Эта публикация стала темой для письма Елене Лопатиной от Варлама Шаламова, выдающегося – скорее даже великого – русского прозаика, автора «Колымских рассказов» и замечательных стихов, репрессированного и безвинно проведшего в Колымских лагерях более шестнадцати лет.

Варлам Александрович и в прозе, и в переписке не раз очень тепло отзывался об Иркутске, и редакция «Восточно-Сибирской правды» хочет познакомить читателей с его мнением.

Елене Лопатиной – Варлам Шаламов

Москва, 9 апреля 1975. Дорогая Елена Бруновна! Я прочёл Вашу статью: толковая, краткая и энергичная и бесконечно полезная главной цели, которую ставила публикация (статья «Лопатины» опубликована в газете«Восточно-Сибирская правда» 28 февраля 1975 г.). Лестно [нрзб] было ощутить – из цикла телепатических совпадений, что и в мою жизнь Иркутск вошёл важной, принципиальной вехой, как и Вологда – для Лопатиных. После 16 лет Колымы я возвращался не в Москву, а мимо Москвы – в Чарджуй. В Москве была пересадка, где предстояло свидание с женой, вокзальное, во всяком случае. Чарджуй был избранным местом жительства. Грузовой «Дуглас» вывез меня из Оймякона за 6 часов в Якутск. А из Якутска на Москву были две дороги воздушные: одна – до Новосибирска, а другая – до Иркутска. Поскольку мне не оплатили дорогу, каждый грош был на счету. Самый дешёвый путь был через Иркутск. От Иркутска ехал поездом до Москвы.

Поезд шёл утром следующего дня, у меня было несколько часов встречи с Иркутском – городом, в котором я никогда не бывал ранее. Был тёплый вечер осенний – весь город на улице, ловящий последнее тепло перед долгой иркутской зимой. Шум чужих разговоров, до которых мне нет никакого дела. Тёплый ветер. Шум машин, звонки трамваев, голоса пешеходов. Именно в Иркутске – первом большом городе, куда я приехал после шестнадцати лет гор и болот, – я понял, почувствовал каждой клеткой своего тела, какой же я всё-таки горожанин. Потом всё было то же самое – Москва, Ленинград, Калинин. Но первой встречей был Иркутск. Уже темнело, когда добрался до Ангары – зелёный [нрзб]. Постоял на знаменитом мосту Ангарском.

Ещё чем приятен мне Иркутск? Там в 1971 году в альманахе читинских писателей «Сибирь» (прежнее название «Ангара») печатались мои стихи. И хотя стихи эти были старые (перепечатанные из моих книжек), но, конечно, стихи, соответствовавшие​ местности, географии. Альманах «Сибирь» издаётся на общественных началах, так и гонорар-то не был положен. Но это было приятнее, чем попадать под золотой дождь Новосибирска. Всех этих Академгородков, где платят весьма щедро за [нрзб] балованому ребёнку вроде [нрзб] высшей истины по вопросам, в которых он не имеет компетенции. Меня в этот «Интеграл» приглашали несколько лет, но [нрзб] твёрдо уверен, что наука и стихи – это разные вещи, что такой «Интеграл» плодит только графоманов.

Книжку Кондратьева я ещё не видел. Она в новых поступлениях. Сам Кондратьев – Бальзак халтуристов-биографистов. Перечень его трудов занимает пол-ящика в Ленинской. Заголовок «Пока свободою горим» – пошл и банален. Идеал всякого заголовка – романа, стихотворения, очерка, повести: ОДНО СЛОВО. Например: Лопатин. Это вдвое лучше, чем «Юность Лопатина», «Елена Лопатина», «Дело Лопатина», «Жизнь Лопатина» и так далее. Но, когда в заголовке из трёх слов нет имени героя биографического очерка, это не только плохой издательский вкус, а прямой недосмотр. К сожалению, саратовскую книжку о «Народной расправе» [?] мне увидеть не пришлось. Её в каталогах Ленинской нет. Очевидно, она на спецхране. В Ленинской библиотеке много улучшений, но немало и неудобств, рогаток, затрудняющих приближение к книге.

Я работаю над «Опричным террором» – тоже Вологодская тема. Вологда ведь была в опричнине вся. И вот мне понадобился известный синодик Ивана Грозного. Я не историк, чтобы иметь доступ к документам. Но синодик был опубликован в одной из поконченных работ [нрзб] одним советским историком. И я пользовался этой. Выписок не делал, а только переводил со срока на срок. И вдруг синодик отключили в один прекрасный день, и я остался без книги. Можно было бы получить через спецхран – но это лишняя волынка. Так что сказать, что библиотека – ДРУГ ЧЕЛОВЕКА, можно не всегда. Саратовскую же книжку (В.В. Широкова. «Партия народного права», Саратов, 1972) я лучше почитаю у Вас – она невелика. Пишу Вам печатными буквами из-за своего неразборчивого почерка. Сердечный привет.

Иркутск, наш город деревянный,

Прелестнейшая из столиц.

Ты был землёй обетованной,

Важнейшей из моих границ.

…И вот наивными стихами,

Размером пушкинской поры

Мы славим зимнее дыханье

Зеленоглазой Ангары…

Варлам Шаламов

Елена Бруновна Лопатина (1912 – 1993)

• Учёный в области физической географии. Кандидат географических наук (1947). Старший научный сотрудник.​
• Окончила географический факультет Ленинградского университета (1934). С 1934 года работала в Географо-экономическом институте при Ленинградском университете, позднее – в Институте географии АН СССР в Москве.​
• Автор научных работ по вопросам экономической географии, демографии. Основные труды: «Ленинград: экономико-географический очерк» (1956), «Оценка природных условий жизни населения» (1972, совместно с О.Р. Назаревским).
• Дочь юриста и политического деятеля Бруно Германовича Лопатина-Барта (1877–1938). Внучка революционера Германа Александровича Лопатина (1845–1918).
• Была знакома с писателем Варламом Шаламовым, опубликована их переписка.

Умерла 11 ноября 1993 года в Москве.

Прах захоронен в могилу деда на Литераторских мостках Волковского кладбища.

Варлам Тихонович Шаламов

(5 [18] июня 1907, Вологда, Вологодская губерния, Российская империя – 17 января 1982, Москва, СССР) – русский, советский прозаик и поэт, наиболее известный как автор цикла рассказов и очерков «Колымские рассказы», повествующего о жизни заключённых советских исправительно-трудовых лагерей в 1930–1950-х годах.

Шаламов в юности был близок к «левой оппозиции», из-за чего в 1929 году был арестован и отбыл три года заключения в Вишерском лагере. После возвращения в Москву Шаламов начал писать стихи и рассказы. В 1937 году он был арестован второй раз, осуждён на пять лет лагерей за «антисоветскую пропаганду» (ст. 58-10 УК РСФСР) и этапирован в Севвостлаг на Колыму. В лагере Шаламов был осуждён на новый срок, в общей сложности он провёл на Колыме шестнадцать лет: четырнадцать – на общих работах и заключённым фельдшером, ещё два года – после освобождения. С середины 1950-х годов Варлам Шаламов жил в Москве и работал над «Колымскими рассказами». Не сумев опубликовать первый сборник рассказов в период «оттепели», писатель продолжал работу «в стол» и до 1973 года создал шесть сборников: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы» и «Перчатка, или КР-2». Рассказы Шаламова циркулировали в самиздате, с 1966 года началась их неавторизованная публикация за границей; в Советском Союзе Шаламову удалось официально выпустить только поэтические сборники, а «Колымские рассказы» вышли уже после смерти автора – в конце 1980-х годов. Последние годы Шаламов, здоровье которого катастрофически ухудшилось, провёл в московском доме престарелых и инвалидов Литфонда.

Настоящее признание пришло к Варламу Шаламову посмертно – после англоязычных публикаций в начале 1980-х годов и наступления гласности в Советском Союзе. «Колымские рассказы» рассматриваются одновременно как выдающееся художественное произведение, результат поиска новой формы для изображения катастрофы гуманизма и поведения человека на её фоне и как исторический документ о колымских лагерях.