Редакторская
школа Михаила Горячкина

Борис
МАРТЫНОВ, член Союза журналистов
России, ветеран труда

29 декабря
нынешнего года ему исполнилось бы
90, а умер он, не дожив два дня до
восьмидесятилетия. Умер на ходу.
Упал и больше не поднялся.
Сосед-пенсионер потом рассказывал,
что в то утро он уговаривал
Горячкина не брать в рот сигарету,
которую он стрельнул походя, как и
всегда клянясь, что завтра бросит
курить окончательно…

Его хорошо
помнят журналисты и активисты
печати всей области, но особую
любовь и уважение он снискал в
городе горняков. Долгие годы был
предан своей родной газете
"Черемховский рабочий".

Учась заочно на
склоне первой половины жизни в
пятигодичной Московской партийной
школе, постоянно участвуя в
многочисленных общественных
мероприятиях — в заседаниях бюро
Черемховского горкома партии, на
сессиях городского Совета, разного
рода совещаниях, — в любой час дня
он торопился в родную редакцию,
чтобы самолично от первой до
последней строчки вычитать
очередной номер газеты половинного
формата "Восточно-Сибирской
правды". Вычитать до последней
буквы, запятой и точки. И только
тогда истомившиеся дежурный по
номеру, корректор и печатник
вздыхали свободно, когда он
размашисто писал на газетном
развороте: " В печать. М.
Горячкин", время и дату выпуска.

Это было не
недоверие к подчиненным, не
персональная блажь, а застарелый
рефлекс на казус с редактором
фронтовой газеты, проглядевшего во
время страшного боя оскорбительное
словосочетание в предложении со
словом "Сталин". На глазах
Горячкина виновный был осужден
военным трибуналом и тут же
расстрелян.

Подобный эпизод
был, пожалуй, единственным
воспоминанием Михаила Дмитриевича
о военном лихолетье. Об остальном
армейский капитан с орденом
Красной Звезды на фронтовой
фотографии вспоминать не любил,
хранил глубокое молчание даже в
застолье.

Неизменным его
увлечением был субботний выпуск
"Черемховского крокодила" и
непременно с его заглавным
материалом. Все его фельетоны
начинались с мифологических
сюжетов, кроме одного — "Как из
сына вышел свин" — о
распоясавшемся сыне городского
прокурора. Этот материал был
перепечатан и в центральном
"Крокодиле". Жаль, что с
сокращением.

Лишь перед
праздником мой первый редактор,
доверивший мне через год работы
рядовым сотрудником пост
ответственного секретаря газеты,
позволял себе и нам немного
расслабиться. Осовевший после
ночных бдений над контрольными по
предметам марксистско-ленинской
теории, над материалами для
еженедельного "Черемховского
крокодила", тезисами выступлений
на общегородских мероприятиях, он в
канун предстоящего однодневного
отдыха под вечер уходил поужинать
домой. Возвращался часа через
полтора немного навеселе и с вечной
"беломориной" в зубах.

Уроки Горячкина
пригодились мне потом в
редактировании чунской, иркутской
районной и шелеховской городской
газет. Навыки редактирования
обрели у Михаила Дмитриевича его
заместители, ныне тоже покойные
Михаил Самойлов, Владимир
Черняховский, тоже подготовившие
достойную смену себе, а также
работники газеты — Мария Егорова,
Галина Бессонова, много лет
редактировавшие многотиражную
газету на Свирском заводе
"Востсибэлемент".

Характерной
чертой Михаила Дмитриевича было
умение объективно критиковать
руководителей города в дни
партийных конференций, сессий
горсовета. Критиковать сначала на
газетных листах, а в день
очередного события — с трибуны. Где
он черпал факты? Очевидно, в
редакционной почте, в общении с
горожанами. И не только следовал
каждому факту, а внимательно его
проверял, исследовал, анализировал.
Потому и не ошибался, смело
выступая с трибуны.

Любил он и в
Черемхове, и работая потом
заместителем редактора в
"Восточно-Сибирской правде",
затем на пенсии — ответственным
секретарем областной
журналистской организации,
приглашать к себе в дом
сослуживцев. Никаких подношений не
терпел, и, зная его характер, мы не
заботились ни о каких подарках.

На семейный стол
его жена Мария Георгиевна,
встретившая свое 90-летие 7 ноября
нынешнего года, неизменно
выставляла сковороду жареной
картошки. Было не до деликатесов:
Горячкин на скромную свою зарплату
журналиста при больной жене
воспитывал двух сыновей, ставших
горными инженерами, и дочь.

В застолье он
обычно, налив по первой, произносил
хороший добрый тост. И мы уже знали,
что после второй чарочки он запоет
свою любимую шахтерскую:

"Спят
курганы темные,

Солнцем
опаленные…"

Думаю, что это еще
один урок, преподанный нам, его
друзьям и коллегам, — знать меру
даже в самом веселом застолье,
избегать шумных и тем более
незнакомых компаний. Что до меня,
этот урок Михаила Горячкина,
талантливого журналиста,
редактора, просто душевного
человека, очень даже пригодился в
жизни.

И в годовщину его
смерти, конечно же, не забуду
вспомнить его добрым благодарным
словом.