Человек для
людей

Четверть века
спустя

Владимир
ЖЕМЧУЖНИКОВ, писатель

Недавно на
60-летнем юбилее одного из собратьев
по перу в качестве тоста я произнес
шутейное благопожелание
ровесникам:

"Нас было много
на челне…"

Иных уж нет…

А те — в Москве,

А тот — в запое,
тот — в простое.

Теперь другие
пусть творят и колобродят,

Шестидесятники на
пенсию выходят.

Что, друг,
смеркается?

Но ведь еще не
вечер!

Пусть на земле
продлятся наши встречи.

Пусть за столом не
убывает смеха.

И пусть года не
станут нам помехой

Ни для чего,

ни для чего…

Увы, это правда: в
иркутской литературной когорте
шестидесятников "иных уж нет",
вампиловское предвоенное
поколение уже вошло в
"вымирательный" возраст, как
выражаются социологи. Словно
подтверждая нынешнюю мрачную
статистику мужской смертности,
ушли из жизни преждевременно, не
дотянув до заслуженного отдыха,
Сергей Иоффе, Геннадий Михасенко,
Вячеслав Шугаев… Туда, на
невидимый берег реки Вечности, к
нашему нестареющему, веселому
коноводу Сане опять подтягивается
знакомая компания, теперь уж
воистину неразлучная.

В канун 60-летия
Вампилова — печального юбилея без
юбиляра — снова и снова
вспоминается вещее его
предчувствие: "Я смеюсь над
старостью, потому что я знаю — я
старым не буду".

Нельзя не
вздрогнуть, встретив ироническую
зарисовку с натуры в его записной
книжке: "На станции на
голландской печи нацарапано:
"Пусть волны жизненного моря не
смоют память обо мне".

Раз уж я коснулся
его великолепных по остроумию
"Записных книжек", хотелось бы
напомнить читателю еще одну
ключевую фразу: "Мужчины созданы
для того, чтобы рисковать". Лично
меня эти мужественные слова
удивили и обрадовали дословным
совпадением с тем, что написано
было о Сане в моих воспоминаниях
двадцатилетней давности:
"рискованный человек",
"бесстрашен был и в жизни, и в
творчестве".

Для всех, кого
интересует судьба уникального и
неповторимого таланта, много
нового дала интереснейшая
семилетняя переписка Александра
Вампилова с Еленой Леонидовной
Якушкиной, заведующей литературной
частью Московского театра им.
Ермоловой. Их письма впервые были
опубликованы в журнале "Новый
мир" десять лет назад. И еще
тогда, под сильным впечатлением от
прочитанного, возникла у меня
мысль, что на основе этих
откровенных, нередко шутливых, но
полных внутреннего драматизма
человеческих документов могла бы
получиться пьеса. история театра
помнит подобные опыты: в
эпистолярном жанре написана пьеса
об английском драматурге Бернарде
Шоу "Милый лжец", пьеса об
Антоне Павловиче Чехове
"Насмешливое мое счастье". Так
почему бы не рассказать со сцены о
яркой и трагичной судьбе
Вампилова?.. Но понадобилось время,
чтобы набраться душевных сил и
реализовать непростой замысел. Так
появилась одноактная пьеса "Ваш
младший брат". *

Четверть века
минуло после того, как внезапно
упал занавес его жизни. С той поры
народилось новое поколение
вампиловских зрителей. Что в имени
его… для молодых? Многим из них
известен лишь финал: писатель
утонул в Байкале. надеюсь, моя
скромная сценическая композиция
поможет начинающим театралам
побольше узнать о нелегком
творческом пути замечательного
драматурга.

"Очень много
времени и сил уходило в те годы на
то, что мы называли
"пробиванием" его пьес на
сцены московских театров, —
вспоминала Елена Якушкина. — Дело
было сложным, и "колотиться",
как говорил Саша, приходилось
много.

Живя в Москве, он
каждый день приходил в театр им. М.
Н. Ермоловой… Часто он приходил с
друзьями-иркутянами, молодыми
писателями и драматургами. И тогда
"пенал" (кабинет литчасти)
превращался в "наше сибирское
землячество" (я сама родилась в
Томске), центром которого был Саша.
У него было удивительно высокое
понятие о дружбе, о долге перед
товарищами… Он всегда заботился о
друзьях, стремился им помочь…"

К справедливым
словам Якушкиной, весьма
незаурядной женщины, до последнего
дня своего, преданной театру,
хотелось бы добавить лишь то, что
самым надежным другом Вампилова в
чопорно чиновничьей столице стала
именно она, Елена Леонидовна. "Не
будь Вас в Москве, я был бы там
круглый сирота", — признавался ей
иркутский автор. На редкость добрые
отношения сердечной приязни
установились между "старшей
сестрой" и "младшим братом",
как они называли сами себя в
письмах…

Помимо
эпистолярной драмы открытых
чувств, написанной драматургом и
завлитом, на меня острее всего
подействовали недавние
"находки" в архивах КГБ, из
которых наконец-то стали известны
подробности страшной беды,
постигшей в годы сталинских
репрессий и отца Вампилова, и деда
по материнской линии. Оказывается,
оба расстреляны были в Иркутске:
дед — бывший священник
Кафедрального собора Прокопий
Георгиевич Копылов — 25 февраля 1938
года; отец — учитель русского языка
и литературы Валентин Никитич
Вампилов — 9 марта того же года. Так
косила коса политического террора.
Так насаждались в народе
нетерпимость к инакомыслию,
интеллигентности и духовности.

Я не мог умолчать
о раскрывшейся семейной трагедии в
некрологе "С последним
поклоном", который доверили мне
написать коллеги, когда скончалась
Анастасия Прокопьевна, матушка
Сани. Мне никогда не забыть, как
декабрьским заснеженным утром, в
чуткой тишине Знаменского собора
отпевали ее, дочь безвинно
пострадавшего священнослужителя. В
тот час молитвы и печали чудилось:
торжествует высшая справедливость.
"Да не разминутся души родных и
близких хотя бы там, в вечности…"

Двойная семейная
драма 38-го года безусловно повлияла
на становление Вампилова — его
мужественного, бескомпромиссного
характера, его честного и
правдивого таланта. Но сейчас, в
юбилейный год, нередко возникает в
разговорах другая волнующая
воображение тема: а каким стал наш
Саня, доживи он скучного
пенсионерского возраста? Непросто,
очень непросто ответить на этот
вопрос.

Легче всего,
конечно, отмахнуться от никчемных
упражнений на воображение, дескать,
годы никого не делают лучше, а с
некоторыми вообще происходят
метаморфозы самые невероятные. К
тому же нашему поколению выпали год
старость такие передряги, что впору
сравнить их с лихолетьем военного
детства. Выражаясь вампиловским
оборотом, этот "расцвет
упадка" — ох, не лучшее время для
совершенствования личности и
смягчения нравов.

Впрочем, памятуя о
том, насколько крепок был в нем
стержень духа, я думаю, Вампилова не
оставило бы человеческое и
писательское мужество, он не впал
бы в уныние при виде всего, что
совершается сегодня в нашем
большом полуразрушенном доме.

Можно также
утверждать с полной уверенностью:
он не стал бы рабом идеи, не
вляпался бы в политику, не полез бы
в кресло депутата и при любых
обстоятельствах держался бы от
высокого начальства на расстоянии
независимости. Он слишком серьезно
относился к литературе, чтобы
пожертвовать ею ради суетных
амбиций и почестей. Такое просто
исключено, это был не его жанр.

Думаю, тут уместно
вспомнить строки Сергея Иоффе из
стихотворения "Люди уходят":

Невосполнимы
многие уроны.

Но не могу
представить я, увы,

Чапаева —
министром обороны,

Есенина —
редактором "Москвы"..

Это все равно что
представить Вампилова… скажем, в
позе пророка или
проповедника-моралиста. Изображать
из себя "учителя жизни" при
его-то юморе, все и вся ставящем на
место? Боже упаси, сие — не дело
художника.

А самое большое
испытание, наверное, ожидало бы
Вампилова, если бы дожил до той
славы, которая пришла после смерти:
испытания медными трубами почти
никто не выдерживает. Но опять же
находишь доводы в его пользу:
естественность поведения,
благожелательность к окружающим и,
наконец, интеллигентность,
воспитанность не позволили бы ему
"забронзоветь", заделаться
"живым классиком". Все-так
очень верится, что с ним-то не
случилось бы разительных перемен и
он по-прежнему, как в тридцать лет,
был бы друг своих друзей, душа
компании, человек для людей.

Правильно написал
о нем Валентин Распутин — "живший
среди нас и бывший нашим другом, он
был редким человеком, лучшим из
нас".

И так естественно
сегодня предположить: Саня и
сохранился бы лучше многих из нас,
доживи он до своего 60-летия.

Как человек и
художник Александр Вампилов —
редчайшее в мире искусства явление
гармонии, счастливое — чеховское! —
сочетание таланта, ума и души.