Проявился он ещё в бойкой семнадцатилетней зиминской девчушке, приехавшей в Иркутск за мечтой и удачей. Тамара остановилась у бабушки по линии отца, поделилась, что намерена откликнуться на приглашение в актёрскую студию при Иркутском драмтеатре. Взыскательная городская родственница не одобрила: «Ты, Тамарочка, из простой семьи, тебя не возьмут, напрасно надеешься». Этого скепсиса внучка не простила, тут же покинула бабушкин дом навсегда. А в студию, конечно же, поступила. И с первых же шагов обучения начала получать роли в охлопковских постановках. А вскоре открылось театральное училище, и талантливая Олейник стала выпускницей первого потока.

В труппу театра Тамара Викторовна была зачислена в 1965 году, с тех пор судьба её неразрывно связана с историей охлопковских подмостков. Здесь сыграна пёстрая вереница любимых ролей, здесь в 35 лет она стала одной из самых молодых заслуженных артисток России, в 2001 году получила звание народной. Здесь нашла себе друга по сердцу, с которым разделила судьбу. Будущий муж нашей героини – молодой да ранний проректор ИГУ, философ Алексей Алексеевич Потапов – был самым верным и пламенным её поклонником, ходил на все спектакли с её участием, следил за сценическими победами, рукоплескал её триумфам и радовался даже небольшим эпизодам, которые она умела играть как ключевые и знаковые. Тамара Викторовна, рассказывая о долгой и красочной жизни, любит подчеркнуть: «У меня была одна мама, один театр и один муж». Говорит, что это определило её земной путь, который оказался счастливым и благословенным, щедро наполнившим сокровищницу души богатыми впечатлениями, вдохновенным созиданием, искренней радостью.

Тамара Викторовна перестала выходить на сцену пять лет назад, когда ушёл из жизни супруг. В лучшем мире и мама, и братья, и многие из тех, с кем связаны самые живые воспоминания. Единственный сын – признанный мастер IT-технологий Евгений Потапов – по воле обстоятельств сейчас живёт в ближнем зарубежье, практически ежедневно на связи с мамой. Ближе всех – солидный архив многолетнего творческого служения сцене: фото, программки, афиши, публикации в прессе, поздравления и посвящения от партнёров, коллег и почитателей. Всё это из года в год трепетно и скрупулёзно собирал Алексей Алексеевич.

– Мы с Лёшей прожили сорок три года, – вспоминает недавняя именинница. – Наша жизнь была настоящей сказкой! Лена Мазуренко в шутку звала его «вечный жених», потому что он всегда меня встречал, был моим неотступным рыцарем, моей тенью. Я сама никогда бы вот это всё не сохранила, в этом смысле была безалаберная, да и думать об этом мне некогда было. А он всё складывал, берёг, хранил. Здесь вся моя история в театре. В любимом, родном театре. О нём говорить «легко и приятно». Он для меня всё. Кроме театра и моего обожаемого сына у меня ничего нет дороже. Судьба, судьба, судьба. Любовь, любовь, любовь! Что ни встреча – то подарок, что ни человек – то золото.

И народная артистка начинает увлечённо, восторженно называть одно за другим имена режиссёров, у которых ей посчастливилось играть, партнёров, с которыми разделила успех, товарищей из большой, разноликой театральной семьи. В личной вселенной, в частной мифологии Тамары Викторовны все они несколько идеализированы и щедро возвеличены, в картине её мироздания гиперболам и дифирамбам дышится вольно и естественно. Она помнит и бережёт в сердце только ценное, доброе, высокое и святое, легко и охотно прощая любые «отягчающие обстоятельства» и «побочные эффекты». Главное – искусство, а в нём все художники правы и дороги, если наделены талантом и озарены прометеевым огнём.

Она вспоминает великого Кокорина, которого ласково называет Кокошкой. Простится ей, она сама – легенда.

– Его «Женитьбу» я обожала. И не я одна, мы все, артисты, обожали. Работать над этим спектаклем было истинным счастьем. Виталий Венгер Подколёсина играл – в гриме Гоголя, между прочим. Заняты были отборные мастера: Сидорченко, Булдаков, Орехов. Наташа Королёва – Агафья Тихоновна. Там всё было гениально, был бурлеск и балдёж полный! Импровизации, кураж, озорство. Я играла Сваху. Много возили эту постановку по фестивалям, показали даже в Москве – в Вахтанговском театре. За кулисы Михаил Ульянов приходил, восторгался. Именитая критикесса Елена Стрельцова хвалила. Только замечала с недоумением: «Ну какая ты сваха?! В тебе и веса-то нет». Я и правда разрушала стереотипы. Саша Братенков в роли слуги Степана выносил меня на плече. Потом я и навзничь падала. Вообще, я там, как на крыльях, летала. Чего только не вытворяли. Рождался спектакль в огромном единодушии, в любви. Никто ни с кем ни разу не поссорился, никто ни на кого не взглянул как-то косо. Счастье, одно слово.

С особым пиететом упоминается Валентин Распутин. Он жил поблизости, бывало, заходил на огонёк. Мама артистки как-то встревожилась, что с дочкой без политесов разговаривает. Была успокоена: «Мама, это гений!» Дала прочитать «Последний срок», и мама с нешуточным волнением признала: гений, живое чудо. И надо же – запросто в гости заходит. Однажды этот грандиозный писатель догнал Тамару на улице радостный, возбуждённый: «Я видел распределение. Ты будешь Настёной! Теперь я спокоен». Самый сложный и значительный женский образ Валентина Распутина – главную героиню его потрясающей повести «Живи и помни» по инсценировке самого автора – Олейник сыграла, проявив себя как «актриса предельной жизненной правды», соединив в удивительный сплав внутреннюю силу и цельность, мудрость и жертвенность, невероятную чистоту и женственность. «Заслуженная артистка Тамара Олейник в роли Настёны стала откровением спектакля, проживая на наших глазах тревогу, прозрение, смятение, обречённость и отчаяние, но до конца не отрёкшись от своей беззаветной любви». Так писали авторитетные критики. А зрители уходили со спектакля потрясённые, навсегда обожжённые уже не сторонней судьбой этой редкостной женщины. Исполнитель роли Андрея заслуженный артист России Александр Крюков, актёр, наделённый могучей, масштабной и какой-то настораживающей красотой, с которым у партнёров обычно нелегко складывались отношения, в день премьеры написал ей на программке: «Я никогда не был так счастлив…»

Комплиментарные пометки на программках в артистическом альбоме – не просто дань цеховой традиции, а свидетельство истинного признания. «Тамара! Песня и свет души моей! Тебе, чуткой и талантливой, всегда кланяюсь, целуя руки!» «Сколько знаю тебя, всегда балдею от того, что Бог одарил тебя абсолютным сценическим обаянием. Один выход, одна улыбка, одно слово – и зритель в твоём творческом кармане». Это признания режиссёра Александра Ищенко.

Известный иркутский культуролог Вера Филиппова, пытаясь разгадать секрет воздействия Тамары Олейник на публику, говорит о её невероятной захваченности профессией, о безоговорочной самоотдаче в работе над образом, об отваге глубокого погружения в скрупулёзное исследование души. Не забывает рецензент и о пленительных внешних данных актрисы. Особенно подчёркивает её «редкостно выразительные карие глаза», глаза Марии Болконской из романа Толстого «Война и мир» – «мерцающие и вспыхивающие живыми искрами». Отмечает её замечательный голос – «глубокий, грудной, красивого тембра». «Ах, какой голос!» – воскликнул директор Иркутского драмтеатра Осип Волин, когда принимал девчушку в театральную студию. Этим голосом покорёно и зачаровано не одно поколение иркутских театралов. Легендарный музыковед Владимир Сухиненко не раз говорил Тамаре, что по ней плачет серьёзная певческая карьера. Она много пела в спектаклях, начиная со знаменитых зонгов в «Трёхгрошовой опере» и «Мамаше Кураж», где в полную силу раскрылись её выдающиеся музыкальные способности. Лёгкая, подвижная, пластичная, она всегда на подмостках была живой, энергичной, всегда притягивала взоры, будоражила внимание. Всегда, и вне сцены тоже, умела быть эффектной и обворожительной. Подкупала и воодушевляла полнотой жизни, остротой реакций, подлинностью чувств.

Эти сокровища натуры и дарования щедро проявились в её Генеральше из «Села Степанчиково и его обитателей», в Графине из «Пиковой дамы», в Брандахлыстовой из «Смерти Тарелкина», в изумительной Бабушке из пьесы «Деревья умирают стоя», где всё оживало и словно озарялось, когда появлялась Олейник. Этот кураж игры, кураж полёта, влюблённости в неистребимый праздник бытия она безоглядно излучала и расточала в главной роли упоительного спектакля «Гарольд и Мод», который играла уже на пороге миллениума, оставаясь олицетворением неувядаемой молодости.

«Томка, ты самая счастливая!» – звонит ей из Владимира однокурсница, такая же жрица Мельпомены Жанна Хрулёва. И юбилярша немедленно соглашается, вспоминая богатую жатву театральных работ и партнёрских союзов. Она благодарна собратьям в искусстве за дружбу и мимолётные ссоры, за муки и прозрения, за счастливую каторгу творчества и шаловливый час потехи. За рой поздравлений с большой и славной датой. Всех готова обнять. Всем торопится послать сердечный привет. И Александру Плинту, создавшему бесподобное оформление к «Гарольду и Мод». И Владимиру Орехову, что всегда умел рассмешить и развлечь и привёз её из роддома с маленьким Женькой. И бутафору Светлане Нечаевой, умножавшей для неё красоту. И всем, всем, всем, кто, как и она, населяет волшебную театральную планету, кто направляет крылатый театральный корабль Иркутского академического к новым горизонтам и зрительским сердцам.