Время
выбрало нас…

Я вспоминаю
годы, когда мы, мальчишки, дети
солдат Великой Отечественной,
буквально глотали все, что нам
рассказывали отцы и деды о жесткой
и жестокой военной правде. Мы
летели на фильмы про войну, которые
были для нас любимыми.
"Чапаев", "Молодая
гвардия", "Щит и меч"
будоражили наши умы и души. Нас
освобождали от уроков,
организовывая культпоходы, а потом
мы жарко, с азартом обсуждали кино
на уроках истории. Мы наполнялись
гордостью, когда в школе
проводилась "Зарница", и
каждый из нас надевал военную форму
вернувшихся из армии солдат,
чувствуя себя причастным к великой
армии военных. Именно тогда, играя в
шпионы, строя свои штабы, мы,
которым было всего по 8—12 лет, уже
сделали свой выбор… И то, что в
детстве было романтичным, стало
суровой школой военной службы и
жизни.

Новые
системы вооружения плюс мощная
патриотическая идеология
укрепляли уверенность в
непобедимости нашей армии. Мы были
убеждены в том, что если кто-то
захочет посягнуть на границы
нашего государства, он получит
достойный отпор.

Афганистан
вошел в нашу жизнь как-то спокойно,
почти без волнений. Те скупые
телеграммы, которые приходили в
части, не отражали правды
происходящего. Как не отражала ее и
наша советская пресса.

Поэтому,
отправляя первые экипажи, мы не
чувствовали запаха пороха. Нам
казалось, что это обычная
загранкомандировка, абсолютно
мирная, не требующая
дополнительной подготовки.
Недооценка происходящего стоила
многим из нас жизни.

День 27
декабря в далеком теперь уже 79-м
году был обычным предновогодним
днем для миллионов жителей
Советского Союза. И только для
"ограниченного контингента"
он стал днем отсчета суровой
военной реальности. И даже тогда,
когда к Новому году матери получили
первые похоронки, а военкоматы в
условиях секретности
организовывали похороны, даже
тогда многие не чувствовали
зловещего запаха войны. Войну мы
увидели и услышали лишь после
прибытия на аэродром Кундуз.

Рядом с
аэродромом четверка Ми-24 наносила
удар по кишлаку. И мы отчетливо
видели взрывы бомб и слышали
канонаду разрывов. С наших лиц
сошли улыбки, когда мы увидели
трупы.

Одуревшие от
нервного напряжения и водки
экипажи, которые мы меняли, не
скупились на выражения и
подробности, рассказывая о своей
боевой работе.

Чувствовалось,
что у многих силы и нервы на
пределе. Самая страшная усталость —
моральная. Она сковывает, убивает
способность мыслить, принимать
правильные решения. Не каждый в
силах ее преодолеть, и у того, кто ее
не победил, она перерастает в страх.

К войне
привыкнуть можно. К взрывам,
стрельбе, трассерам по ночам.
Нельзя привыкнуть к смерти.

Что двигало
теми, кто каждый день выходил на
сопровождение колонн, кто шел в
этих колоннах в пыли и копоти
выхлопных газов? Мне кажется,
чувство долга, моральная закалка и
еще уверенность в том, что смерть
тебя обойдет. Без этой уверенности
ты не воин.

И у тех, у
кого ее не было, появлялся страх
перед смертью, который преодолеть
очень сложно, а порой и невозможно.
Под влиянием этого страха,
нависающего со всех сторон,
некоторые спивались, отказываясь
ходить в колоннах, летать, и
командование вынуждено было
отправлять их в Союз, тем самым даря
им жизнь.

Для многих
моих друзей было большой обидой,
когда на рапорте с просьбой
отправить в Афганистан командиры
писали: "Отказать". И сегодня,
когда я с ними встречаюсь, они
чувствуют неловкость перед теми,
кто там был, но еще больше перед
теми, кто оттуда не вернулся, хотя
их вины в этом нет.

Гораздо
обиднее за тех, кто правдами и
неправдами искал возможности
остаться в Союзе. Тогда они не могли
предположить, какая оценка будет
дана этой войне, а сегодня стучат
себя в грудь, выставляя себя
провидцами, несгибаемыми
пацифистами, якобы знавшими, что
эту войну осудят.

Мы должны с
уважением относиться к тем, кто
прошел афганскими дорогами. Они
честно выполнили свой долг.
Афганистан не принес славы
Советскому Союзу, но он не принес и
бесславия советскому солдату.
Только после Афгана мы
по-настоящему поняли ветеранов
Великой Отечественной войны. О
войне можно говорить, писать,
показывать фильмы, но
почувствовать ее можно только
побывав на ней.

Я всегда буду
с гордостью вспоминать нашу пехоту,
танкистов, автомобилистов, саперов,
которые по опасным горным дорогам,
в пекле афганской жары тянули свою
военную лямку, вытягивая колонны с
ранеными, продовольствием и
боеприпасами.

Но у меня
всегда будет и чувство стыда за
нашего солдата, который струсил,
который без боевой необходимости,
поставив себя в ранг судьи, вершил
суд с помощью автомата или гранаты.

У меня
останется чувство сожаления о
некоторых командирах, которые
принимали бездарные решения, не
думая о подчиненных, тем самым
увеличивая количество потерь.

Я вспоминаю,
как наши вертолеты после наших же
воздушных ударов привозили к нам в
госпитали из разрушенных кишлаков
раненых детей, чтобы спасти им
жизнь. Одним из парадоксов этой
войны был тот, что вечером мы сидели
с афганцами за одним столом, а утром
встречались в бою.

Много оценок
дано афганской войне. Они разные: от
полного одобрения ее до полного ее
охаивания.

С высоты
сегодняшних дней многое видится
по-другому, но остается неизменным
одно — память о тех уже далеких
днях.

Я
преклоняюсь перед теми, кто пройдя
суровыми афганскими дорогами,
сохранил в себе человечность,
любовь, желание быть полезным
обществу. Именно благодаря таким
людям живет и существует сегодня
наша афганская организация,
которая поставила своей целью
заботу не только о ветеранах
Афганистана, но и о подрастающем
поколении.

Мы выжили на
земле Афганистана, и надо сделать
все для того, чтобы нас не потеряли
на своей земле.