Милосердие

Элла Климова,
"Восточно — Сибирская правда"

Виктория
Владимировна Дворниченко
безоговорочно отвергает штамп: "
Хирург от бога".

— Нет, это
просто великий труженик, практик,
уважающий свое дело. . .

Мы сидим в ее
небольшом кабинете, что на первом
этаже областного онкодиспансера,
летним вечером. Она очень дорожит
такими минутами тишины, когда
прилив человеческих переживаний
спадает, начинается их отлив, и тает
напряжение уходящего дня. Темнеет
поздно, и мне еще отчетливо видна
странная картина над ее письменным
столом. Абстрактная композиция?
Некий символ, далекий от земных
чувств? Или, наоборот, вобравший все
их многоголосие, от страха и
отчаяния до надежды и веры? Она
ловит мой взгляд:

— Художник из
Якутии. Приехал к нам, готовясь к
смерти, тяжелый был. Мы вытянули, и
это его подарок. Хороший знак для
меня: раз взялся за кисти, значит,
жить будет.

— Нелегкая
профессия — стоять по многу часов у
операционного стола,— говорю ей,—
не женская.

Иронизировать
над собой она не боится:

— Конечно!
Приходишь утром здоровенькая,
румяненькая, веселенькая. Уходишь —
в зеркало на себя смотреть не
хочется, бледненькая уходишь.

Но
продолжает уже на полном серьезе:

— Зато все
нормально сделала: четко и быстро,
анатомично, одним словом.

У каждого
хирурга свое понятие об удачно
проведенной операции. Кто-то
скажет: "Красиво". Она —
"Анатомично". Значит, точно
прошла по тканям, мышцам, сосудам,
не отдав скальпелю ничего лишнего.
Да, у этой красивой женщины есть
силы по пять — шесть часов не
выходить из операционной. Но есть у
нее, как у всякого талантливого
хирурга, храбрость риска:

— Всегда
мучаешься при трудном случае: брать
пациента на стол или не брать. Не
возьмешь — а вдруг лишишь его шанса
на жизнь. Значит, нужно брать! И
вообще, помочь ведь хочется всем…

Вот это самое
"помочь ведь хочется всем"
идет уже не от ее профессии, в
которой на острие скальпеля
балансирует чья-то судьба.
"Помочь ведь хочется"— это ее
взгляд на окружающий мир, если
хотите, ее гражданская позиция,
которую она никогда не озвучивает
громкими словами, чураясь всякой
фальши. Это порыв, который во многом
объясняет ее решение войти в
предвыборную борьбу за депутатский
мандат в Законодательном собрании.
Хирург-онколог, она давно научилась
слышать и понимать физическую боль.
Волевая, энергичная, она по-женски
чутко улавливает боль душевную: все
обиды своих избирателей на
неустроенность быта, их
накопившееся раздражение на
несбывающиеся обещания, весь их
страх перед будущим. Да, именно
страх! Тот, что ненавидит она сама.
Который старается побороть в своих
пациентах: "исход операции во
многом зависит от того, как
настроен больной, и если в его
глазах ужас — будут проблемы".
Вот от унижения страха стремится
избавить она всех, кто живет в ее
Первом избирательном округе.

Конечно, врач
— профессия общественная. Но с
Викторией Владимировной
Дворниченко случай, как мне
кажется, особый. В округе, по
которому она баллотируется,
возглавляемое ею лечебное
учреждение, если можно так
выразиться,
"районнообразующее",
определяющее социальный статус
этой части города. И по тому,
прозябает ли диспансер или
известен далеко за пределами
Приангарья, можно судить о деловой
сметке главврача, о тех внутренних
силах, которые готова она отдавать
и отдавать людям, став их депутатом
в областном парламенте. Не так и
давно американский хирург-онколог,
побывав в Иркутске и
познакомившись с работой сибирских
коллег, сказал: вы делаете все, что
делают в мире. Это значит
уникальные в онкологии бескровные
(лапароскопические) операции на
женских половых органах и на
кишечно-желудочном тракте. Это
значит разработанная впервые в
Сибири методика, разделяющая
новообразования на
гормонозависимые или нет, отчего
зависит и выбор тактики лечения.
Это, наконец, значит, что, выиграв
года два тому назад грант по
радиологии, диспансер приобрел
компьютеры и создал госпитальный
регистр стоящих на его учете. Она
старается объяснить мне как можно
доступнее:

— Вот я сижу в
своем кабинете, нажала кнопочку — и
передо мной на экране вся
"картинка" интересующего меня
пациента. Мы создали электронную
версию тысяч историй болезни, можем
теперь "вести" своих больных,
даже если они живут за тысячи
километров от нас.

Я понимаю:
электронная версия историй болезни
— шаг в завтрашний день иркутской
школы онкологии. Понимаю, что
создавать ее непросто: " за этим
огромная работа всего
коллектива". Но выстроить не
виртуальные, а реальные отношения в
коллективе, объединить коллег,
сделав их единомышленниками —
разве не сложнее? Заметила: она
очень редко говорит о себе в
единственном числе. Чаще всего —
"мы". "Мы много сил и много
средств отдали, но оснастили
диспансер всем, чем могли. То есть,
мы взяли все необходимое, что пока
может вместить наше старое здание —
и получилась хорошая лечебная и
диагностическая база". "Мы
выбили отдельную строчку в
областном бюджете и вздохнули чуть
свободнее". И о своих пациентах
она предпочитает рассказывать,
объединяя себя с ними. "После
операции на гортани мы заново
учились говорить, и у нас
получилось. Правда, не так, как до
операции, но мы все равно смогли
сделать это". На самом же деле,
она своей неуемной энергией
пробила ту заветную бюджетную
строчку, которой финансируется уже
пять лет целевая региональная
программа по онкологии. Кстати, ни в
Москве, ни в Петербурге таковой
пока нет. Можете себе представить,
сколько сил ей это стоило: ведь на
уровне Российского государства
пока стройная система профилактики
и лечения онкологических больных,
несмотря на крайнюю в ней нужду, не
принята. Слишком дорогое
"удовольствие", не по карману
стране пока. Кроме Иркутска такие
программы еще действуют только в
Ростове-на-Дону, в Челябинске и в
Казани. Легко предположить, что в
этих трех городах коллеги такие же
отчаянные и настырные, как и она. На
самом деле, конечно, далеко не все
врачи, сегодня так, как она,
руководитель, "понимают толк в
современных технологиях и всячески
стараются их внедрять", сказал
мне заведующий цитологическим
отделением диспансера талантливый
ученый Юрий Климентьевич Батороев.
И, на самом деле, это она все
убеждала и убеждала одного из своих
пациентов решиться на сложную
операцию, понимая ее необходимость.
И убедила, отстояла его право на
жизнь.

Откуда такое
долготерпение? Но, с другой стороны,
может ли состояться хирург без
терпеливости, без сочувствия, без
интуиции, свойственной еще разве
что психологам? Но может ли быть
народным депутатом человек,
лишенный этих душевных
способностей: как же понимать тогда
доверившихся ему? Конечно, сегодня
пациенты идут, как выразился один
из молодых врачей, "на ее
авторитет", потому что ей верят.
Но раньше, когда она была так же
молода (господи, каких-то полвека —
разве это "бабий срок" для
умной, деловой женщины?), Виктория
Владимировна могла "часами
сидеть с больным, повторяя одно и то
же, чтобы убедить его, чтобы тот
понял, зачем ему нужно лечиться и
что его ждет в будущем".

Вы заметили:
мы всегда говорим о мужестве в
прошедшем времени. Пережили что-то
тяжкое, устояли и машинально
фиксируем в сознании: хватило-таки
присутствия духа. Между тем,
душевная стойкость каждому из нас
необходима при встрече с будущим.
Рок любит позабавиться, и неведомо,
какие шутки ему больше по вкусу.
Хирург Виктория Владимировна
Дворниченко живет именно так,
предпочитая работать на завтрашний
день. На завтрашний день своих
пациентов; своего лечебного
учреждения; теперь вот — на
завтрашний день своих избирателей.
Легко ли такое получается? Нет,
конечно: она ведь всего лишь земная
женщина; и нервы бывают на пределе,
и сердце подчас заходится перед
дверьми палат, когда ведет
врачебный обход. Но ее переживаний
не дано видеть — умеет держать себя
в руках. Я наблюдала за ней на
встречах с избирателями:
решительная, волевая, откровенная.
И все это не было игрой на зрителя.
Она такая, какая есть: при самых
сложных ситуациях, а их за время
предвыборной гонки было сколько
угодно (округ-то ее один из самых
трудных, социально необустроенный)
не поддалась отчаянию и людей
убеждала: если будем вместе, многое
изменить к лучшему на этих
немощеных, забытых улочках можно.
Между прочим, как онколог она
уверена: пациент должен знать о
своей болезни все. Но знать это
"все" он должен не ради смерти,
а ради жизни. Знать, как будет жить,
как будет "восстанавливаться"
завтра. Татьяна Геннадьевна
Барашева, высококвалифицированный
медицинский психолог, пришла в
диспансер на работу три года тому
назад по настоятельному
приглашению главного врача: "От
стрессов очень люди страдают; среди
женщин — наших пациенток — особенно
учительницы, медички, словом,
гуманитарии; мужчины тоже сдаются,
но замыкаются в себе, вот и ищешь
подходы, чтобы облегчить им шок".
По-моему, она очень точно
сформулировала нравственный
принцип, определяющий внутренний
настрой всего коллектива: мы
нацелены на будущее; мы обязаны
научить наших пациентов, как жить
завтра.

О чем они,
люди в белых халатах, мечтают? О том,
чтобы в их диспансере люди… не
лечились. Да, да, не удивляйтесь — не
лечились, а приходили сюда только
на профилактическое обследование.
Это и ее, Виктории Владимировны
Дворниченко, голубая мечта. Да
только она — реалистка. Видит, как
недуги ее профиля жадно пожирают
здоровье и старых, и молодых. Это
оборачивается настоящей трагедией:
сегодня на учете областного
онкодиспансера стоит 29 тысяч
пациентов; и более ста тысяч
ежегодно проходит через его
поликлинику. Так что не только
порыв чувств подтолкнул ее к борьбе
за депутатский мандат! Рак —
болезнь социальная. К нему ведут
нищета, постоянное нервное
напряжение, в котором мы все
существуем. Мы нуждаемся не только
в талантливых врачах — нам сейчас
нужны честные врачеватели
общества, готовые отстаивать
интересы сограждан. И, что крайне
важно, не озабоченные личной
выгодой. Такие, как хирург Виктория
Дворниченко, добившаяся высокого
положения и авторитета в своей
профессиональной карьере и не
помышляющая ни о какой другой. Она
видит, как неразрывно связаны меж
собою общее благополучие и
физическое здоровье страны,
региона, наконец, ее избирательного
округа. И она знает, как лечатся не
только физические, но и социальные
недуги. Не заоблачные миражи и не
словесная шелуха — именно такое
знание остро востребовано
временем. Нам бы только
воспользоваться им умело. Нам бы
всем еще уяснить, что ее стремление
раздвинуть старые стены, построить
впритык к ним новый современный
лечебный корпус, тоже продиктовано
высшим, не узко профессиональным, а
государственным интересом. Сделать
это, в первую очередь, в интересах
людей, обращающихся к ней и ее
коллегам за помощью; приезжающим
часто издалека за надеждой, за
спасением. Развернуть нормальный
операционный блок; нормальную,
"как положено по
санэпиднадзору" реанимацию; еще
180 коек. Ведь существующее здание
рассчитано всего на 90 коек, просто в
него "удалось втиснуть все 300".
Она бьется за воплощение своей
идеи, своего проекта со
свойственным ей упрямством: в
Октябрьском районе Иркутска
построен уникальный
диагностический центр; в
Свердловском — новейшие высокие
технологии областной клинической
больницы. Почему же в Куйбышевском
не быть лечебному комплексу,
оснащенному по медицинским
стандартам будущего века? С
прицелом на столетие,в котором, как
считают многие онкологи, будет,
наконец, раскрыта грозная тайна
рака, и он перестанет
терроризировать планету. Виктория
Владимировна Дворниченко тоже
верит в это. Но сегодня ее волнуют
проблемы не столь отдаленные. Ведь
именно сейчас необходимо создать
нормальные условия для лечебного
процесса; именно сегодня можно
поднять социальный статус ее
избирательного округа, в котором
расположен диспансер, и обеспечить
своим избирателям новые рабочие
места.

Она только
что вернулась с очередного
высокого совещания, где в которой
раз приводила все эти доводы,
отстаивая интересы не только
"своего" лечебного учреждения,
но и тех, кто живет вблизи него. А
чуть раньше была встреча в
студенческом общежитии, а до нее —
сложная операция. И вот сейчас
сидит, ловя тишину. За своим
письменным столом, на котором
всегда несколько живых цветов. И
над которым та самая картина —
свидетельство возвращения к жизни
не известного мне живописца из
Якутии.

— Вы только
представьте, он ведь рисовал
камень, — словно ловит прерванную
мысль хирург Виктория Дворниченко,
— а передал ощущение тепла…

Как же она
права! И впрямь, не вымороченный
изыск на холсте, а силуэт женщины,
склонившейся над кем-то ослабевшим
и беспомощным да и остановленной
кистью художника. Милосердие ведь
многолико — только в глаза сразу не
бросается. Но его и таким увидеть
можно.

Публикация
оплачена из избирательного фонда
В.В. Дворниченко.