Сплетение
ветвей

Не забуду
впечатления, которое произвела на
меня бабушка моего мужа Людмила
Владиславовна Снегоцкая. Тонкое
аристократическое лицо с
холодноватыми светлыми глазами,
достоинство, которое проявлялось в
каждом движении, серебряная седина.
Правда, стрижка была в стиле 20-х
годов, волосы поддерживала
полукруглая гребенка.

Людмила
Владиславовна была голубых кровей.
Она закончила Санкт-Петербургский
институт благородных девиц. Замуж
вышла за обрусевшего армянина
Георгия Мизандронцева,
штабс-капитана царской армии,
который сгинул в огне первой
мировой войны. Оставшись одна с
малолетними детьми, она
перебралась в Сибирь к своей
сестре.

У Людмилы
Владиславовны было четверо детей —
трое девочек и мальчик. Борис
Георгиевич долгое время работал
главным инженером на приисках
"Лензолота", журналистку Веру
Георгиевну Мизандронцеву
наверняка еще помнят в
Усолье-Сибирском, от Марии
Георгиевны, бывшей балерины,
единственной из оставшихся в живых,
к нам домой изредка приходят письма
из Волгограда. А мать моего мужа,
Екатерина Георгиевна, была первым
главврачом лечебно-физкультурного
диспансера в Иркутске.

Как выживала
и поднимала детей Людмила
Владиславовна, одному богу
известно. Бралась за любую работу, в
самый разгар Великой Отечественной
войны некоторое время работала на
Иркутской пимокатной фабрике.

Для наших
последних десятилетий характерна
контрастность, можно сказать,
причудливость человеческих связей,
переплетенность судеб. Все
смешалось в нашей стране, дворяне
становились дворниками (вспомните
у Ильфа и Петрова дворника Митрича,
который "гимназиев" не кончал,
но зато кончил пажеский корпус), а
выходцы из крестьян становились
учеными, поэтами, военачальниками.
Мне думается, этот процесс был в
большой мере благотворен для
страны, высвободил закрытый
нищетой, невежеством, сословными
предрассудками огромный потенциал.

Вторая ветвь
предков моего мужа — крестьяне из
Нижегородской губернии, приехавшие
в Сибирь во время столыпинской
реформы. Потом, правда, дед стал
работать путевым обходчиком, по его
стопам пошел и один из сыновей (отец
моего мужа) Иван Васильевич Галкин.
Он стал сцепщиком вагонов на
станции Тулун.

В нашем
семейном архиве сохранился
удивительный документ,
датированный 1913, годом под
названием "Приговор". После
гибели Василия Егоровича Галкина
под колесами поезда жители станции
Тулун собрались на поселковый сход
и, "посоветовавшись между собою,
с общего всех согласия приговорили
— назначить опекуншей над
имуществом и детьми-полусиротами
Иваном, Егором, Прасковьей и Анной
вдову покойного Варвару Яковлевну
Галкину". Вот так, общиной,
"миром" решались в начале века
дела семейные.

Удивительное
совпадение: обе наши бабушки
остались в цвете лет многодетными
вдовами — и Людмила Владиславовна с
ее элитарным образованием, и не
знающая грамоты Варвара Яковлевна
оказались в равных условиях.

И как бы ни
ругали наш незрелый социализм, но
он обеспечил доступность
образования всем без исключения.
Все пятеро Галкиных — три брата и
две сестры — вышли в люди. Самый
младший, Василий Васильевич,
родившийся уже спустя три месяца
после трагической гибели отца, стал
строителем-проектировщиком. Анна
Васильевна, так же как и Екатерина
Георгиевна, — врачом, Егор —
(Георгий Васильевич) —
инженером-геохимиком. Так же, как и
Бориса Георгиевича, судьба занесла
его в Бодайбо. Потом он много лет
работал в ГДР, осел вместе с
семейством в Москве, а его дочь,
Елена, двоюродная сестра моего
мужа, стала научным сотрудником
Института мировой литературы.

В начале 30-х
эти ветви переплелись: директор
фундаментальной библиотеки
Иркутского университета Иван
Васильевич Галкин обратил внимание
на молоденькую библиотекаршу
Екатерину Георгиевну
Мизандронцеву. И образовалась
семья.

Об Иване
Васильевиче Галкине — разговор
особый.

Первому
поколению вышедших из низов
интеллигентов удалось быстро
набрать уровень. Они не были
искушены в этикете — и это
сказывается в третьем поколении. Им
не хватало внешней культуры, лоска,
умения вести себя на людях — всего
того, что характерно для высокого
уровня цивилизованности. Все это
кануло в Лету вместе с целыми
слоями русской аристократии. Но
природного ума, одаренности,
какой-то особой целеустремленности
высоких идеалов у этого поколения
не отнять.

В нашем
семейном архиве сохранилась
трудовая книжка, вернее
"Трудовой список", Ивана
Васильевича Галкина. Начинается он
с 1910 года, когда девятилетный Ваня
учился в Тулуновском (так в
документе) железнодорожном
училище. Потом ремонтный рабочий,
рабочий лесопильного завода. В 1919
году — вступление в партию
большевиков, участие в гражданской
войне, ЧОН. 1920 год — учеба в
Иркутской губернской совпартшколе,
в этом же 1920-м Иван Галкин — студент
Иркутского рабфака, в 1921-м — студент
Иркутского политехнического
института и одновременно секретарь
газеты "Красный пахарь", в 1923-м
— сотрудник пункта связи
Коминтерна. 1924 — студент
хозяйственно-правового факультета
Иркутского университета и
одновременно секретарь деканата
этого факультета, преподаватель
Иркутского рабфака. С 1928-го —
ассистент кафедры экономической
политики ИГУ, в 1930-м — директор
фундаментальной библиотеки,
штатный ассистент кафедры теории
советского хозяйства Сибирского
финансового института, затем
доцент той же кафедры. В 1932-м он —
директор Восточно-Сибирского
института снабжения, в 1933-м —
руководитель группы, а затем
сектора легкой промышленности,
член президиума
Восточно-Сибирского Крайплана,
затем — исполняющий обязанности
заместителя председателя
Восточно-Сибирского Крайплана.

После этой
записи идут пометки о поощрениях,
неиспользованных отпусках. Вот
одна из них: "За своевременное
выполнение планов работы сектора,
за высокую дисциплину и качество
работы в день 1 мая 1935 года
премируется денежной наградой в 100
рублей и отрезом на пальто".

Последняя
запись — март 1937 года:
"Исключается из списков
сотрудников Облплана". В 1937 году
Ивану Васильевичу было всего 36 лет.

Екатерина
Георгиевна не любила вспоминать
это время. Каких-нибудь деталей
ареста и гибели Ивана Васильевича
узнать не удалось. Рассказывала
только, что изъяли у него наган,
сохранившийся еще с гражданской
войны, книги Бухарина, которые
тогда были под строжайшим запретом.
Ничего не конфисковали: у
заместителя председателя
Крайплана никакого хотя бы
мало-мальски ценного имущества не
было, жил он с семьей сестры и
матерью в коммуналке, в старом
деревянном доме на набережной
Ангары. Моему будущему мужу Андрею
было тогда три года.

Сравнительно
недавно моему мужу дали
возможность ознакомиться с делом
отца. То, что содержалось в
извлечениях из архива, потрясло его
настолько, что он заболел. Главные
обвинения были совершенно
абсурдны, просто нелепы: участие в
преступной группировке, готовящей
покушение на Кагановича, шпионаж в
пользу Монголии. И, конечно же, —
троцкизм.

Революция
пожирает своих сыновей. Не помню,
кто сказал эту фразу. Но она точна.

Иван
Васильевич был реабилитирован в 1958
году. Екатерине Георгиевне и Анне
Васильевне прислали странное
свидетельство о его смерти, где
были сплошные прочерки и неверно
указана дата — 11 июля 1939 года.

В 1990 году
Андрей получил новое свидетельство
о смерти, там была указана причина
смерти — расстрел, место смерти —
город Иркутск, и другая дата — 22
июня 1938 года.

Странные
ситуации бывают в жизни. Лет
двадцать тому назад работал в нашем
домоуправлении один уже старый
человек. Он был приметен тем, что
носил рубашку, френч, галифе — все
серого цвета. Однажды он подошел ко
мне и спросил, не жена ли я Андрея
Ивановича Галкина. А потом как-то
странно посмотрел куда-то вбок и
сказал, что знавал Ивана
Васильевича Галкина и даже помнит,
как его убили — прямо в коридоре
НКВД, выстрелом в затылок. Потом
вдруг замолк, словно что-то
вспоминал:

— Костюм на
нем почти новый был, когда его
взяли. А потом весь так на нем
истлел — от сырости…

Именно эта
деталь, такая конкретная, убедила
меня, что сказанное — правда.

Андрей не
захотел встретиться с серым
человеком, а матери даже ничего не
сказал, побоялся, что ее душа не
сможет выдержать этих
воспоминаний.

Когда у меня
родился сын, мы назвали его Иваном —
в честь деда.

Сейчас наш
сын работает научным сотрудником
Лоуэллского университета (штат
Массачусетс, США), на
противоположном конце земного
шара, далеко от села Канерга
Ардатовского уезда Нижегородской
губернии, где родился его дед.

Виктория ГАЛКИНА.