Кому
под силу звездочку достать?

Татьяна
КОВАЛЬСКАЯ, "Восточно-Сибирская
правда"

Новую книгу
представили читателям в библиотеке
Полевых Иркутского гуманитарного
центра — "Истории с тополиный
листок" Эльвиры Каменщиковой.
Автора по праву можно назвать
состоявшимся писателем. Как в науке
говорят, по совокупности изданных
сочинений. А за последнее пятилетие
вышли в свет ее роман, повести,
рассказы, переводы, литературные
исследования. Журнал "Камены",
редактором которого она является, и
книги серии "Библиотека журнала
"Камены" вписаны в "Книжное
обозрение" и европейский каталог
русских независимых изданий. Так
что можно говорить о признании.
Были и немногие критические статьи
в иркутской прессе, но серьезные
аналитические работы, видимо, еще
впереди.

Так о чем же
эта книга?

Прежде всего
отметили, что нова она лишь по
времени издания — 1999 год. А написана
большая часть историй в 70-80-е годы.
Тогда же, в середине восьмидесятых,
Э. Каменщикова предложила книгу
издательству. Получила
положительный отзыв из
Госкомпечати СССР. Но тут грянула
перестройка…

Десятилетний
перерыв не пропал даром, появились
во множестве новые истории. И,
наконец, встреча с читателем
состоялась.

Что же
открывает он, самый неподкупный
оценщик писательского труда, под
оригинальной абстрактной обложкой?
"Собранье пестрых глав"? Или
сквозную тему с одним героем?
Веселые случаи из повседневной
жизни? Или глубокомысленные
нравоучительные ситуации? Как
выразился на презентации один из
читателей, после каждой истории
хочется отложить книгу и подумать
над прочитанным, поразмышлять,
разгадать то, что спрятано автором
на самом донышке незамысловатой
истории. Это чтение дневника,
глубоко личных, порой интимных
мыслей, переживаний, раздумий. Даты
под каждой записью усиливают
момент сокровенности: от 1973 до 1996
года. Но все же это не летопись
событий, а скорее, спираль
духовного развития, напряженного
всматривания в рядом живущих людей,
а еще — в книжных героев, а еще — в
собственную память, где и мама, и
деревня, и
притчи-байки-побывальщины, и
рассказы друзей и знакомых. Все, что
пропущено сквозь фильтр сердца и
ума.

Если судить о
жанре, то почти все писатели рано
или поздно издавали кто
"Затеси", кто "Камушки",
кто "Заметки на манжетах".
Миниатюрные рассказы о разном. У
Эльвиры Каменщиковой круг героев и
тем очень широк и многообразен: от
горе-пьяницы до японского писателя,
от мамы до польской девочки. Мы
встречаемся и с таинственной
трагической героиней, гордо
несущей свое одиночество и свое
непрощение любимого за его
легкомыслие, неверность,
непонимание женской сущности.

"— Я хочу
ту зеленую льдистую звезду,
встающую в лучах вечерней зари, не
меркнующую до утренней.

Он не смог
достать звезды, она нужна и другим
влюбленным.

И она
умертвила любовь".

Какая
бескомпромиссность. Вот и говори
после этого о слабой женщине!

Могу
успокоить читателей мужского пола,
образ гордости, клеймящей своих
любимых, появляется всего в трех
историях. Но тема женской судьбы
волнует автора. Любовь и общество, в
деревне, в древней Японии, в среде
интеллигентов — истории, как
падающие осенние листья шелестят,
заставляя сильнее биться сердце.

По сути,
любовь и есть главная тема книги.
Вот мальчики: любовь к отцу, к дому,
которого лишен сирота; вот притча —
о черствых сердцах, проглядевших
сердечную боль старого соседа; вот
старушки-ленинградки в бухте
Песчаной собирают мусор из Байкала
— и это ведь тоже любовь!

А там, где
просто зарисовки колоритной
фигуры, разговора или случая,
видится любовь автора к живому,
неприглаженному миру, в котором
живем. Об этом говорят уже названия
историй: "Установка столба
по-научному", "Семь минут для
мамы", "Могущество папы",
"Федор Михайлович, где Вы?",
"Охота на кроликов",
"Рыбацкие сухарики", "Не
запирайте книги в шкаф",
"Женщина, никогда не спавшая в
собственной постели",
"Табличка на душу", "Женщина,
у которой не хотели жить звери",
"Кавказский синдром", всех — 105
историй.

Кстати,
"Кавказский синдром" стал
гвоздем презентации в гуманитарном
центре, потому что на встречу
пришла Галина Леонидовна Ганенко,
рассказавшая когда-то эту историю
Каменщиковой. И вот теперь
"первоисточник" подробно
поведала залу случившееся с ее
дедом в первую мировую войну и
показала фотографию деда, где он — с
большой черной бородой, с нашивкой
на гимнастерке белого квадрата
военнопленного. Немецкие офицеры
принимали на работу только русских,
а смуглого бородача из неведомой
Мишелевки называли черкесом и
боялись. Вот ведь восемьдесят пять
лет назад понимали европейцы, как
горячи и коварны люди с гор Кавказа,
а теперь, похоже, все забыли…

В заключение
приведу одну миниатюру, так
сказать, по сезону, но 1992 года.

"Хотя зима
и не очень лютая, но трамваи ходят в
час по чайной ложке, можно сказать,
что и совсем не ходят, и народ на
остановках мало-помалу подмерзает.

Трясущаяся
от холода бабенка в куртке,
подбитой ветром, и в сапожках на
рыбьем меху, видно, крепко
выпивающая, черт ей не брат, орет
едва-едва разлепляя посиневшие
губы:

— Иосифа…
Виссарионовича бы сюда, недельки на
две. Он бы кое-кого за колокольчики
подвесил, живо бы порядок навел".