Виктор
Соколов:

"Три
кита держат меня в жизни: мужество,
доброта и работа"

Писать о
юбиляре все равно что плыть между
сциллой словословия и харибдой
многозначительных умолчаний.
Неблагодарный труд.

Но, слава
богу, именинник Виктор Петрович
Соколов оказался вполне
коммуникабельным и без осложнений.
Беседа наша протекала по вполне
приятному руслу, без коварства
подводных течений, мелей общих
мест, бурных порогов обид и
разочарований, согретая теплом
воспоминаний и умеренной дозой
юмора. В довершение всего Соколов
разрешил мне цитировать его
записные книжки, которые по моей
просьбе он отыскал во глубине
письменного стола. Правда, сейчас
он другой, во многом. За тридцать
лет изменились и взгляды, и
суждения стали глубже,
основательней. В сопоставлении
сегодняшних, зрелых и молодых
мыслей возникает контраст
напряжения.

Беседа была
долгой и обстоятельной.

— Ах,
Виктор Петрович, как быстро
пролетели годы. Семь десятков,
подумать страшно…

— Да что вы,
это разве много. Вон в том доме,
напротив моего, живет Леонид
Леонтьевич Огневский, писатель наш,
так ему 86 лет, а еще молодцом
держится. Я считаю, что не стоит
акцентироваться на возрасте, надо
жить сегодняшним днем и уметь
помнить прошлое, ценить настоящее и
пытаться разглядеть будущее.

— Но у
вас богатейшая биография, так и
просится в повесть. Не правда ли,
все герои ваших книг слеплены из
собственного опыта и наблюдений, а
то и с самого себя? Что вы считаете в
своей жизни самым главным? Ваше
кредо?

— Размышлял
об этом много. Три "кита"
держали и держат меня в жизни:
мужество, доброта и работа.

Из
дневника: "Быть
мужественным — это значит уметь
хорошо работать, при всей тяжести
жизни сохранять хорошее
настроение; в одиночестве, не ища
сочувствия, переживать самые
тяжкие беды и несчастья. Находить
добро и красоту. Они вокруг нас"
(1967 г.).

— Слава
Богу, наше время обратило взоры на
родительские корни, на предков.
Люди учатся чтить сородичей. Ваше
село Хайрюзовка, если жива,
наверное, тоже гордится, что
писателя родила?

— Нет. Оно
сейчас на дне Братского моря. Да мне
в тех краях только и довелось
родиться. И сразу столкнулся с
игрой судьбы. Представьте, двадцать
девятый год, ноябрь.
Коллективизация. Начало
раскулачивания, слухи, что скот
будут отбирать. А отец из семьи
крепких зажиточных крестьян, в
Сибири пращуры поселились. Прадед
на пролетке разъезжал, в доме
чистая горница с богатой кроватью —
для попа-батюшки, тот
останавливался у Соколовых, когда
на пасху или Рождество приезжал на
Соколовскую заимку.

В общем, мать
на восьмом месяце беременности, а в
доме сумятица, режут свиней, скот,
во дворе костер, опаливают туши.
Многие мужики в лесах попрятались,
коли пришлось моей маме Нениле
держать на плече жердь с
подвешенным боровом. Она, к слову
сказать, из бедной семьи была, у
Соколовых в работницах служила и
полюбилась отцу за веселый
характер, за работящие руки.

Но
надсадилась мать, и схватки
начались совсем не ко времени.
Всполошились родные, повезли ее на
берег Ангары, чтобы в Балаганск на
ту сторону перевезти. А лодочник
боится, что перевернется лодка,
потому как по реке шуга идет,
рискованно плыть. Но уговорил отец.
Помолясь Богу, усадили маму и
благополучно до больницы довезли.
Не подвел небесный хранитель мой, и
родился я "с рукавицу", раньше
времени. Мама увезла меня,
новорожденного, к родному отцу,
деду Никите, а тот положил в овчиную
шапку — да на русскую печь. Там и
отогревался, доходил до кондиции,
пока не набрал силы.

Так что об
этом разгроме русского
крестьянства мне всегда больно и
говорить, и думать. Такая
основательная земледельческая
династия Соколовых была: у отца три
брата и две сестры, жили бы и
хозяйничали, кормили хлебом округу.
Но — все с земли снялись под страхом
ссылки и уничтожения, скрывались
кто где. Бабушка Наталья, а было ей
тогда 46 лет, сбежала на пароходе в
Иркутск. Поймали. Досталось ей
отсидки в тюрьме за Ушаковкой
восемь месяцев, а потом выставили
на волю, мол, нет оснований. Ну и
зацепилась бабушка за Иркутск,
детей собрала, кто возчиком, кто
грузчиком деньги зарабатывал, мать
моя поварихой работала. Это начало
тридцатых, слобода Маратовская.
Хулиганье, бандиты бродили в
открытую. Однажды отца ни за что ни
про что застрелили. Мне было четыре
года, а брату Иннокентию девять
месяцев. А жили мы — снимали комнату
в частном доме — все с бабушкой,
дедом, дядьями и ребятишками — 15
человек! Спали по очереди, в три
приема. Таким было мое сиротское
детство.

Потом уж,
когда отчим появился, купили
халупу, недалеко от ипподрома, на
берегу Ушаковки. Там и стайки
нагородили, и грядки раскопали, и
телку приобрели. Стадо коров каждое
утро мимо забора колокольчиками
звенело, большое в Иркутске стадо
было.

— В
общем, я вижу, жизнь у вас была, хоть
и в "столице Восточной Сибири",
но сельская, среди огородов и полей,
рядом с речкой.

— Так уж в
генах, видно, заложено, что люблю я
природу: поля, луга, тайга, горные
речки с их своенравным характером.
Город — это сложный, нервный
организм. Но я тоже его люблю.

Из
дневника: "Город — это
клетка. Но мы не замечаем этого
только потому, что не успеваем
обежать его за день".

"Пчелы,
летая над новыми домами, похожими
на соты улья, по-видимому, обвиняют
людей в плагиате".

"Наводнение
на Олхе. Смирная, робкая речушка
вдруг показала свой характер.
Разудалая, разухабистая, грозная,
непримиримая! И над ней по утрам
легкий туман. И печальные,
спустившие в воду ветки-кудри —
ивушки".

—
Простите за любопытство, но почему
ни в романах "Вечная мерзлота",
"Под северным солнцем", ни в
ваших повестях и рассказах не
отразились события вашей военной
службы в авиации? Ведь, наверное,
были в ней интересные и достойные
события?

— Признаться,
коснулись вы заветной темы.
Подбираюсь к ней, можно сказать, всю
жизнь. Последнее время пишу такую
повесть. Название ее "Гибель
дальнего бомбардировщика". Герой
— командир экипажа, с кем я летал
пять лет, мой уважаемый,
замечательный боевой командир
полка, гвардии подполковник, Герой
Советского Союза Иван Курятник. На
фронте он был так называемым
"свободным охотником", в
одиночку летавшим на боевые
операции, неуловимый для фашистов,
потому что как никто умел и без
страха летал на бреющем полете. А
вот в мирное время погиб.
Предполагаю, что сгубили его
тяжелые мысли о неверной жене.
Хочется написать о любви, о
верности, об ответственности тех,
кто находится рядом с человеком,
рискующим жизнью. Семья, сложные
взаимоотношения, психология чувств
и долга…

—
Кажется, коснулись Вы самой тонкой
и деликатной темы. Женщины и нежные
чувства — что они значили для вас?
Наверное, о прошлом можно уже и
говорить, смотреть со стороны, не
боясь кому-то сделать больно.

— Это все
очень непросто. Получается так, что
от женщин и самое великое счастье
переживаешь, и самую страшную
душевную боль испытываешь.

Из
дневника: "С каким бы
удовольствием сегодня застрелился.
Но на мне лежит столько
обязанностей, и главная из них —
дети, что я не могу позволить себе
это удовольствие. Ничего не болит, а
больно. Бо-о-ольно! Больно мне…"

"Все
обижаются на неурядицы в семейных
отношениях. Но мало кто понимает,
что это одна из проблем, которые
никогда не будут разрешены. Значит,
нечего на них и обижаться. Дал маху
— терпи. Только расти детей,
работай".

"Ревность
— это балансир, противовес для того,
чтобы человек не задохнулся от
счастья".

— Однако
среди роз и шипов эмоциональных
переживаний вам приходилось
постоянно трудиться, и не только на
журналистском поприще. После
издания двух романов и повестей вас
приняли в Союз писателей и даже
избрали секретарем иркутской
писательской организации,
секретарем партбюро. Как
складывались отношения с
коллегами, с политикой?

Из
дневника: "Хорошо
только в газетах. Все не так уж
хорошо" (1967 г.).

"Что-то
будет… Что-то будет… Это я вижу по
настроению людей. Мы на грани
большого политического
банкротства. Тяжко, страшно и
обидно, если эти 50 лет скажутся в
истории не такими, какими мы
пытаемся их выдать. Главное —
человек как индивидум, как личность
придавлен, затерт, смазан в нечто
туманное…" (1967 г.).

"В
литературной жизни известного мне
общества меня больше всего
восхищает обилие талантов. Много,
очень много талантливых людей в
Иркутской писательской
организации. Они разглядят, изучат,
напишут о судьбе русского
человека… Судьба человека, а через
него и судьба страны, народа, Родины
— это главная тема литературы"
(1970 г.).

— А
все-таки, из всех писателей и
журналистов, с кем вам довелось
быть знакомым, кого вам хотелось бы
увидеть в день рождения? С кем по
душам поговорить, как бывало?

— Со всеми
писателями и поэтами нашего
иркутского Союза писателей у меня
очень добрые отношения. Всех уважаю
и люблю. Самым близким мне
человеком, учителем в писательском
и газетном деле был Владимир
Козловский, тоже летчик, писатель,
красивый человек. Мир его праху.
Люблю творчество Валентина
Распутина, Альберта Гурулева,
Евгения Суворова, Виталия Рудых,
Станислава Китайского, Владимира
Жумчужникова, Кима Балкова, Глеба
Пакулова, Василия Гинкулова,
Геннадия Машкина… Леонид
Огневский, мне кажется, не оценен по
достоинству. По душе мне иркутские
поэты, не прочь посидеть за чашкой
чая с Василием Козловым и Анатолием
Горбуновым, Володей Скифом,
Ростиславом Филипповым, тезкой
Виктором Соколовым, Андреем
Румянцевым, Михаилом Трофимовым…
Много у нас очень талантливой
молодежи — поэтов и прозаиков.
Доброй им дороги на нелегком
литературном пути.

Время
пролетело незаметно, сгущались
сумерки. Многое, что хотелось бы
показать, осталось за пределами
газетной страницы. Забавные и
незабавные эпизоды из жизни, из
газетных будней. Их Виктор
Петрович, талантливый рассказчик,
изобразил почти как актер, живо и
уморительно. Готовые этюды,
художественно прорисованные
миниатюры, может быть, уже
написанные рассказы.

У него
два брата и сестра: Иннокентий,
Владимир, Людмила. У всех дети,
внуки. Брат Владимир — летчик,
командир ТУ-134, живет в Риге; брат
Иннокентий — геолог в Иркутске;
сестра Людмила — в Хабаровске,
экономист. Все между собой дружны,
поддерживают связь и общаются. У
Виктора Петровича любимые внуки
Антошенька и Витенька. Рядом — дети
Наташа и Андрей. Он считает, что
семья — это тот фундамент, опираясь
на который человек может создать
что-то доброе и настоящее.

Но пора
прощаться. И я с удовольствием, как
подарок на посошок, вписываю в
финал реплику, которую чуть ли не на
пороге выдал Виктор Петрович
Соколов:

— Честно
говоря, я не верю, что сегодня мне
семьдесят лет, и не потому, что я
хорошо сохранился — жизнь была не
легкая, и не потому, что здоровье
крепкое — нет и этого. Просто у меня
такой характер, я никогда не скучаю,
ведь у меня есть семья, друзья,
работа, стол, окно, за ним дома, люди,
Родина. И все это просится в романы,
повести, рассказы. Добавлю немного
фантазии — и напишу. Все, что
сделано — только подступы к тому
мощному пласту, из которого должна,
я так мечтаю, родиться моя главная
книга.

Беседу
вела Татьяна КОВАЛЬСКАЯ,
"Восточно-Сибирская правда".