Земельный
передел по-нагалыкски

Александр
ГОЛОСОВ, "Восточно-Сибирская
правда"

Жители деревни
Еленинск Баяндаевского района о
прошлой совхозной жизни скучают, но
возвращаться в нее уже не хотят…

Аграрная
реформа, как известно, была начата у
нас по указу президента,
определившему четыре позиции для
общественного землепользования,
которые отличались между собой
лишь по вывескам
землепользователей. В сельском
хозяйстве автономного округа
сложились четыре хозяйствующих
субъекта: сохранившие прежний
статус колхозы-совхозы, хозяйства,
преобразованные в акционерные
общества, крестьянско-фермерские
хозяйства и личные подворья, как
незаконорожденные дети
агрореформы, которые варятся в
собственном соку, без финансовой
поддержки со стороны государства.
Сегодня личные подсобные хозяйства
(ЛПХ) — это социально-экономический
фантом (причудливое явление,
призрак), не имеющий ни физического,
ни юридического лица. Это сугубо
российская форма самозащиты
населения: при царе — от барщины,
при советах — от уравниловки, в
условиях рынка — от обдираловки. В
десятках коллективных хозяйств
округа, давно переступивших черту
банкротства, личные подворья из
подсобных превратились в основной
источник доходов селян, оставаясь
на положении безземельного и
бесправного… кормильца. Но есть в
округе территория, на которой ЛПХ
получили землю и независимость от
хозяйства, как коллективного
землепользователя. Хозяйство
фактически исчезло, растворившись
через имущественные паи в личных
подворьях. Это далеко незаурядное
событие произошло на территории
Нагалыкской сельской
администрации Баяндаевского
района более двух лет назад.
Тогдашний директор агрофирмы
"Баяндай" Павел Имедоев при
участии председателя земельного
комитета района Андрея Мунгалова (с
одобрения районной администрации)
раздали селянам землю и имущество
хозяйства, отпустили недавних
работников совхоза на вольное
крестьянское житье. И сделано это
было не по прихоти Имедоева и
Мунгалова, а по указу президента и
постановлению на его основе главы
районной администрации Анатолия
Табинаева. Наша газета писала о
нагалыкском земельном переделе в
материале вашего корреспондента
"Девять точек роста"
("ВСП", 23. 06.98 г.).

И хотя в
правовом и организационном
отношениях процедура по передаче
земли в частное пользование
селянам была тщательно
проработана, собрания с пайщиками
проходили бурно, раздел хозяйства
воспринимался очень болезненно. В
лице хозяйства, основательно
потрепанного и обескровленного к
моменту раздела руководителями,
работавшими до Имедоева, люди
лишались психологической опоры.
Хотя экономической опорой для
большинства работников
акционерного общества к тому
времени стали личные подсобные
хозяйства. Коллективное хозяйство
для них олицетворяло государство,
на содержании у которого они
находились несколько десятилетий.
С началом реформ это содержание
практически иссякло, но люди
надеялись на его возврат, проедая,
разворовывая оставшееся.

Финал был
очевиден. Агрофирму, по всей
вероятности, ждала судьба
соседей-гаханцев, которые и землю
не разделили, и хозяйство не
сохранили. Сдали три тысячи
гектаров пашни в аренду, да
неудачно. Арендатор кое-как
обработал лишь десятую часть пашни,
оставив гаханцев без урожая. А,
возможно, нагалыкцев постигла бы
участь харазаргайцев и унгинцев.
Совхозы "Унгинский скотовод" в
Нукутском и "Харазаргайский" в
Эхирит-Булагатском районах
распались без раздела земли. К
моменту раздела суммарные долги
агрофирмы составляли четыре
миллиарда недоминированных рублей
и ежегодно возрастали на 360
миллионов только за счет
убыточного животноводства.
Семьдесят процентов пахотных
земель было заброшено. За семь
предшествующих разделу хозяйства
лет агрофирма не приобрела ни одной
единицы новой техники. Словом,
после долгих скитаний по коридорам
власти в Нагалык Имедоев вернулся к
разбитому корыту. И что ему
оставалось делать, если не было ни
невода, ни моря, чтобы выловить
"золотую рыбку" удачи? Из двух
зол — агония распада и раздел по
закону — он выбрал, на мой взгляд,
более болезненное, но менее опасное
для жизни нагалыкцев: смену формы
землепользования.

Прав был
Имедоев или глубоко заблуждался,
ставя перед разделом земли
сверхзадачу: создать на селе слой
земельных собственников,
сформировать средний класс
состоятельных крестьян, рассудит
время. И два года для такого
процесса, как перерождение наемных
работников в собственников земли,
срок ничтожно мал. Однако и он уже
дает основание сделать кое-какие
выводы.

Точек роста,
а точнее мини-хозяйств,
сформированных главным образом по
родственному признаку, стало раза в
три больше, нежели их было в момент
раздела. Но не на всей территории
бывшего совхоза этот процесс идет
равномерно. Из четырех населенных
пунктов наиболее
"продвинутым" и благополучным
является деревня Еленинск. Из
тридцати дворов лишь два хозяина,
образно говоря, перебиваются с
хлеба на квас. Остальная часть
подворий не бедствует. Наиболее
крепкие хозяйства у Олега Ходоева,
Виктора Войлошникова, Алексея
Гудеева, Владимира Булгатова,
Василия Лося… Они содержат по
три-четыре десятка голов крупного
рогатого скота, из них по 10—12 коров,
за десяток свиней и овец, по 4—6 и
больше лошадей, в пределах ста
гектаров пашни, набор техники,
часть ее арендуют у агрофирмы. Что
это за люди и откуда они взялись в
Еленинске?

— Все они
местные, — говорит Людмила
Георгиевна Лось, в недавнем прошлом
доярка совхоза. — Эти люди и в
совхозе работали на совесть, не
ленились, а уж на себя и сам бог
велел трудиться с душой, по силам
иметь хозяйство. Раньше много
молодежи уезжало в город, а сейчас
многие возвращаются. На земле
круглый год есть работа. Можно
найти работу на стороне временно. У
меня муж и сын и еще трое жителей
нашей деревни в Качугском районе
зимой лес готовят для городской
фирмы на ее технике. Могли бы
работать и дома, но своя пилорама не
работает, да и леса в районе мало.

— А как и где
реализуете продукцию? — спрашиваю
Людмилу Георгиевну. — Он Еленинска
до Иркутска более сотни километров.

— Сами мы
торговлей не занимаемся, — говорит
моя собеседница. — Нет желания, да и
надо уметь торговать. А сегодня
надо знать лазейки, чтобы получить
справку, место. Мясо реализуем
через перекупщиков, вывозим на
тракт, они сами приезжают в поселок.
Молочную продукцию: сливки,
сметану, творог летом два раза в
неделю сдаем земляку, Антону
Булгатову из Нагалыка.
Рассчитывается без задержек. Есть и
другие закупщики. А в хозяйстве и
без торговли работы хватает,
особенно летом. Два раза в сутки
надо только подоить больше десятка
коров, а доим вручную. Под аппарат
своих коров редко какая хозяйка
пустит. Мне помогают невестка и
дочь.

В улусе
Нухунур до раздела земли перестали
обрабатывать землю, пашню стали
превращать в пастбище, сенокос.
Раздел изменил отношение к земле.
Иван Мандарханов и Георгий Буинов
имеют гектаров по сто пашни. В
неурожайный год каждый собрал тонн
по сто зерна. Ивану Салдамаевичу
помогает сын Василий, работавший
главным энергетиком совхоза. Сам
хозяин в прошлом заведовал фермой,
был управляющим. С Георгием
Борисовичем работают три сына, сам
он агроном с высшим образованием. У
обоих хозяев поля огорожены.

— Без
огораживания ничего не убережешь, —
убежден Мандарханов. Лошадей ничем,
кроме изгороди, не удершишь. Много
стали держать скота. Конечно, без
привычки трудновато своим
хозяйством без совхоза. Нет
зарплаты, семена, запчасти, ГСМ надо
достать. От государства никакого
внимания, будто нас и нет.

— Иван
Салдамаевич, некоторые говорят, что
разделом земли Имедоев совхоз
развалил.

— Чего там
было разваливать, — говорит
Мандарханов. — Все уже было
развалено. А говорят те, кто по
кормушкам валялся с перепою, кого
из-под палки приходилось выгонять
на работу, даже опохмелять
доводилось. Теперь кусают локти.

— Мы ведь
привыкли в наших бедах винить кого
угодно, только не себя, — вступает в
разговор Клара Даниловна
Зандынова, в прошлом заведующая
фермой. — В последние годы перед
разделом земли, чтобы сохранить
дойное стадо, мы навязывали дояркам
брать коров. Они их держали на ферме
и не хотели кормить и доить, не
хотели забирать домой. А теперь
плачут о том времени. Работать надо
было как следует.

— А я
нисколько не жалею, хотя без фермы
иногда скучаю, — говорит Альбина
Николаевна Булгатова, бывшая
доярка, заслуженный работник
сельского хозяйства. — В коллективе
весело было, вместе и попоем, и
поплачем, все новости обсудим. А
сейчас ни фермы, ни магазина, ни
клуба, как мыши по норам, по своим
дворам. Зато я сейчас вольный
человек, не надо вставать в четыре
утра на дойку. Вот была дикость…

Два года
назад одним из первых в Нагалыке
согласился взять землю Савелий
Шатаев. В первую весну пришлось
арендовать трактор, продать
последнего быка, чтобы купить
семена. В первый же год пришлось
огораживать сто гектаров пашни. В
первый урожай на своей земле окупил
все затраты, усилия и тревоги.
Шатаев собрал сто двадцать тонн
зерна.

— Вот только
тогда я понял глубокий смысл
выражения "хлеб — всему
голова", — говорит Савелий
Сократович. — Хлеб, который выращен
моими руками, моим потом полит. С
землей я получил подарок и как отец.
Домой к земле вернулись сыновья
Александр и Владимир, оба с высшим
образованием, инженеры-механики,
оба женаты, внуки живут в доме деда
и бабки.

На мой
взгляд, очень точно выразила
перемену в сознании людей с
получением земельных наделов Клара
Даниловна Зандынова. "При
совхозе, — сказала она, — за нас
думали директор, экономист,
управляющий. А теперь мы сами стали
думать, как вести хозяйство, как и
куда сбывать продукцию".

Трудная для
крестьян наука "думать самим".
И судя по первым шагам новых для
Нагалыка хозяев земли, у них это
получается. Без посредничества
чиновников крестьяне ссужают друг
друга зерном без расписок и
закладных, помогают техникой в
страдную пору, организовывают
сбытовую кооперацию, разрешают
споры по потравам. В хозяйствах с
серьезным отношением к земле и
молодежь ответственно относится к
своему будущему, не пропивая его. В
разговоре на эту тему Саша Лось
ответил с юмором: "Нет, не пью,
разве что иногда бутылочку пива. А
все, что крепче, отец за меня
выпил…" И за Анатолия Дорохова,
молодого мастера на все руки,
плотника и слесаря, отец выпил.
Павел Афанасьевич (земля ему пухом)
был искусным подеревщиком, один во
всей округе умел делать сани,
телеги, но имел чисто российскую
слабость к рюмке, которая отбирала
здоровье, укорачивала жизнь.
Сегодня во многих "лежачих"
хозяйствах, которые агрореформа
обошла стороной, молодежь
спивается, но нет у них своего
Имедоева, который бы решился дать
им спасательный круг — надел земли,
как основу для своего дела.