитлер.
Здесь собраны его высказывания,
которые он делал в узком кругу
приближенных, когда считал, что
никто, кроме них, его не услышит. Эти
высказывания сохранились
благодаря тому, что специально
подобранные Борманом чиновники,
начиная с июля 1941 года,
стенографировали каждую фразу
Гитлера, сказанную даже за
обеденным столом.

Итак, ставка
фюрера. Уже месяц с лишним, как
началась война и вермахт
продолжает успешно рваться в глубь
СССР. Избранные из избранных с
затаенным дыханием слушают за
ужином поглощающего пищу полубога.
Каждое сказанное им слово — закон
для рейха. Он один решает за
Германию, слушающие его всерьез
считают, что воля их фюрера
определит судьбы мира на ближайшую
тысячу лет. И Гитлер обещает: новая
граница рейха будет простираться
до Урала. Он заявляет, что сможет
держать это восточное пространство
под контролем с помощью всего 250
тысяч солдат плюс кадры хороших
правителей. Не может быть худшей
ошибки, подчеркивает Гитлер, как
пытаться просвещать находящиеся
там массы. Достаточно, чтобы эти
люди могли разбираться в дорожных
знаках.

Такое
будущее ожидало "этих людей" —
русских, если бы фашистские планы
завоевания России осуществились.
События на фронте развивались еще в
пользу вермахта, и Гитлер продолжал
за очередным ужином живописать
будущее:

"После
заселения русского пространства
рейсбауэр (импортированный в
Россию немецкий фермер — Л.Б.) будет
жить в выдающихся по красоте селах.
Немецкие учреждения и власти будут
размещаться в великолепных
зданиях, губернаторы — во дворцах.
Города будут обрамляться в радиусе
от 30 до 40 километров кольцами
красивых деревень, соединенных
между собой прекрасными дорогами.
За пределами всего этого останется
другой мир, в котором мы позволим
жить русским. В случае революции
все, что понадобиться, — это бросить
несколько бомб, и все будет в
порядке…"

В другой
вечер, как бы продолжая все ту же
тему:

"У нас нет
ни малейших обязательств по
отношению к русским. Слово
"свобода" для них означает
право мыться по праздникам. Наша
задача одна: германизировать эту
страну путем ввоза туда немцев, на
коренное же население надо
смотреть как на краснокожих".

Наши войска
сорвали план молниеносной войны.
Поражением для немцев окончилась
битва за Москву. Но лютая ненависть
продолжает жечь Гитлера:
"Никаких прививок для русских и
никакого мыла, чтобы смывать с них
грязь! Зато пусть у них будет
сколько угодно спирта и табака".

"Мы должны
стремиться к тому, чтобы выжимать
из занятых нами областей все, что
только можно… В наших интересах,
чтобы в каждой деревне была своя
секта. Даже если таким образом в тех
или иных местах возникнет культ
колдовства, как у негров или
индейцев, мы будем это только
приветствовать: это усилит
разъединение в русском
пространстве…".

"Мы хотим
ведь, чтобы в один прекрасный день
вся бывшая русская земля была
заселена немцами. Если какой-нибудь
идиот попытается запретить в
занятых нами восточных районах
продажу противозачаточных средств,
я лично его расстреляю… У туземцев
нужно подавить само желание
пользоваться гигиеническими
мероприятиями. Поэтому следует
хладнокровно распространять среди
них суеверные представления о том,
что прививка — дело чрезвычайно
опасное… Что касается
смехотворной сотни миллионов
славян, то лучших из них мы
переделаем на свой лад, а остальных
изолируем в их свинарниках. Те из
немцев, кто станет говорить о
необходимости заботы о местном
населении и распространении на
него цивилизации, отправятся прямо
в концлагерь!.."

Таковы были
поразительно наглые планы Гитлера
в отношении Европейской части СССР,
которую он хотел превратить в
обширную колонию германских
завоевателей. Однако, по замыслам
нацистов, это было лишь этапом на
пути к "онемечиванию" всей
Европы. Гитлер намеревался создать
"коричневую империю", которая
должна была раскинуться на
гигантском пространстве от
Ледовитого океана до Средиземного
мора и от берегов Атлантики до
Урала. Они не только это
планировали на бумаге, но и
пытались осуществлять на практике,
применяя невиданный террор и
невиданное истребление мирного
населения, придумав кощунственный
термин — "обезлюживание
территорий".

При
освобождении Польши мне довелось
побывать в Майданеке — первом
освобожденном нашими войсками
концлагере массового уничтожения,
устроенном гитлеровцами под
городом Люблином. Нас, группу
комсоргов полков и батальонов 1-го
Красноградского механизированного
корпуса, привезли туда, чтобы мы
собственными глазами увидели
немецкий ад и рассказали о нем
солдатам своих частей.

Хотя после
тех летних дней прошло более
полустолетия, память все же хранит
увиденное тогда: аккуратные ряды
унылых бараков, в которых жили
заключенные, 7 газовых камер, в
которых их умертвляли, примитивные
крематории, в которых трупы
сжигали. Мы видели горы
человеческого пепла, его немцы не
успели вывести на поля, и
обугленные кости, виселицы для
казни сразу десятка жертв и длинные
сараи-склады с одеждой заключенных,
их обувью и… волосами. Волосами
тех, кого палачи отправляли в печи
крематориев. Они были строго
рассортированы по размерам, по
цвету. Рассортированные таким
образом, они аккуратно
перевязывались, паковались в тюки,
обшивались в мешковину.

Первыми
узниками Майданека стали 5 тысяч
советских военнопленных,
доставленных сюда еще в сорок
первом. Конечно, ни одного из них не
осталось в живых. Но они заложили
основу Сопротивления в лагере, и
подпольные группы действовали в
нем до самого освобождения.
Благодаря им было осуществлено
несколько массовых побегов. Обо
всем этом рассказал тогда
приставленный к нам гид, бывший
заключенный поляк, неплохо
говоривший по-русски. После
Нюрнбергского процесса стало
известно, что через Майданек прошло
около полутора миллионов человек 50
национальностей, большинство
которых составляли поляки, евреи и
русские.

А сколько
было таких лагерей уничтожения!
Освенцим, Бухенвальд, Маутхаузен,
Равенсбрюк и десятки других. Потому
такими великими оказались и наши
потери во второй мировой — более 27
миллионов человеческих жизней. И
вспоминаются слова Роберта
Рождественского: "Люди! Покуда
сердца стучатся, — помните! Какой
ценой завоевано счастье —
пожалуйста, помните!"