Одинокий
трагик иркутской сцены

Светлана ЖАРТУН

Над молодым
актером Сергеем Чичериным,
появившимся вдруг в театре,
посмеивались: "Хороша фигура, но
и дурой может оказаться. Как он
собирается работать без школы?.."

Нет, он
пришел не с улицы, его привел почти
за руку директор
культпросветучилища Юрий
Тихонович Порохницкий: "Это мой
ученик, талантливый парень". В
таланте сомневались, взяли скорее
из-за фактуры: черноглазый красавец
производил потрясающее
впечатление — настоящий мужик, силы
необыкновенной.

Он ходил по
театру, тихий и вежливый,
присматривался к актерам старшего
поколения, все больше молчал. В
ролях "стражников с алебардой"
стоял на сцене монументально,
величественно, и, глядя на него,
никто не сомневался, что двери,
которые охраняет он, надежно
защищены. Так бы и стоял, наверное,
не год и не два, если бы, глядя на
него, режиссер Марк Моисеевич
Рогачев не заметил: мог бы
получиться замечательный Гамлет,
если бы играть умел…

— А давайте
попробуем, — загорелся идеей актер
Александр Николаевич Терентьев,
занимавшийся в театре
педагогической деятельностью,
постановщик спектаклей и человек,
имеющий особое чутье на молодые
дарования. Он-то и начал давать
уроки актерского мастерства Сергею
Чичерину: занимался с ним
постановкой голоса, правильным
произношением стихотворного
текста, разбирал логику поступков
Гамлета, тайну монолога "Быть или
не быть?"…

Настал
момент, когда актер перестал на
репетициях произносить текст роли
"под сурдинку" (его любимое
выражение) — тихо, почти про себя, а
заговорил в полный голос. Многие
изумились его темпераменту, силе
чувств, энергии живой мысли. Стало
очевидно, что в спектакле актер не
просто состоится, он заставит
ходить и смотреть на себя весь
город.

Наутро после
премьеры Сергей Чичерин проснулся
знаменитым, о нем заговорили
восторженно, даже самая
взыскательная театральная публика
признала, что чувственный
темперамент его героя
соответствует трагическому
масштабу Шекспира.

Надо
заметить, что в то время на экраны
вышел фильм Григория Козинцева
"Гамлет" с Иннокентием
Смоктуновским в заглавной роли. Но
это обстоятельство не помешало
иркутянам ходить на спектакль.
Наоборот, многие начинали
сравнивать двух исполнителей,
удивляясь тому, как по-разному,
принципиально непохоже можно
трактовать образ, и часто отдавали
предпочтение своему, иркутскому
Гамлету.

Счастливая
звезда актера загорелась ярко и
долгие годы сопровождала его
творческий путь. Трудно вспомнить
почему, но в 1964 году Сергей Чичерин
уехал работать в Краснодар. Скорее
всего, этот поступок был связан с
увольнением из театра директора
Осипа Александровича Волина,
которого актер искренне любил,
считая его, как и Терентьева, своим
творческим отцом. В коллективе
тогда начались разброд и шатание.
Уехал из Иркутска режиссер Михаил
Алексеевич Куликовский,
возглавивший Краснодарский театр.
К нему и отправился Чичерин.

Чуть позже и
своих родителей туда перевез — маму
и отчима, похожего внешне и по
повадкам на деда Щукаря. Сергей был
старшим в семье, где росло пятеро
детей. "В кого он у вас такой
красивый?" — удивлялись соседи,
замечая, что внешне он сильно
отличается от других ребятишек.
"В любовь, — отвечала мама, — он у
меня от любви родился".

В Иркутск
вернулся в 1974 году зрелым
человеком, уверенным в себе, но
по-прежнему молчаливым, чуть
усталым и не производящим
впечатления баловня судьбы. Не
складывалась личная жизнь: уезжая в
Краснодар, он оставил здесь жену и
сына, возвращаясь с юга, тоже
оставил семью, в которой было двое
детей. Легкомысленным назвать его
нельзя было, ловеласом — тоже. Он
умел заботиться о ближних, умел
делать все — готовил, стирал, в
аккуратности был почти педантичен.
К любимым женщинам относился
возвышенно и требовал взамен
такого же отношения. Но они, земные
женщины, трудно переносили
максимализм в проявлении чувств и в
семейных отношениях. Ко всему, он
уже болел тяжелейшей российской
болезнью, в народе называемой
тоской, а если уж начистоту —
пьянством. Какое терпение надо
иметь, чтобы общаться с человеком,
который время от времени не помнит
себя, бывает страшен в общении. Он
приехал один и жил все это время
тоже один.

Как родного,
его приняли в семье Терентьевых.
Раиса Васильевна Курбатова, жена
Александра Николаевича, относилась
к нему, как к родному сыну. Журила за
"пристрастие", но чаще
сокрушенно качала головой —
сколько их, гениальных актеров, с
загубленными горькими жизнями,
утопленными в вине: "Ты что,
хочешь судьбу Павла Мочалова
разделить? Помнишь, конец-то у него
был страшноватый", — не то
спрашивала, не то сравнивала она
любимого Сережу с великим
российским трагиком.

Да, Чичерина
тоже можно было назвать трагиком,
он играл в семидесятые годы в
"Фаусте" — Мефистофеля, в
"Макбете" Шекспира — Макдуфа, в
Г„те "Наполеоне-1" Брукнера —
Наполеона. Мечтал о ролях Арбенина
в "Маскараде" Лермонтова и
Отелло, которые ему так и не суждено
было сыграть.

Какой
репертуар! Редкий актер может
похвастаться таким. Чтобы знать
своих героев, он много читал,
выкапывал подробности их судеб и
характеров из литературоведческих,
мемуарных, исторических книг. О
Наполеоне, кажется, знал все или
почти все, часами наизусть мог
читать Г„те и рассуждать о
благородстве своего Мефистофеля,
не виноватого в том, что человек
слаб, легковерен, падок на соблазны
и лесть.

Его герои,
злодеи и великие праведники,
накладывали печать на его характер
— он был малообщителен, что-то
демоническое было в его облике.
Чичерина побаивались, особенно
молоденькие актрисы, чувствуя в нем
силу, перед которой устоять трудно.
Но он не был героем-любовником.
Казалось, у него часто душа
утомлялась настолько, что он мог
добрести к кому-нибудь в гости,
взять в руки гитару и почти
просительно предложить: давай
споем, только тихо-тихо, под
сурдинку. Пел он своего любимого
Есенина задушевно, иногда просто
выговаривая слова его стихов, а
иногда почти со стоном, душевным
надрывом, который был свойствен и
поэту.

Общаясь с
коллегами-актерами, он часто
удивлялся фамильярности молодых:
"Надо же, я в свое время, чтобы
зайти в гримерку к заслуженному
артисту, стучался".

Сергей
Чичерин в театр ходил, как в храм,
появляясь за полтора часа до начала
спектакля. Тщательно проверял
костюмы, реквизит, каждую мелочь,
необходимую для сцены. Он не
накачивал себя громкими
разговорами, не пользовался
закулисной взвинченностью, как
делают некоторые актеры, чтобы
"разогреть темперамент",
сидел, курил, молчал, медленно
нанося на лицо один мазок грима за
другим. Но, переступив порог сцены,
становился другим человеком —
глаза загорались ярким огнем,
сдерживаемая до этого
чувственность вырывалась наружу
бешеным кипением страстей.

Но не только
великие трагедийные роли, которые
не требуют тонкой психологической
разработки, умел играть Чичерин. Он
мог быть и характерным актером, и
глубоким аналитиком человеческой
души. Иркутским зрителям актер
запомнился в роли Шаманова в
спектакле по пьесе Александра
Вампилова "Прошлым летом в
Чулимске". А какой образ создал
он в "Характерах" Василия
Шукшина! Этот спектакль в режиссуре
Владимира Черткова был замечателен
актерскими работами, в нем блистали
Виталий Венгер и наш сибирский
Варламов — Иван Климов. Не уступал,
сохраняя полную серьезность и от
этого становясь особенно смешным, и
Сергей Чичерин, который своего
героя искал и находил в народе. Он
был удостоен высокого звания
"Заслуженный артист России".

Он любил
общаться с кочегарами, ночными
сторожами, или бригадой шабашников,
подрядившихся разгружать вагоны.
Легко находил с ними общий язык,
ловко подхватывал сленг, на котором
привыкли общаться его новые
знакомцы

А однажды не
пришел на спектакль. Его уволили,
считалось, что незаменимых не
бывает. Сергей уехал к матери в село
Горячие Ключи Краснодарского края.
Все лето грелся на солнце и писал
письма с просьбой взять его на
работу. Из всех театров необъятной
России приходили ответы: "К
сожалению…"

Поздней
осенью, в день, когда шел мокрый
снег, было промозгло и тоскливо, он
свел счеты с жизнью в саду
материнского дома. Он как бы
спроецировал судьбы своих героев
на себя и был вселенски одинок в
бесконечной человеческой
суетности.