Династия

Элла КАШЕВСКАЯ

В
ординаторской урологического
отделения первой городской
клинической больницы Иркутска в
картонной коробке — уникальная
коллекция камней. От огромных,
величиною в пять спичечных
коробков вместе взятых, до
крохотных размером в рисовое или
гречишное зернышко. Не самоцветы,
разумеется, хотя ценою куда дороже;
ценою, адекватной не рублю, но
человеческому страданию; да еще
риску, на который идет хирург,
избавляя человеческий организм от
опасного "груза". Извлеченные
из почек, мочевых пузырей и
мочеточников камни заставляют
размышлять не только об уязвимости
жизни, но и о злых шутках природы
над ею. Впрочем, еще и о парадоксах,
которые только им,
хирургам-урологам, кажутся нормой.

Один из
опытнейших урологов Иркутска
Николай Георгиевич Никитенко
утверждает: извлечь неподвижный
"булыжник" из нашего чрева
куда легче и безопаснее, нежели
вечно подвижную "песчинку",
причиняющую пациенту куда больше
беспокойства и словно играющую с
врачом в прятки, когда больной
лежит уже на операционном столе. Но
если удается ее все-таки нащупать,
настичь, остановить, то сначала
характерный звук от легкого
касания металлического
инструмента о "камушек"
"услышит" рука хирурга, потом
уловит слух.

Сколько
подобных и куда более сложных
операций провел почти за три
десятилетия своей врачебной
практики Николай Георгиевич
Никитенко — сказать трудно. Более
простой подсчет таков: в год через
его "слышащие" руки проходит
более ста пятидесяти страдальцев;
пять дней в неделю урологическое
отделение первой городской
клинической принимает экстренных
больных. Самых трудных, потому что
неожиданных. Их привозят в период
обострений — с сильнейшими
интоксикациями, с почечным
кровотечением, когда, как говорит
Николай Георгиевич, "нужно брать
на стол" по жизненным показаниям.
Промедли минуту — можно потерять
жизнь.

Впрочем, у
него выработанное годами
постоянной хирургической практики
свое чутье критического времени.
Его невозможно обрести, сколько бы
научных трактатов и статей в самых
передовых медицинских журналах ни
было бы проштудировано. Но его
можно получить, наследуя своему
учителю и подтверждая личной
интуицией. Одним из главных своих
учителей назвал Николай Георгиевич
талантливого хирурга-уролога
Ознобихина. Были и есть другие:
Моисей Ханонович Кругликов, Юрий
Васильевич Васильев — у нас ведь в
регионе своя сильная школа
хирургической урологии. Но именно
от него, от Петра Михайловича
Ознобихина, счастливо перенял
Никитенко-старший это почти
мистическое чувство необходимого
мгновения. Той самой минуты, когда
ни спешить, ни медлить с
оперативным вмешательством нельзя:
именно сейчас нужно "брать"
пациента на стол.

Назвала
Николая Георгиевича Никитенко
старшим неслучайно. Вот уже десять
лет с ним в одном отделении рядом
работает сын — Роберт Николаевич
Никитенко.

Хирургия
вообще, в частности урология, —
профессия риска. Никитенко-отец
пришел в хирургию, сделав в ней
первый шаг, что называется, "от
порога": работал медбратом, учась
в медицинском вузе. У
Никитенко-сына, на первый взгляд,
складывалось проще: после
Иркутского медицинского института
(тогда еще института, а не
университета) два года работал
рентгенологом, потом не выдержал.
Почему? "Не смог смириться с тем,
— говорит, — что не вижу глаза, лицо
больного. Рентгеновский аппарат
бесстрастен и холоден. На снимках
отлично видна патология, если она
есть, но вот живая боль не
слышна…"

Вообще-то
ничего особенного в том, что отец и
сын работают по одной
специальности в одном отделении,
нет. Сколько таких семейных
династий знает медицинский мир:
подобным образом складываются,
формируются, развиваясь и
совершенствуясь, целые направления
в практическом здравоохранении! Я
не скажу: мол, Роберту Николаевичу
легче, потому что всегда можно
посоветоваться с отцом; потому что
бывают и такие особые случаи, когда
отец ассистирует сыну у
операционного стола. Я думаю: сыну
труднее. Потому что фамилию
Никитенко знают сотни спасенных
отцом людей. Потому что эту фамилию
ни в коем случае нельзя ничем ни
запятнать, тем более — уронить. Что
же касается Николая Георгиевича, то
ему тоже непросто: как избавишься
от ответственности, от волнения за
сына?

Среди
хирургов существует поверье:
нельзя оперировать близких друзей
и родственников. Они чаще всего и не
оперируют. А вот работать плечо в
плечо — это можно: если дрогнет у
старшего сердце, посторонние не
должны заметить. Дело сугубо
личное, а сердце у хирурга, бывает,
болит как у простого смертного…

…На исходе
рабочего дня Николая Георгиевича
позвали в приемный покой:
"скорая" привезла двух
непонятных больных.
Предварительный, наскоро
поставленный бригадой
"скорой" диагноз — у обоих
аппендицит. Но есть подозрения и на
почки.

Подозрения
снимают его пальцы. Я вижу, как
чутко "прислушиваются" они к
пока еще неразгаданной боли, легко
и профессионально точно прикасаясь
к скованному страхом и страданием
телу. В свои пятьдесят восемь лет он
научился понимать и, главное,
прощать этот неизбежный страх;
просто старается отсечь его как
ненужную помеху между собою и
пациентом.

Сейчас
похоже на то, что один больной "не
их" — не урологический; зато
второй — точно "их", причем,
случай не из легких. У них два
хирурга имеют высшую категорию:
заведующая отделением Нина
Александровна Коренная и он,
Николай Георгиевич Никитенко.
Самые сложные операции делят меж
собою. Похоже, только что
отправленного в палату больного
придется оперировать ему,
Никитенко-старшему. И он мысленно
перелистывает расписание своих
операционных дней, планируя время.
Так, чтобы и не торопясь, но и не
медля, точно попасть в нужное
мгновение. И спасти…