Вместо
природы — окружающая среда

Георгий КУЗНЕЦОВ,
"Восточно-Сибирская ПРАВДА"

Вчера
планета отметила Всемирный день
защиты окружающей среды. Подобные
даты мы привыкли называть
праздниками, но в данном случае, мне
кажется, это определение не очень
подходит. Обратите внимание, в
названии нет слова "природа",
хотя подразумевается именно она.
Может быть это не случайно?

И тем не
менее "зеленые", общественники
и профессионалы, посвятившие свою
жизнь охране природы, вчера
поздравили друг друга с праздником.
Думаю, что во многих компаниях
звучал тост за здоровье
природы-матушки. Не остались в
стороне и представители властных
структур разных уровней. Они тоже
произнесли и написали хорошие
слова в адрес общественных и
государственных экологических
организаций. Очень правильно
отметили важность природоохранной
деятельности и ее влияние на судьбы
человечества. Назвали этот день
праздником.

Думаю, что
конкретные люди, конкретные
представители власти, писавшие и
произносившие эти слова, были
вполне искренни. Другое дело, что в
России (а может, и во всем мире)
сложилась такая парадоксальная
ситуация, когда каждый отдельный
человек искренне любит природу в
целом и прекрасно понимает
важность ее сохранения для
потомков, но в то же время не видит
ничего плохого в том, что он (именно
он, а не кто-то другой) помоет свою
машину в речке, или наловит ведерко
рыбы во время нереста, или по пути с
дачи вывалит в придорожный лес
мешок накопившихся бутылок и
консервных банок. Он будет
регулярно вываливать свой мусор и
при этом очень сильно возмущаться,
что какие-то дикари превратили
пригородный лес в сплошную свалку.

Очень похоже
ведут себя и руководители
промышленных предприятий, прежде
всего наиболее грязных в
экологическом плане. Я не встречал
еще директора, который бы открыто
сказал, что прибыль для него важнее
природы. Из многочисленных
заявлений знаю, что больше всех
"любят и ценят" Байкал
руководители Байкальского ЦБК.
Директор почти любого предприятия
на вопрос о его личном отношении к
природе готов ответить гимном или
поэмой в ее адрес, а загрязнение
ближайшей реки объясняет просто и
невинно: — У меня же нет денег на
строительство очистных сооружений.
И нет денег для перечисления
обязательных платежей в
экологический фонд. Не буду же я
закрывать предприятие из-за
какой-то речки…

И
Байкальский целлюлозно-бумажный
комбинат "из-за какого-то
Байкала" всерьез никто
закрывать, похоже, не собирается.
Это уже общегосударственный
уровень. Всякая наша новая
верховная власть, начиная еще с ЦК
КПСС, зарабатывая авторитет у
россиян, заявляет о необходимости и
готовности его закрыть ради
спасения священного озера. Ельцин,
к примеру, заявлял о готовности
пойти на крайние меры по отношению
к БЦБК еще в свою бытность
секретарем ЦК КПСС. А комбинат, даже
став более чем наполовину частным и
убыточным, работает как работал, да
еще от той же власти великие льготы
получает в виде фантастического (на
порядки) снижения установленных
российским законом платежей за
загрязнение природной среды.

В России
"природа не стоит денег"! И
сколько бы ни говорили власти о
важности сохранения природной
среды (в официальных документах ее
чаще называют "окружающей
средой"), и как бы важно ни
заявлял президент о приоритете
экологических проблем над
экономическими, в реальной жизни
все обстоит иначе. Ради экономии
или образования сиюминутных
"живых" копеек, государство
запросто жертвует природой на
многие рубли. И здоровьем россиян
тоже жертвует запросто, потому что
мы еще не научились оценивать
здоровье народа в рублях, значит,
оно тоже не стоит денег. Подумаешь,
где-то на берегу Братского
водохранилища родится еще пара
олигофренов из-за ртутного
загрязнения. Важно, чтобы усольский
химпром, загрязняющий водоем этой
самой ртутью, исправно хлор
выдавал, потому что хлор, в отличие
от здоровья матери и ребенка, живых
денег, настоящих рублей стоит.
Поэтому устаревшую ртутную
технологию закрывать не сметь!

Впрочем, к
разговору о БЦБК и ртутном
загрязнении Братского
водохранилища наша газета вернется
в ближайшее время. События здесь
развиваются интенсивно, но не
радостно. А сейчас еще одна, на мой
взгляд, очень характерная деталь,
наглядно демонстрирующая
отношение государства к природе.

Когда-то, не
так давно, в России было
Министерство экологии. Теперь
только Государственный комитет.
Когда-то было Министерство лесного
хозяйства. Теперь только
федеральная служба. В Иркутской
областной прокуратуре был в свое
время экологический отдел.
Ликвидировали. В городе Иркутске
была создана экологическая
милиция. О ней мало кто помнит.
Перечисление можно продолжать, но
не стану тратить газетную площадь.

Все
государственные природоохранные
организации и структуры, в отличие
от подразделений и служб
предприятий, осуществляющих
ведомственный контроль за своими
выбросами и сбросами, нищие.
Крупные предприятия
заинтересованы в хорошем приборном
оснащении своих экологических
служб и высокой квалификации
собственных экологов не столько
для сокращения вреда, наносимого
природе, сколько для того, чтобы
умело спрятать свои загрязнения и
таким образом сократить платежи за
вред, наносимый природе. Чтобы
умело опротестовать иски и штрафы
за загрязнение природной среды,
выставляемые государственными
контролирующими организациями. Чем
большим загрязнителем является
предприятие, тем с большей
щедростью выделяет оно средства на
создание таких служб, потому что
экономия на экологических платежах
все равно будет больше затрат.

Совсем иное
отношение к контролирующим
экологическим структурам у
государства. Оно выделяет своим
государственным природоохранным
организациям ровно столько
средств, чтобы хватило на создание
видимости их существования (должны
же быть такие органы в
цивилизованной стране), но чтоб не
хватило на организацию реального
жесткого контроля за
использованием природной среды. От
реального контроля — реальные
убытки.

Сейчас хоть и
принято оценивать ущерб,
нанесенный природе в рублях —
рубли-то это не "живые", а
номинальные. Пример: ежегодный
расчетный ущерб, наносимый Байкалу
целлюлозно-бумажным комбинатом,
исчисляется миллиардами
сегодняшних рублей, но реально этих
миллиардов в виде "живых"
денег не существует, поэтому ущерб,
хоть и есть, но реальных убытков
никто не несет. "Живые" деньги
ниоткуда не исчезают и бюджеты от
этого не истощаются. Если БЦБК
сегодня же, немедленно закрыть,
расчетный ущерб тоже исчезнет, но
никаких миллиардов ни в одном из
банков не прибавится и ни один
бюджет не пополнится. Более того,
как раз остановка комбината в
реальности принесет не экономию, а
реальные и немалые убытки, потому
что неизбежно потребует
дополнительного расходования
именно "живых", реально
существующих денег на решение
социальных проблем населения,
которое сейчас худо-бедно, но
существует за счет убыточного
комбината.

Ну и зачем
государству все эти лишние хлопоты
и затраты?

Байкал
сегодня нужен мне и вам, конкретным
живым людям. Завтра он будет нужен
нашим детям и внукам, послезавтра —
дальним потомкам рода людского.
Государству он не будет нужен до
тех пор, пока не начнет приносить в
казну "живые" деньги. Поэтому
только для того, чтобы не
раздражать живущих людей — свой
народ, государство охотно говорит о
необходимости защиты чудо-озера, а
поступает уже на основании
материальной заинтересованности
совсем наоборот.

Похожая
ситуация сложилась с заповедниками
и национальными парками, которые
продолжают жить не столько
благодаря поддержке государства,
сколько благодаря
самоотверженности и бескорыстию их
работников. Государство вынуждено
выделять жалкие крохи средств этим
государственным природоохранным
структурам, не приносящим прибыль,
лишь для того, чтобы более
благородно выглядеть в глазах
своего народа и мирового
сообщества.

Еще более
сложная и более парадоксальная
ситуация взаимоотношений
государства, в лице
государственной власти всех
уровней, с государственным же
лесным хозяйством. Только,
пожалуйста, не путайте
лесозаготовителей и лесоводов,
лесорубов и лесников. Речь идет о
лесниках, которые обязаны не
вырубать леса, а сохранять их,
контролировать правильность
лесозаготовок и садить новые леса
взамен уничтоженных огнем или
лесозаготовителями.

Так вот,
утверждение, что лес — это
богатство страны — не декларация.
Это аксиома. Но государству нужен
капитал, а не богатство. А в капитал
лес превращается и начинает
приносить прибыль "живыми"
деньгами только в том случае, если
начинают вырубать деревья и
продавать древесину. Проще, лес
начинает давать живые деньги
только в момент его уничтожения.

Конечно,
можно бы из получаемой прибыли
изымать необходимую сумму и
пускать ее на охрану лесов и их
восстановление. Это, слава богу,
возобновляемый ресурс. Государство
изо всех сил создает видимость,
будто бы так оно и поступает. Будто
бы оно материально, на такие
отчисления и содержит лесное
хозяйство. Но тут вступает в силу
примитивный экономический закон —
чем больше от прибыли отнимешь, тем
меньше ее останется государству и
лесорубу, который, по внешним
признакам, и создает эту прибыль.
Государство не хочет, чтобы у него
было прибыли меньше, поэтому нет и,
пожалуй, не было в России более
бедной отрасли, чем лесное
хозяйство. Государство выделяет
лесникам какие-то крохи на охрану
лесов от пожаров. А на
лесовосстановительные работы, на
прибавку к совершенно нищенской
зарплате, на спецодежду,
материально-техническое
обеспечение и многое другое оно
заставляет большей частью
зарабатывать деньги сами лесхозы.
Каким образом? Так способ-то один
(если не считать вспомогательные,
как сбор ягод или охота) — лес
начинает давать прибыль
"живыми" деньгами только с
момента превращения живых деревьев
в мертвую древесину для продажи.
Чтобы оправдать это превращение,
чтобы оно не выглядело слишком
кощунственно, государство
придумало множество
"благородных" видов рубок:
санитарные, омолаживающие, рубки
ухода и проч. Студентам лесных
вузов и техникумов упорно внушают,
что главный инструмент ухода за
лесом — топор. Будто бы без
топорного ухода все леса прямо таки
исчезнут с лица планеты, так прямо и
сгниют на корню, без всякой пользы
для государства.

Если
поверить этому постулату, то
получится, что лес вообще не мог
возникнуть на планете раньше, чем
человеком разумным, благодетелем
природы, был изобретен каменный
топор для "ухода" за случайно
выросшими, отдельными хилыми
деревцами. И что сейчас, благодаря
быстрому развитию мощнейшей
лесорубочной техники, планета со
страшной силой зарастает лесами.

Отчисления
от дохода за лес, проданный под
вырубку, лесникам действительно
идут в виде попенной платы. Правда,
они настолько ничтожны, что в
реальности их и доходом-то назвать
трудно. Это, опять же, создание
видимости заботы государства о
государственной же
природоохранной структуре.

Меня
поражает оптимизм лесников нашей
области и самоотверженность, с
которой они продолжают охранять
леса и ухаживать за ними. Даже не
получая денег от государства на
лесовосстановительные работы,
умудряются в очень приличном
состоянии поддерживать питомники,
засевать и засаживать выгоревшие и
вырубленные площади и даже
создавать новые лесосеменные
плантации. Сегодняшняя Россия не
очень-то ценит эту работу. Ее оценят
будущие поколения.