– Вы начинали трудовой путь следователем районной прокуратуры в «лихие девяностые», в самый разгар бандитизма. Везеньем такой старт не назовёшь. На трупы, наверное, каждый день приходилось выезжать?

– Иногда и по два раза на дню выезжали. Такое было время. Резкий скачок насильственных преступлений, убийств. У меня в производстве находилось одновременно до 45 уголовных дел, не считая материалов доследственных проверок. В прокуратуре Иркутского района работать было особенно сложно. Само преступление порой совершалось в Иркутске, а следы мы находили за городом. Классические места преступления – это берег реки, лужайка, лес. Там находят труп человека, иногда без головы, с огнестрельным ранением, без документов или даже без одежды. Личность жертвы неизвестна. Кто такой, что здесь случилось? Попробуй в лесу найти доказательства! Вот на таких сложных делах я учился. И это была очень хорошая школа. Так что старт у меня был неплохой, тут я с вами не соглашусь. В те годы, несмотря на тяжёлую оперативную обстановку, раскрываемость убийств была высокой. Следователи прокуратуры и оперативники уголовного розыска отличались профессионализмом. Да и идейные были все – работа на первом месте, о выходных не мечтали. Я то время часто вспоминаю – и всегда с благодарностью. С тогдашними операми меня до сих пор дружба связывает.

– Своё первое дело помните?

– Когда перешёл в областную прокуратуру, меня сразу включили в следственно-оперативную группу по делу о банде Крылова. Возбудили его в 1992 году, а приговор был вынесен только в 1998-м. Особо опасный рецидивист по прозвищу Амбал отбывал наказание в колонии Братска, но был незаконно выведен на бесконвойное содержание, создал банду и совершил множество убийств и разбойных нападений.

– Ну тут вы опять угодили в самое пекло. Это уголовное дело, насколько я знаю, было связано с зарождением братского преступного сообщества, переделом сфер криминального влияния после убийства вора в законе Моисеева и войной противоборствующих кланов.​ После Братска процесс передела начался в Ангарске.

– Да, члены враждебных криминальных группировок тогда нередко становились потерпевшими. Подобные эпизоды были и в деле по банде Крылова в Братске, с такими ситуациями я столкнулся и при расследовании преступлений, совершённых бандой Левачёва и Лапина в Ангарске чуть позднее. Меня тогда назначили руководителем следственно-оперативной группы, в которую входили около 30 следователей и сыщиков. Дело было очень серьёзное, но в прокуратуре все дела были социально значимые. ​

– Я об этой банде писала и на суде была. До сих пор помню, какой дикий страх подсудимые, сидевшие в «клетках», вызывали у свидетелей.​

– По этому делу действительно была впервые создана в суде комната для допросов свидетелей вне визуального наблюдения: человек находился в другом помещении, его голос меняли с помощью технического устройства. Но у меня с обвиняемыми сложились нормальные отношения. Да можно любое дело той поры вспомнить – большинство из них были на слуху. Я, например, возбуждал уголовное дело по банде бывшего сотрудника прокуратуры Небудчикова и начинал расследование преступлений, которые совершались под видом так называемого Сибирского освободительного движения. Работали тогда днём и ночью. Прокурор области Юрий Яковлевич Чайка держал это дело на контроле, просил звонить ему в любое время, хоть в 2-3 часа ночи. Он вообще очень трепетно относился к следствию. В областной прокуратуре, когда я пришёл туда работать, был всего один отдел по расследованию особо важных дел, нас было восемь следователей на весь регион. Собственно, и областной суд в те годы был завален бандитскими делами.

– Сразу несколько ваших коллег пришли в начале 2000-х в областной суд. Это было время, когда перед Фемидой предстали основные организованные преступные группировки региона.

– Даже по судебной практике видно, как менялась обстановка в обществе по мере того, как многочисленные бандформирования отправлялись в места лишения свободы. Я девять лет работал судьёй областного суда. Со временем количество поступающих на рассмотрение уголовных дел снижалось, они были уже другие. Со второй половины 2000-х преступления стали носить больше бытовой характер. Когда я уходил в почётную отставку, всплеск бандитизма, криминальной активности остался в прошлом, жизнь входила в обычную колею.

– А чем объяснить такой крутой поворот карьеры, когда вы из судейского кресла пересели в чиновничье?

– Я, в общем-то, всю жизнь занимаюсь любимым делом. Мне очень нравилась работа следователя, ни о чём другом я и не мечтал. Но поступило предложение председателя ​ областного суда, и я не стал отказываться. Должность судьи требовала высокого профессионализма и ответственности, была связана с огромной нагрузкой – и я к этому был тогда уже готов. А чем меня привлекает работа в структуре судебного департамента, думаю, понятно. Эта, как вы говорите, «чиновничья работа» позволяет создавать достойные условия и для плодотворной деятельности коллег, и для граждан, которые ищут защиты и справедливости. В каких условиях приходилось работать в те годы, когда я начинал стажёром в прокуратуре? В 1989 году, помнится, нашёл в архиве сломанную печатную машинку, починил и стучал на ней ночами. И в каких условиях отправлялось правосудие в те годы, мне тоже известно. Приговоры, наверное, можно и на коленке от руки писать, не имея крыши над головой, – осуществление правосудия ничто не сможет остановить. Но бедственное положение, в котором находились суды до создания департамента (ему, кстати, недавно исполнилось 25 лет), реально затрудняло для граждан возможность получить защиту. ​

– Да, помню, какие огромные очереди стояли перед зданиями судов в Иркутске лет 20 назад. Их с ночи занимали, костры жгли, чтобы не замёрзнуть. Правосудие тогда отправлялось в тесных, малоприспособленных помещениях. Не хватало бумаги, скрепок, конвертов, не говоря уже о технических средствах.

– Когда я в 2017 году возглавил Управление Судебного департамента, обстановка уже изменилась, конечно. Прошло время, когда приговоры писали от руки и с потолков в судах штукатурка сыпалась. Но для того, чтобы третья власть выполняла свои задачи качественно, необходима постоянная и целенаправленная работа по организационному, материально-техническому, финансовому, кадровому, информационному обеспечению деятельности районных, городских, гарнизонных военных судов. Этим и занимается наше Управление. ​

– Самой острой проблемой судебной системы всегда была нехватка площадей. На какой стадии сейчас решение вопросов со строительством и оснащением зданий судов?

– Проблема ещё остаётся, конечно, для полного её разрешения потребуются годы и годы. На сегодняшний день ещё достаточно зданий судов для правосудия остаются приспособленными. Но перемены можно назвать разительными. В самом областном центре все вопросы с квадратными метрами практически закрыты. Ждём только, когда Арбитражный суд Иркутской области переедет в новостройку, а в освобождённое здание на бульваре Гагарина после ремонта вселится Кировский районный суд.

Регион вошёл в инвестиционную программу, мы получили положительное заключение экспертизы проектно-сметной документации, и уже этим летом начнётся строительство Нижнеудинского и Тулунского городских судов. Это будут современные здания, очень удобные. Вдвое увеличилась площадь Тайшетского горсуда: раньше половину здания занимала администрация района. Сейчас там идёт ремонт: в прошлом году обновили фасад, в этом выделены деньги, чтобы привести в порядок первый и второй этажи. Для Черемховского районного суда нашли отдельное здание. Вот только кровлю отремонтируем, и на будущий год можно уже новоселье справлять. А то ведь городской и районный суды в Черемхове всю жизнь под одной крышей размещались, в тесноте.

Для Иркутского райсуда готовим здание на улице Пролетарской, где раньше рассматривались уголовные дела областной подсудности. В этом году планируется переезд после завершения ремонтных работ. Нашли помещение для объединённого архива трёх судов – Братского городского, Братского районного и Падунского районного. Подыскали здание Балаганскому райсуду – оформляем сейчас документы о передаче здания в оперативное управление и приступаем к ремонту. В общем, все здания и помещения судов, а их в регионе порядка 70, находятся под нашим постоянным присмотром, текущие ремонты проводятся вовремя, острые проблемы разрешаются в рабочем порядке.

– Но есть в регионе суды, не считая областного, которые бы полностью соответствовали современным стандартам?

​– Существует свод правил, предусматривающих, каким должно быть здание для отправления правосудия в идеале. Этому идеалу сейчас соответствуют лишь несколько судов региона. В Иркутске это Октябрьский и Ленинский районные суды. Тут надо ещё учесть, что нормы регулярно меняются. Недавно, например, появилось требование оборудовать в зданиях комнаты матери и ребёнка, отдельные помещения для свидетелей. Мы эти поправки учитываем при строительстве, капитальном ремонте. В Тулунском и Нижнеудинском судах уже предусмотрены проектами и комнаты матери и ребёнка, и другие новшества. Это будут настоящие Дворцы правосудия. В Усть-Илимске заканчиваем комплексный капитальный ремонт здания и благоустройство прилегающей территории. В этом году суд вернётся в отремонтированное здание. Работы обошлись в сумму более 130 миллионов рублей. В залы судебных заседаний поставим вместо привычных «клеток» с решётками прозрачные защитные кабины.

– ​ С пуленепробиваемыми стёклами, как в областном суде? Для усиления безопасности?

– Это предусмотрено новыми правилами проектирования зданий федеральных судов. И не только в качестве ещё одной меры безопасности. Подсудимые жаловались, что «клетки» унижают их человеческое достоинство. Замену планируем проводить постепенно, при наличии финансирования. Пока же в большинстве зданий имеем тот минимум, который требуется для нормального осуществления правосудия: залы судебных заседаний оборудованны в том числе для процессов с участием присяжных заседателей, конвойные помещения, архивы, условия для приставов, приёмная для граждан, комнаты вещественных доказательств, серверные. Все суды оборудованы системами безопасности, в том числе видеонаблюдением. Чрезвычайных ситуаций мы не допускаем. Но, конечно, хотелось бы большего – быть поближе к идеалу. В этом направлении мы и работаем с Судебным департаментом при Верховном суде Российской Федерации.

– Как вы оцениваете сегодня доступ к правосудию разных слоёв населения? Например, людей с ограниченными возможностями здоровья.

– Эта работа носит постоянный и приоритетный характер. Во всех судах созданы условия для маломобильных групп населения: пандусы, кнопки вызова, стоянки для машин, вывески с текстом Брайля, жёлтые ступени для слабовидящих, оборудованные поручнями, где это возможно, туалеты – всё это есть. Для тех зданий, где невозможно сделать пандусы, мы закупили подъёмные устройства, чтобы люди с ограниченными возможностями могли попасть в суд и защитить свои права. Кроме того, помогают новые технологии – созданы цифровые площадки для взаимодействия с участниками процесса в электронном виде. Повсеместно обеспечена возможность электронного обращения в суд, подачи процессуальных документов онлайн, отслеживания движения дела на сайте суда, участия в судебных заседаниях посредством видеоконференцсвязи. У нас есть возможность отправлять в электронном виде не только простые, но и заказные письма. Всё это важно: число граждан, которые обращаются за судебной защитой, с каждым годом растёт.

– Соответственно, растёт и объём работы в судах. Расскажите в двух словах об обеспеченности современной техникой служителей Фемиды.

– На сегодняшний день все суды оснащены необходимыми программно-техническими средствами: компьютерами, копировально-множительными аппаратами, принтерами, комплексами видеоконференцсвязи и аудиозаписи судебных заседаний, средствами для обеспечения допроса свидетеля без возможности его идентификации другими участниками процесса. Естественно, обеспечивается функционирование всей инфраструктуры государственной автоматизированной системы «Правосудие», поддерживаются информационные ресурсы. Морально устаревшую технику стараемся своевременно заменять. За последние 3 года, например, получили более 750 единиц оргтехники, в том числе свыше 500 новых компьютеров. Тут проблем нет, хотя, конечно, нам всегда хочется иметь ещё больше. В будущем цифровизация судопроизводства будет только расширяться, в этом нет никаких сомнений.

– Ну а инфляция, рост цен как-то сказываются на воплощении планов?

– В последние годы в связи с ростом цен финансирование увеличивается. Планы мы не собираемся сворачивать. При всех сложностях с бюджетом строительство современных зданий судов в Тулуне и Нижнеудинске, комплексный капитальный ремонт Усть-Илимского городского суда будут завершены, от первоначальных проектов отступлений не предвидится. Это ведь очень важные государственные мероприятия, значимые для Иркутской области. В прошлом году в связи с дестабилизацией цен была проведена дополнительная экспертиза, и нам на объект в Усть-Илимске добавили ещё 14 миллионов рублей. Здание было почти готово, когда произошёл скачок цен.

​– Значит, никаких проблем? А так бывает?

– Да как без них. Но я бы так сказал: возникающие проблемы носят текущий характер и решаются в рабочем порядке. А вот субъективные проблемы – по нашей вине – исключены. Такого не бывает, чтобы мы, к примеру, бумагу не купили, а выделенные деньги вернули бы в бюджет. Хочу ещё сказать, что Иркутской области повезло с главой судебной системы. Энергии председателя Иркутского областного суда Владимира Владиславовича Ляхницкого хватает на всё. Много проблем решается с его помощью. Мы с судами не просто взаимодействуем, а как бы вросли друг в друга. Только прошу вас самое главное подчеркнуть: Управление Судебного департамента не вправе вмешиваться в осуществление правосудия. И не надо нам писать жалобы на несправедливые решения или неправильную оценку доказательств, просить разобраться с судьёй или председателем суда, требовать от нас пересмотра дела. Правосудие у нас независимое.

– Получаете такие письма?

– Да каждый день. И на приём приходят с просьбами вмешаться и повлиять на решение суда. Я ещё раз повторюсь: зона нашей ответственности – убрать все препятствия для осуществления доступного, качественного и прозрачного правосудия в регионе.

– Вы ничего не рассказали о своих наградах. Помню только, что вас признавали победителем конкурса «Лучший следователь Иркутской области». Какие-то ещё знаки отличия имеете?

– Да это не важно всё. Для меня, где бы я ни трудился, всегда лучшей наградой было осознавать, что работа выполнена качественно: практически все оконченные мною уголовные дела не возвращались для дополнительного расследования, за всё время работы в суде ни разу не было отмены приговора. И сейчас мы с коллективом Управления делаем всё необходимое, чтобы судебная система функционировала без сбоев.