"Прибыл
по вашему распоряжению"

Александр
АНТОНЕНКО, "Восточно-Сибирcкая
правда"

Впервые увидел его на
стадионе "Труд" в день
празднования 300-летия Иркутска.
Многие иркутяне наверняка еще
помнят плывущий по газону
роскошный правительственный ЗИЛ-111.
Как плавно и мощно скользило его
бронированное тело весом в 3,8 тонн
по футбольному полю. И
распахнутость, спокойствие,
оптимизм на лице водителя
суперавтомобиля. Профессиональное
любопытство толкало подойти к нему,
познакомиться, только как было
подступиться.

И вот спустя
14 лет новая встреча с этим
человеком. На этот раз в тесной
комнатке совета ветеранов
"Иркутскжилстроя".

— Старший
сержант Безотечественный явился по
вашему распоряжению, — молодецки
расправил он плечи. Пожимая руку
добавил, — Георгий Иванович.

Та же
распахнутость, спокойствие,
уверенность.

Выслушав,
зачем понадобился, полез пятерней в
затылок: "Для героя, пожалуй, не
совсем подхожу, о чем, кстати, и
фамилия свидетельствует".

С нее, с
фамилии, и повели разговор: как да
откуда приклеилась?

— Дедова это,
— губы собеседника вздрогнули
легкой добродушной улыбкой. — Жил
такой казак в одной из станиц под
Куйтуном по фамилии Безотчество.
Это уже потом, на фронте, я
обзавелся суффиксами и стал
Безотечественным.

О родителях —
мало и неохотно: "Мама была
веселой женщиной… Впервые увидел
ее в 12 лет". Об отце вообще ничего
не знает: "Даже умирая, мать не
произнесла его имени".

Когда
деревню раскулачивали, дед
перебрался в порт Байкал. Здесь
Георгий и в школу пошел, однако
успел только два класса окончить —
померли старики, и ему не до ученья
стало. Скитался по приютам, детским
домам и ночлежкам, пока к тетке,
материной сестре, не прибился. Та за
китайцем была, и приставила Георгия
к огороду и скотине. А когда подрос,
сбежал в ремонтные мастерские
"Золототранса". Слесарничал,
изучал шоферское ремесло. Только
было осел, как в армию призвали.
Направили в автошколу. Закончил
старшим сержантом. К тому времени
война уже два года полыхала.

На передовую
попал осенью 43-го, прямо в пехотный
полк. Отцы-командиры бумажками
пошуршали, познакомились с его
"босяцкой" анкетой и вынесли
вердикт: слишком шустрый, такому не
баранку крутить, а головы фашистам
откручивать. Определили в полковую
разведку. Сперва помкомвзвода
назначили, а когда командир получил
тяжелейшее ранение, и взвод
доверили. И не ошиблись, Георгий
притерся к новой "профессии",
как патрон в патроннике. Роста хотя
и небольшого, зато перед опасностью
не пасовал. Любил риск и шел на
такие задания, где другие
отступались.

— Мы далеко
не бегали — сделаешь вылазку,
"языка" притащишь — и вся
недолга.

О том,
сколько тревог и лишений, сколько
бессонных часов высиживали,
скольких теряли в засадах прежде
чем "притащить", не
распространялся.

Особенно
тяжело давались "городские
языки", в местах уличных боев. В
Бреслау подвалы были, как в Чечне: в
один дом зайдешь, и можно целый
квартал под землей путешествовать.
"Сегодня отбили дом, сделали
"зачистку", а назавтра оттуда
жалящие наповал выстрелы. Война к
концу, а людей теряли, как в первые
дни".

8 мая на
глазах Георгия погибла любимица
батальона, зам. командира по
строевой, белокурая красавица,
капитан (Валюхой звали). Весь
батальон неделю ходил, как в воду
опущенный.

В этом самом
Бреслау Георгий "взял" двух
немцев. На рассвете засек в одном из
разбитых строений человеческую
фигуру. Подкрался — пусто, прыгнул в
подвал, а там два фрица о чем-то
беседуют. Поднял он их, забрал
автоматы и привел в распоряжение
батальона. Комбат Зайцев на
радостях сообщил об удаче
"наверх", оттуда команда —
перепроводить в особый отдел полка.
Накормили их, напоили и стали
собираться в дорогу. Георгий
скомандовал привычное "шнель"
и передернул затвор у ППШ. "Зачем?
До сих пор не могу сообразить".
Пленные решили, что их собираются
расстрелять, прижались к стене
подвала и дальше ни шагу. Тут один
из наших офицеров подскочил и
вытолкнул их на улицу. Те
спохватились и рысью. Что делать?
"Стреляй, мать твою, убегут!" —
донеслось до Георгия. "Жму на
спусковой крючок, и… патрон
перекосило". Второй автоматчик
выскакивает, клац затвором — и то же
самое. "Ну-ка, расступись", —
подскочил к 66-мм пушке командир
батареи капитан Решетняк и
шарахнул прямой наводкой.

Дым
рассеялся, и все увидели бегущих
посреди улицы "языков". Словно
заговоренные. Так и ушли к своим.

— Что тут
началось… Хорошо, комбат меня
отстоял. Козырял двумя моими
орденами Красной Звезды, Боевого
Красного знамени, орденом Славы и
личной благодарностью Верховного
главнокомандующего… На этот раз
обошлось — Георгий вынырнул из
холодной весны сорок пятого и, не
обращая внимания на мой вопрос,
повторил: Тогда обошлось…

— А что, было
и другое?

Глаза у него
как-то погасли, и между вопросом и
ответом стали провисать тягучие
паузы. Голос ветерана стал глух и
монотонен…

Это
случилось уже в 46-м, когда он
находился в госпитале в Гделях —
бывшей загородной резиденции
Хорти. Ребята молодые, резвые, дело
шло на поправку, ну и решили в
Бухарест за подарками смотаться.
Натянули трико, майки, и в путь. В
таком виде комендатура и
прихватила в баре. Показательный
суд устроили, по три года впаяли и
по этапу (два месяца везли) в
Норильск отправили.

Пробыл он там
недолго. Вскоре пригласили Георгия
к начальнику лагерей генералу
Понкратову:

— Что,
Георгий, отвоевался? — участливо
спросил тот. И зачитал решение по
пересмотру его дела. В нем шла речь
о немедленном освобождении из-под
стражи.

Собрал он
нехитрые свои пожитки и отправился
на гражданку, начинать новую жизнь.
Ту, о которой мечтал пацаном в
мастерских "Золототранса".

— Ну, а как на
ЗИЛе правительственном очутились?

— Это когда
завгаром в службе быта работал,
улыбнулся Георгий. — Там командовал
четырьмя свадебными "Чайками".
А потом Хрущев навестил Иркутск и
оставил свой членовоз обкому
партии. Я на нем по особо
торжественным случаям выезжал…

Глядя в лицо
старого солдата, я думал о чуде
духовной чистоты в рабочем
человеке. Не надо изобретать очерки
о его святости. В жизни нельзя
оставаться святым, но можно
оставаться порядочным. Георгий при
всех превратностях судьбы остался
таковым.

Нынче друзья
из треста, где он проработал
несколько лет, пригласили его
отпраздновать 70-летие предприятия.
Он принял это с благодарностью
(кстати самиму Георгию в апреле
стукнет 79) и вот прибыл, чтобы
узнать, не требуется ли подмога в
этом деле. Они так и поняли его,
услышав привычное: "Прибыл в ваше
распоряжение".