С
адреналинчиком в крови

Светлана
МАЗУРОВА, "Восточно-Сибирская
правда"

Недавно в
Иркутске выступал актер театра и
кино, заслуженный артист России
Андрей Анкудинов. В концертном зале
имени Л.Г. Зыкиной "Байкал Бизнес
Центра" был сборный, как в старые
добрые времена, концерт. Анкудинов
устроил на сцене такое, что в
антракте только и говорили о нем.
Пел, показывал актерские этюды,
пародии на известных артистов и
политиков, рассказывал анекдоты,
вспоминал смешные истории. Почти
час длился его "бенефис", что
вообще-то немыслимо в сборном
концерте. Уже позже я услышала от
него:

— Главное,
чтобы меня остановили вовремя.
Бывало, мои сольные концерты
зашкаливали за четыре часа. Все
зависит от куража, от настроения…

Артисты с
именами на фоне Анкудинова
померкли.

— Вот у кого
надо взять интервью, — подзуживали
меня зрители.

А еще я два
дня наблюдала, как Андрей, коротая
время, развлекал за кулисами
коллег, ожидающих своего выхода на
сцену. Можно было умереть со смеху
от его шуточек!

И интервью
состоялось. Более того, Анкудинов,
понравившийся иркутянам, теперь
будет у нас частым гостем. По
договоренности с генеральным
директором "Байкал Бизнес
Центра" Николаем Ивановым актер
будет время от времени привозить к
нам своих коллег. Будут "живые"
концерты и телевизионные
программы.

Театр и
КВН

Сразу после
ГИТИСа я поступил в Ленинградский
государственный молодежный театр.
Да! Я закончил институт, а потом еще
два года сдавал научный коммунизм.
Хотя меня распределяли в
"Сатиру" и на "Малую
Бронную". Но я в романтическом
порыве поехал за девушкой в Питер.

А потом
перешел в Театр комедии, где
отслужил 10 лет.

— Роли…

— Что
характерно для Театра комедии, у
меня там были… комедийные роли.
Самая любимая — Шут в
"Двенадцатой ночи".

Самое
забавное, что начинал я в этом
театре с роли абсолютно
некомедийной. 1985 год, 40 лет Победы,
спектакль "День Победы среди
войны" про ленинградскую
симфонию Шостаковича. Я играл
артиллериста, который влюбился во
флейту-пикколо и собирал для нее
цветочки на минном поле.
Трогательный персонаж. Он погибает,
всем его жалко…

Но самая
главная, наверное, моя роль в Театре
комедии — капитан команды КВН. Еще
до реанимации телевизионного КВНа
мы сделали программу
"Театральный марафон", то есть
сходились молодежные команды театр
на театр. В итоге все это вылилось
во всесоюзный конкурс. Масляков,
наверное, синел, бледнел, трясся,
только чтобы об этом на телевидении
никто ничего не узнал и не увидел.

Мы играли аж
до 89 года. И было огромное
количество поклонников. Я помню,
где-то на третьей или четвертой
игре пришлось отменить выездной
конкурс, поскольку машина не могла
выехать, столько было машин на
стоянке!

Это были
большие игры в несколько заходов,
длились по 9 часов! Играли
"ночники" (мода была такая и
удобно). Капитанский конкурс
продолжался 2-3 часа, и когда капитан
выходил на капитана — это был
отдельный спектакль!

— А
сегодня вы смотрите масляковские
КВНы?

— Редко. И то
не могу отделаться от ощущения
срепетированности.

Я знаю, как
это все делается, кто кому пишет и
за сколько. А вот у нас… Мы всегда
готовились в последний момент.
Когда актеры играют против актеров,
очень многое, естественно,
построено на импровизации. Это
всегда было настолько здорово! С
адреналинчиком в крови… И
бесплатно!

Помню, когда
в 1991 году с программой "Шансон
белых ночей" мы прилетели в
Нью-Йорк (а там было такое
развлечение среди эмигрантов —
приезжать к самолету), я вышел — и
раздались аплодисменты. Я понял,
что это моя публика, с
"Театрального марафона". И
было действительно безумно
приятно.

— А как с
театром?

— В моей
жизни были два театра. Если ты
служишь в театре, то не можешь
самостоятельно планировать свои
гастроли, съемки и все прочее. А я
уже вкусил этого, что называется,
солизма. И понимаю, что в театр могу
прийти либо конкретно на роль, на
спектакль, либо идти в антрепризу.

— И что,
нет сейчас какой-либо антрепризы?

— Есть.
Причем я принимаю в ней самое
непосредственное участие не только
как актер, а и как продюсер,
инициатор, автор спектакля. Это
будет спектакль-обозрение (ревю) по
лучшим образцам рок-опер.

Большой
кусок спектакля будет о Сирано де
Бержераке. Я чувствую, что с годами
приближаюсь абсолютно точно к
этому психологическому типу
человека. Человека смеющегося,
фрондирующего, но внутри
достаточно грустного и
размышляющего…

Сейчас
дописываю большие поэтические
куски "по Ростану" (Андрей
почитал их мне. — От авт.). Когда я
читал их Вале Смирнитскому, он
отреагировал так:

— Нет,
все-таки Ростан — гениальный мужик!

— Это не
Ростан, это уже я.

— Да? Угу…

Я считаю, что
и сейчас — в театре. Я до мозга
костей театральный актер, не
эстрадник. Я выхожу на эстрадную
сцену в эстрадном костюме и делаю
свой театр.

Нет,
наверное, более наслаждающегося
своей властью человека, чем актер,
который выходит на сцену и видит,
как зал его слушает. И как он
распорядится этим, насколько
получит наслаждение от того, что
ему профессией и судьбой дано… Вот
в этом кайф.

"Шансон
белых ночей" и Азнавур

Я сделал
программу по русскому и
французскому шансону в 1991 году и
начал ездить со своей труппой. Три
года ездил. Официально с этого
времени я уже не в театре.
Представляете, скоро этой
программе 10 лет! Естественно, она
обновляется. Это одно их моих
любимых детищ.

Было мировое
турне, 35 стран. Причем оно не было
запрограммированным. Одни гастроли
рождали другие. Например, в Америке
ко мне подошел японец и спросил:
"А что вы здесь делаете? Зачем
поете им? Вы же знаете, что такую
музыку понимают только русские,
французы и японцы". Так родились
гастроли в Японии. Потом была
Франция. На фестиваль французской
песни в Бурже я опоздал и уже
выступал как гость. У конкурсанта —
15 минут, у гостя — 40. И главное — ни с
кем не соревнуешься. После этого
меня пригласили в Париж на
празднование Дня 14 июля. Там был
сборный концерт, все жанры — от рока
до шансона. У меня — большое
французское попурри. Когда меня
спросили: "Как вас
представить?", я ответил: "Вы,
главное, фамилию не спутайте.
Скажите, что я из России".

Когда я вышел
на сцену громадного зала
"Зенит" и увидел во втором ряду
живого Ива Монтана, то начисто
забыл все! А начиналось мое попурри
с его знаменитой песни. (Напевает
мне). На втором куплете я очнулся и
понял, что уже давно пою (слава богу,
мышцы помнят). После концерта
Монтан и Шарль Азнавур устроили
небольшой банкет в уличном кафе
возле моста Александра III и
пригласили меня. Вот счастье-то!
Когда подвыпили, я сказал, что все
французы — жлобы. Если бы не наш
царь, вы этого моста и не увидели бы.
И вообще не знаете, как надо Родину
любить. Сейчас мы покажем, как… И
сиганул в Сену. Прямо в белом
смокинге (не успел переодеться
перед банкетом). Вылез уже в
серо-зеленом смокинге, потому что
Сена цвела. Азнавур взял меня за
руку и отвел в ближайший бутик, где
купил мне смокинг серебристого
цвета:

— Видите, не
все французы — жлобы.

— Какой вы
француз! Вы же армянин, — возразил я.

Он долго
смеялся и впоследствии, когда
приезжал к нам, вспоминал эту
историю.

Кино.
Хорошие сравнения

Сниматься я
начал в 1979 году, сразу после первого
курса. Первая моя работа — в
телевизионном фильме Геннадия
Полоки "Наше призвание". Это
была трехсерийная картина,
продолжение его "Республики
Шкид". То есть я начал с сериалов!
(Рассмеялся). У Полоки многие
начинали: Ленка Майорова, Вася
Мищенко, Илонка Броневицкая,
совершенно не похожая на
сегодняшнюю, элегантную.

Я не учился
во ВГИКе, но абсолютно точно могу
сказать, что закончил курс Полоки,
удивительно киношного режиссера.
Замечательный мужик! Самые
серьезные вещи снимал через улыбку.
Такой "подноготный" юмор. Его
знаменитый фильм — "Один из
нас" с Юматовым, 1971 год,
удивительно, как его пропустили!
Тогда я впервые понял, что такое
режиссер и старая школа, которая
тащит всех своих из картины в
картину. Я у него снимался в трех
картинах, а еще в одной — "А был ли
Каротин?" — не смог, из-за того,
что снимался в другом фильме.
Полока сделал мне подарок. Кадр.
Кваша, игравший кинорежиссера,
подходит к главному герою и
спрашивает:

— Простите,
товарищ академик, а вы профессора
Анкудинова давно видели?

— Андрея
Ферапонтовича? Жив, жив!

Так Полока
передал мне привет. С его легкой
руки я начал сниматься в кино, и на
сегодняшний день у меня уже 43
картины. Среди узнаваемых —
"Самолет летит в Россию",
"Цыганский барон", "Ребенок
к ноябрю".

Забавный
случай вспоминаю. Еду в поезде. Меня
спрашивают:

— Вы
снимались в кино?

— Да.

— Вот, я же
говорил: Максим Перепелица!

Меня все
время путают с Леонидом Быковым.
Вчера в который раз смотрел его по
телевизору (показывали "В бой
идут одни "старики"), такое
забавное ощущение! Спасибо ему.
Меня знают, узнают — даже не по моим
работам.

А как-то в
аэропорту на регистрации держит
женщина в руках мой паспорт, читает:
"Анкудинов Андрей Робертович"
и говорит:

— Как мы
любили вашего отца Леонида Быкова!

— Да, —
отвечаю. Ну чего я их буду огорчать?
Люди уже сложили определенную,
милую их сердцу сказку. И, я думаю,
там (наверху) меня за эту ложь не
сильно будут "жюрить" (я
представляю себе такое большое
жюри!).

Когда мне
говорят, что у меня речевая манера,
как у Олега Даля, поведение на
сцене, как у Андрея Миронова, а
похож я на Леонида Быкова, думаю,
что потом, "там" я этой
компании скажу большое спасибо. За
то, что был рядом с этими великими
тенями. По узнаваемости, по каким-то
сравнениям. Есть люди, которые
возражают: "Да, ладно! Я сам по
себе…" А меня эти сравнения
только радуют. Хорошие сравнения!

Пародии
и Горбачев

— У вас
замечательно получаются
музыкальные и "политические"
пародии. Давно этим занимаетесь?

— С
института. Тогда меня выгоняли за
пародию на Брежнева.

— Неужели?

— Не
забывайте, какое было время: 78-79
годы. Страшная история! Довольно
опасно было этим заниматься. Это
сегодня каждый передразнивает
Леонида Ильича, Бориса Николаевича.

Однажды я
услышал, как человек пародирует
Брежнева. Мне это так понравилось!
Сделал свою пародию. И тут нате вам:
отчисляют! Я возмутился:

— Я понимаю,
что если бы учился, допустим, в
Бауманском училище и меня выгоняли
за пародию на Брежнева. Но я же
учусь в театральном! Это же моя
будущая профессия.

Горбачева я
"ловил" практически год. Сидел,
записывал на видак. Его архитрудно
было "поймать". Он абсолютно
живой человек, без бумажки,
импровизирующий. Разве что говор
особый. Кстати, со ставропольским
акцентом не принимают в
театральный институт, он
неискореним.

В свое время
я был первым, кто обнаглел и начал
пародировать Горбачева. Нашел
"ключ", а там уже другим было
легче.

В 93 или 94 году
в киноцентре в Москве была встреча
"Кино и новая политика". И там
был Горбачев. Я спросил его:

— Михал
Сергеич, а каково было, с одной
стороны, родить перестройку, а с
другой — перестраивать себя?

Он сказал:

— Я вас помню.
Ну что уж теперь говорить?

И тут я понял,
что он тогда обиделся.

"Тогда"…
Это было в Кремлевском Дворце
съездов, громаднейшая сцена, я пел
русское попурри. Закончил,
кланяюсь. Вижу, в первом ряду сидит
Горбачев. С Раисой Максимовной. Я
понимаю, что такого случая у меня
больше не будет и говорю его
голосом:

— Михал
Сергеич, обратите внимание, вот они,
понимаете, плоды вашей перестройки:
вы сидите в первом ряду, смотрите
пародию на себя и сами, так сказать,
смеетесь вместе с залом.

Потом мне
прислали за кулисы букет от них…

А сейчас меня
уже не тянет записывать Путина на
видеомагнитофон и пытаться
поймать, как он говорит. Сегодня мне
в кайф заканчивать свое
выступление не на смешной ноте, а на
высокой и трогательной.

Телевидение

Что касается
сегодняшней работы, я три сезона
"перезимовал" на телевидении.
Сначала была программа "Лучшие
из лучших" на НТВ, потом — "В 12
пополудни" на "России" и
самая многочисленная по выпускам —
"Час совы" на СТС (я провел 210
программ и понял, что у меня уже
тихо едет крыша). На телевидении ты
переходишь из разряда актера,
человека, которого слушают, в
разряд людей, которые слушают.
Конечно, с точки зрения воспитания
это здорово: научиться слушать. Но,
с другой стороны, быстро теряется
интерес к тому, что ты делаешь.
Уходит ощущение импровизации, ты
уже начинаешь "вычислять"
людей, примерно знаешь, что они
ответят на твои вопросы, порой
бывает и лень думать, потому что
даже подколы, провокационные
вопросы из тебя "вываливаются"
автоматически, как лекала.

О личном

В Питере я
прожил 15 лет, и до сих пор у меня в
паспорте стоит лениградская
прописка. Это не кокетство: "Да, я
— питерский!" Почему не меняю
прописку, хотя живу уже в Москве?
Либо из суеверия, либо… держит
что-то. Помните, как в песне: "Я
этим городом храним и провиниться
перед ним…" И мои матушка с
сестрой там живут.

А с браками у
меня всегда так: то жена в Питере, а
я — в Москве, то — наоборот. Или я — в
Москве, она — в Женеве…