Публикуется в рамках культурно-просветительского проекта «От истоков к горизонту», который реализуется при поддержке Правительства Иркутской области по итогам конкурсного отбора «Губернское собрание общественности Иркутской области» в 2024 году

Увертюра 1905 года

Революционные веяния начали сказываться на жизни губернского центра ещё в 1905 году. Театралов и труппу антрепризы А.А.Кравченко атаковали сюрпризы. На опере «Черевички» 18 апреля во время второй картины с галёрки вдруг полетели прокламации, а затем донеслось громкое пение «Марсельезы» и «Дубинушки». Партер попытался возмутиться, но голос «свыше» оказался намного сильней. Спектакль свернули, до поздней ночи в театре войска и полиция «разбирались» с демократической публикой. Кончилось миром, без арестов и «кутузки», певунов просто взяли «на карандаш». В октябре последовал рецидив. В антракте публика потребовала от дирижёра оркестра играть «Марсельезу» и другие революционные «хиты». Молодой дирижёр, сын бедного кяхтинского портного, впоследствии известный советский симфонист, Самуил Столерман наотрез отказался отступить от музыкальной программы.

«Тогда публика организовалась в хоры и, заглушая оркестр, пела «освободительные гимны», – пишет Виталий Сидорченко в книге «Иркутская антреприза». В ту осень иркутяне митинговали практически ежедневно, доходило и до кровопролитных рукопашных стычек. В октябре Иркутск участвовал во всероссийской политической стачке. 17 октября властями в зародыше была подавлена единственная в нашем городе попытка черносотенного «погрома» на фоне общих волнений, когда у Дома Кузнеца убили стачечников братьев Винеров, Якова и Исая. Сразу после трагедии многочисленная митингующая толпа двинулась по Большой к городскому театру, который оказался в центре человеческой лавы. Здание было погружено во тьму, только две лампы тускло освещали сцену. Зал заполняли люди, ни войск, ни полиции рядом не было. Позднее подошла рота пехоты и взвод казаков. Кто-то попытался пронести в здание две бутылки с серной кислотой, диверсанта задержала охрана. Под сводами храма искусства было заслушано заявление артистов театра об их присоединении к общей забастовке. Однако конкретного участия в массовых протестах лицедеи не принимали. За это им попеняла газета «Восточное обозрение», обеспечившая идеологическое прикрытие городским беспорядкам. Она опубликовала целое идеологическое наставление труппе по выбору пьес в репертуар, где явно не доставало, по её мнению, «гимнов свободе». Спектакли 17 и 18 декабря, конечно, были сорваны. И в городском театре, и в зале Общественного Собрания (ныне ул. Ленина, 23). В городе происходили побоища и перестрелки, нападения на магазины и рестораны, были жертвы.

В начале 1906 года газета «Восточное обозрение» была закрыта приказом военного губернатора. Состоялась и смена генерал-губернатора. В афише театра, между тем, значились пьесы с политическим темпераментом. Например, «Вильгельм Телль» Шиллера, «Камо грядеши» по роману Станкевича. Его пополнили «Разбойники» Шиллера, «Мещане» Горького, «Дети Ванюшина» Найдёнова, «Царь Борис» А.К.Толстого. Мизансцены с «Марсельезой» время от времени повторялись, театральный оркестр аккомпанировал, но осипший хор с галёрки звучал уже не так густо и не так стройно. Власть то и дело арестовывала участников бунтов и беспорядков. Новый, 1906 год в иркутской тюрьме встретили уже более трёхсот политзаключённых.

Освистанный батареями

Наступил переломный 1917 год. На Иркутск неумолимо надвигались революционные события. Весной многолюдные митинги вспыхивали в самом театре, в Общественном собрании, в зале так называемой «Посохинской аудитории» (в усадьбе книгоиздателя Владимира Посохина на улице Сарайной – ныне Александра Невского, 38). Оттуда революционно настроенные иркутяне с пением мятежных песен и красными флагами маршировали на площадь перед губернской управой, где выступления ораторов продолжались далеко за полночь. А на главной городской сцене шли гастроли столичной «Русской оперы». Газеты живописали события в Петербурге и Москве. Большой и Малый Императорские театры провозгласили подчинение новому правительству. 5 марта состоялось совещание деятелей искусства под председательством Максима Горького. «Надстройка» старалась соответствовать тектоническим сдвигам социально-политического «базиса». 7 марта в городском театре было собрание городских служащих, 10-го – форум, посвящённый «дню освобождения России» – февральской революции, падению самодержавной Империи. На улицах рдели красные полотнища, было шумно и тревожно. «…Город был охвачен… предчувствием необъяснимых, больших и разрушительных событий», – пишет охлопковский летописец Виталий Сидорченко.

К началу следующего сезона антрепренёр М.А.Смоленский собрал роскошную труппу из артистов Московского театра Корша, театра Незлобина, Казанского и Рижского театров. Критика отмечала опыт и мастерство артистов и высокопрофессиональную постановочную режиссуру. И вот, в разгар сезона, 8 декабря, в Иркутске стартуют печально известные «декабрьские события»: сражения у стен Белого дома, артиллерийские залпы в разных частях города, пожары, разрушения и жертвы, увенчавшиеся победой революционных сил. Театр с 9 по 26 декабря был закрыт, да и сам город как будто вымер, обыватели оставались там, где их застигло начало схватки, в квартирах родственников и знакомых. Шальной снаряд пробил крышу великолепного строения театра работы архитектора В.Шрётера, повредил скульптуру грифонов на самой высокой точке. В святилище Мельпомены высыпались стёкла. Сиротливо и темно смотрит оно на нас со старой фотографии. За время декабрьских боёв в городе было убито более трёхсот человек и порядка семисот ранено. Иркутск хоронил всех 6 января 1918 года, и «белых», и «красных». Удивительно, но факт: сразу после траурных событий в рождественские дни спектакли игрались с аншлагами. Публика буквально осаждала театр, напору зрителей не мешало даже праздничное повышение цен на билеты. Кто-то устроил в театре раздачу листовок в пользу Учредительного собрания. Раздавались возгласы: «Бей большевиков!», «Долой большевиков!». Антрепренёр Смоленский имел неприятности с советской властью. В начале февраля прямо во время спектакля в театр вломились вооружённые ручными гранатами «уполномоченные», потребовав 15% от денежного сбора в пользу «союза деятелей музыки, сцены и кино». Михаил Абрамович решительно отказал коммунистическому «рэкету», за что в начале апреля предстал перед революционным трибуналом. Театральный деятель едва сумел оправдаться и беспрепятственно выехать из Иркутска.

Под крыльями враждующих знамён

С 19 апреля 1918 года театр перешёл под ведомство культпросветотдела как товарищество драматических артистов. Главой товарищества и одновременно главным режиссёром стал выдающийся артист Константин Александрович Зубов – выпускник Императорского театрального училища в Петербурге, представитель Московского театра Корша. Таким образом, первым главрежем Иркутского драмтеатра стал человек, который годы спустя станет главным режиссёром Московского Малого театра. Однако, губернская столица продолжала днём митинговать, а ночами подвергаться массовым грабежам и убийствам. Непросто шла конфискация домов и особняков богачей: Патушинского, Сукачёва, Гиллера, Немчинова. В обиход вошли обыски зрителей после финального занавеса ( странно, почему не перед спектаклем?), у многих отнимали найденное оружие. Театр работал с большими перерывами. С первым летним теплом актёрское товарищество во главе с Зубовым, точно стая, снялось с неспокойного гнездовья и двинулось на гастроли во Владивосток.

В середине июля советская власть в Иркутске пала, вернулись белые. Свою работу уже начал последний на берегах Ангары антрепренёр Николай Иванович Дубов. Отправившись в центр страны, он вёз талантливых коллег через «расплавленные дни» и «штормовые ночи» гражданской войны. Вёз в грузовых теплушках с нарами и печками, подолгу медля, а то и застревая в тупиках. Приехали, преодолев нешуточные лишения, – и сразу открыли сезон. И, что кажется невероятным, в это смутное, путаное, вулканическое время «публика повалила в театр валом», читаем мы в рукописи Дубова «Из воспоминаний старого актёра».

В те кипучие дни в наш город съезжалось множество мигрантов из центра России, бежавших от революционного пламени. Их перспективы были смутны, дальнейшая судьба туманна. Вся эта возбуждённая и жаждущая забыться людская масса вечерами устремлялась в кафе и рестораны, иллюзионы и кабаре – тратить не скудные капиталы, справлять «пир во время чумы». К парадному театральному подъезду спешили жаждущие зрелищ господа и колчаковские офицеры, коммивояжёры и рыцари удачи. Многие близко сходились с артистической братией. Позднее, в январе 1920 года в доме Николая Ивановича Дубова даже был арестован капитан колчаковской контрразведки А.В.Шемякин. Театр купался в успехе, творческом и коммерческом, снимая «битковые сборы».

К счастью, «экзотические» знакомства не сыграли роковой роли в судьбе Н.И.Дубова. После того, как 10 февраля 1920 года в Иркутске окончательно победила советская власть, разгромившая колчаковщину, Николай Иванович остался в коллективе городского, теперь уже Советского театра, в качестве рядового артиста. Поразительный энтузиаст, человек большого призвания, он вёл своё дело на наших подмостках в разгар гражданской войны, не закрылся при Колчаке и продолжил поприще при Советах. Он успел открыть у нас первую в Сибири профессиональную актёрскую школу, которую сам и возглавил, став её ментором. Она проработала два года. Как ценны «в минуты роковые» такие люди, что «глухи и немы» ко всему и помнят лишь то, что «всё преходяще, а искусство вечно».

Фанат Маяковского и Мейерхольда

Николай Павлович Охлопков – корифей советского театра и кино, лауреат шести Сталинских премий, народный артист СССР, режиссёр, педагог, автор книг о театральном творчестве, родился одновременно с веком в нашем городе, в семье полковника царской армии. Он окончил кадетский корпус, музыкальную школу по классу виолончели, изобразительную студию под руководством выдающегося живописца Ильи Лавровича Копылова – двоюродного дяди, кстати, будущего драматурга Александра Вампилова. С малолетства болел театром и очень рано впитал поэтику революционных перемен, особенно окрылён был Маяковским. Семнадцатилетним юнцом он поступил на работу в Иркутский городской театр, куда его приняли учеником мебельщика-декоратора. Это было в 1917-м. А уже осенью 1918-го одарённый паренёк репетировал первую роль – Голубя-сына в поэтической драме А.К.Толстого «Царь Фёдор Иоаннович». Новый арендатор театра Николай Иванович Дубов безошибочно угадал в цеховом подмастерье будущего великого лицедея. Мелькнула где-то фотография совсем ещё юного Охлопкова тех лет, и как-то канула в дебрях архивов. Мы здесь решили привести кадр из давнего фильма, где Охлопков наиболее близок к наружности того молодого дебютанта. Мог ли он представить, что сцена, на которую он выйдет с волнением и восторгом, станет носить его прославленное имя?

На этой сцене он успел сыграть несколько ярких ролей, подружился с москвичом Павлом Цетнеровичем, в будущем художественным лидером Московского ТЮЗа.

Вместе с Павлом Центеровичем группа молодых артистов – Николай Охлопков, Василий Гнедочкин, Леонид Каверин и Лиза Перевалова, которым тесно было в рамках классической рутины, решились поставить собственный спектакль – «Потоп» Г.Бергера. Могучую кучку, что репетировала «подпольно», по ночам, «где-то на самом верху, под крышей театра», окрестили «потоповцами». Спектакль наконец вышел на публику – и покорил её. Он был показан около тридцати раз. Охлопков играл негра Чарли. Был, по свидетельству очевидцев, удивительно обаятельным, грациозным и лёгким. Ребята отметали годами затверженные штампы, мечтали об обновлении, о созвучии сценического языка новому времени. Они решили открыть свой собственный театр, и в губкоме ВКП(б) их поддержали. Так родился в Иркутске Молодой театр, открывший свои двери в том здании, где потом долгие годы работал ТЮЗ (ул. Ленина,13) – в зале бывшего иллюзиона «Глобус».

Пока Цетнерович все силы тратил на подготовку к открытию Молодого театра, Охлопков явился в губком ВКП(б) с идеей, которая давно не давала ему покоя, – поставить в Иркутске уличное массовое революционное представление. Призыв Маяковского: «Площади – наши палитры!», – стал его путеводной звездой. Как ни странно, секретарь губкома Георгий Ржанов, в будущем один из патриархов коммунистической пропаганды и советской журналистики (имя его носит сейчас улица в микрорайоне Солнечный), доверил никому не известному ещё двадцатилетнему артисту в вызывающей жёлтой кофте «под Маяковского» грандиозное театральное действо на Первомай 1921 года. Он же выдал пареньку нечто вроде мандата с полномочиями, где всем организациям и предприятиям города предписывалось оказывать режиссёру праздника всяческое содействие и помощь. И парень развернул невероятный организационный ажиотаж, рассекая по центру и окраинам на мотоцикле, готовя реквизит, распределяя в разных коллективах задачи, согласуя порядок действий.

Иркутск никогда не забудет «Борьбу труда и капитала» на главной площади, в которой приняли участие несколько тысяч человек – красноармейские части «всех родов войск», трудовые колонны, делегации колхозников, комсомолия, иркутские школьники. Небывалый перфоманс, как мы сказали бы теперь, собрал огромную армию зрителей, часть оккупировала даже ближайшие крыши. Победа сплочённого «труда» над зловещим тираном, персонифицированным в лице самого Охлопкова в экзотическом трико и гриме качаловского Анатэмы, увенчалась нестихаемыми возгласами «Ура!» и неумолкающими овациями. Город радостно бесновался до позднего вечера. Об этом «Восточно-Сибирская правда» подробно рассказывала 2 февраля 2017 года. Там же – обстоятельный рассказ о Молодом театре и постановке в стенах Советского театра авангардистской и ошеломительной «Мистерии-буфф», которую осуществил Охлопков, вернувшийся из творческой командировки в столицу.

Самим же охлопковцам дороги и другие, интимные, можно сказать, свидетельства о первых шагах громады Охлопкова в их родном обиталище. Записка его в дирекцию, например, с просьбой выдать ему ботинки, так как играть роль «в онучах» «совершенно невозможно», а те ботинки, что он брал по дружбе у знакомого, приходится вернуть. Или приказ о том, что за первый сценический успех артист Охлопков премируется вожделенными ботинками и «мужскими перчатями». Воспоминания артиста Григория Палина о том, как в голодном и холодном Иркутске «потоповцам» приходилось «промышлять» топливо для каморки, арендуемой вскладчину. Как здоровяк Николай по ночам с треском отрывал целые доски от заборов или проворно воровал дощатые палатки с городского рынка. Как однажды «добыть» удалось настоящий черемховский антрацит – и под утро вся компания чуть не угорела от долгожданного тепла.

Этот уникальный человек отличался невероятным оптимизмом и жизнелюбием, с иронией и бесшабашным задором переносил бытовые невзгоды и никогда не уставал гореть творчеством, верить в светлое будущее, рваться к созиданию и победам. Поставленная им «Мистерия-буфф», не всеми понятая и принятая, осталась в памяти Иркутска прежде всего как апофеоз молодого, искромётного отношения к жизни, как заразительный опыт поэтического возвышения реальности. Позднее в театроведческих монографиях Охлопков провозгласит свой основополагающий творческий принцип – «создания подлинно патетического образа людей и событий. Таких людей, какие должны быть и какие могут быть, наряду с теми, какие есть». Иркутский академический драматический театр на своём большом и славном пути старается воплощать в жизнь именно это высокое кредо.