"А маленький город кормлю я один"
"А
маленький город кормлю я один"
Как-то на
досуге обсуждали мы сколько яиц
выдает наш корпус за день.
Оказалось свыше 42 тысяч.
— Ребята! —
восхитился один из специалистов. —
Да ваше звено накормит сегодня
целый город, такой как, например,
Нижнеудинск. Всех до единого. От
только что народившихся младенцев
до глубоких стариков. Ну, младенцам
еще рано яйца потреблять. Но в том
городе столько населения
проживает, сколько за день вы
продукции производите.
Я как-то не
задумывался над подобными
показателями, но во время той
беседы напомнил, что ежедневно
"на пост в корпусе заступают
всего две птичницы да один
слесарь".
— Тем более! —
не унимался специалист. — Значит
один ты, Саша, выдал столько
продукции, что ее за глаза хватит
жителям таких маленьких городов
как Бирюсинск или Алзамай. Да еще
излишки останутся.
Шутки
шутками, но промышленное
птицеводство — это большое
достижение ХХ века. Все-таки тысячи
сограждан кормит один работник
птицефабрики. Здорово? Еще бы!
Интересно? Конечно. Просто? Ну уж не
скажите. Это только со стороны
может показаться, какие, мол, могут
быть заботы у слесаря-оператора.
Валики смазать, вентили подвернуть
и снова закрутятся транспортеры,
снова побежит вода. Если бы только
этим все ограничивалось. У нас 45
тысяч птицы в корпусе. Курица к
курочке, перышко к перу. На улице
жара немыслимая — а ты создай ей
прохладу да свежесть. Морозы
ударили трескучие — не дай бог,
чтобы у нее хоть, выражаясь
человеческим языком, насморк
случился, не говоря уж о гриппе.
Иначе 42 тысячи яиц в день нам как
своих ушей не видать.
И все-таким
нам повезло. Звено наше на зависть
многим дружное и профессиональное.
Например, мой напарник Павел
Скуматов мало сказать — без дела не
сидит. Он до тонкостей свою
профессию освоил да еще глубоко
постиг основы зоотехнии и
ветеринарии. А наши женщины… Ну
казалось бы птичница она и есть
птичница, однако, что Елена Титова,
что Елена Розенцвейг так постигли
слесарное дело, что в любой день и
час могут подменить нас. Я уж не
говорю про их основную профессию.
Тут они асы. Так что никакого
другого звена, никакого иного
коллектива мне не надо. Для меня
здесь работа и труд, и удовольствие.
Не буду
скрывать. В далекие 80-е годы прежде
всего высокие заработки побудили
меня покинуть Химпром и перейти на
Усольскую птицефабрику (так тогда
называлось наше АО
"Белореченское"). Триста
рублей в месяц, квартальные столько
же да по окончанию года премиальные
в тысячу рублей. Правда, деньги
деньгам рознь. Если работа
творческая, если ты вкладываешь в
свое дело всю душу, то подобные
вознаграждения вызывают и
гордость, и желание еще лучше
трудиться. Так оно и было тогда.
Сегодня нет
тех высоких заработков. Вон в каком
положении оказалась страна. А душа
все равно болит за производство и
многие проявляют еще больше
старания. А как же иначе? Ведь всем
нам хочется, чтобы росло и
процветало предприятие. Между тем,
Иркутская область уже не в
состоянии потреблять всю ту
продукцию, что мы выдаем. Не потому,
что сыта по горло. Деньжата
перестали водиться у людей в
прежних объемах. И потому ищем мы
рынки сбыта за пределами региона.
Уже до Монголии добрались. Но
конкуренцию при этом никто не
отменял. Вот почему так важно, чтобы
качество было высоким, а
себестоимость низкой. Что я тут
могу сказать. Брака по нашему
корпусу намного меньше допустимых
норм, а себестоимость… Десять лет
работаем на оборудовании, которое
было закуплено в Германии. Наши
экономисты утверждают, что оно уже
за год окупило себя. Значит, на
прибыль работает. Кстати, по словам
специалистов, подобное
оборудование в самой Германии
через четыре года обновляется. А
ведь немцы никогда
расточительством не отличались.
Меня радует, что сумели сохранить
так технику, а с другой стороны, за
державу обидно. Почему мы то на
венгерском оборудовании работаем,
то на германском? Где же наше,
отечественное?
Скоро 25 лет
исполняется нашему акционерному
обществу. Приятно сознавать, что
стало оно самым крупным и мощным
предприятием подобного рода от
Иркутска до Сахалина. И одним из
самых лучших в стране. Но возраст у
нас юношеский. А это предполагает,
что завтра мы должны шагать еще
быстрее.