Третий год иркутские лимнологи проводят экспедиции для определения численности омуля в Байкале, второй раз подряд к ним присоединяются специалисты Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО). В этом сезоне не только оценят с помощью гидроакустической съёмки количество эндемичной рыбы, но и проверят полученные результаты с помощью тралового отлова. «Почему выбрали гидроакустический метод? – задаёт риторический вопрос начальник отдела промысловой гидроакустики ВНИРО Сергей Гончаров. – Дело в том, что он позволяет исследовать всю толщу воды. Траловые съёмки, как правило, производятся по станциям, между которыми происходят переходы из одной точки в другую. К тому же информацию мы можем снять только в пределах ширины раскрытия трала, и вся толща воды, естественно, при этом не исследуется».

Гидроакустика – метод опробованный и давно доказавший свою эффективность. Однако вылов омуля тралом позволит не только поверить результаты её использования, но и оценить демографическую структуру популяции омуля. В частности, соотношение молоди, на воспроизводство которой возлагаются надежды по части восстановления промысловых запасов, и половозрелых особей. «Новизна ещё и в том, что последняя крупная съёмка, при которой исследовался весь Байкал, была в 1995 году, – продолжает Гончаров. – Тогда практически вдоль всего побережья были проведены работы и получена достаточно достоверная картина. После этого съёмки проводили, как правило, на локальных участках. За прошедшие 27 лет, естественно, произошли изменения: развился программный и математический аппарат, точность конечных результатов возросла. Создана гидроакустическая база данных, которая находится в стадии пополнения, что в дальнейшем даст нам представление о динамике изменения запасов».

Рост, пока не ставший прогрессией

К слову о динамике. В Байкальском филиале ВНИРО отмечают, что после введения запрета на промышленный лов омуля с 1 октября 2017 года численность нерестовых стад выросла практически на 50%. Данные мониторинга на основных реках, в которые рыбы заходят на нерест, – Селенге, притоках Посольского Сора, Баргузине, Верхней Ангаре и Кичере – показывают, что она превысила 2 млн особей. «Этого ещё недостаточно, если мы говорим о критериях оптимального баланса, – констатирует руководитель Байкальского филиала Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии Владимир Петерфельд. – В стабильном состоянии, как это было после снятия всех ограничений на промысел в 1983 году, биомасса составляет порядка 22–25 тысяч тонн, численность нерестовых стад – около 4–4,5 миллиона. Как мы видим, достигнутых показателей недостаточно. Тем не менее есть положительная динамика, и, что самое главное, мы констатируем: прекратилось падение биомассы».

В 2016 году, когда на нерест зашли только 800 тыс. омулей, последнюю оценили в 12,6 тыс. тонн. При этом в первом десятилетии XXI века скат личинок – рыбок, которые ещё не доросли до стадии мальков, – в Байкал был выше среднего. «В предзапретный период они должны были дать пик биомассы, – отмечает научный сотрудник лаборатории междисциплинарных эколого-экономических исследований и технологий Лимнологического института СО РАН Павел Аношко. – Учитывая, что селенгинский омуль растёт шесть-семь лет, понятно, что эти поколения должны были дать очень высокую биомассу. Кроме того, в этот период наши коллеги отмечали снижение промышленных уловов и усиление борьбы с браконьерством. Поэтому единого мнения о том, куда делся омуль, нет».

Лимнологи, в частности, предполагают, что на численности омуля негативно сказалась пониженная водность Байкала. Мягкое маловодье в бассейне озера, при котором приток в него был несколько ниже нормы, наблюдалось с 1996-го по 2013 год. В 2014–2017 годах оно сменилось экстремальным маловодьем. Это привело к снижению уровня Байкала, что, по одной из гипотез, сократило приёмную ёмкость для подрастающего омуля. Проще говоря, на мелководье оказалось недостаточно пищи для личинок и мальков. «Приёмная ёмкость прибрежно-соровой системы – это 7–7,5 миллиарда личинок, – возражает Петерфельд. – Никогда столько личинок не спускалось и, видимо, уже не спустится. Так что говорить о том, что приёмная ёмкость уменьшилась и омулю просто не хватило пищи, абсолютно неправильно».

В Байкальском филиале ВНИРО считают, что к депрессии численности привёл перелов рыбы в период нереста. Сказалось и браконьерство: в течение нескольких лет перед запретом на промышленный лов омуля распространение получила рыбалка на свет. Особенно популярна она была осенью, когда половозрелый омуль начинает нерестовую миграцию. «Пока рыбалка на свет не была широкомасштабной, никто на неё внимания не обращал, – рассказывает Петерфельд. – Но, когда каждый вечер на ночь выходило около сотни судов, на каждом из которых было по 10–15 рыбаков, за время такого промысла вылавливалось просто безграничное количество омуля – 70–80 тонн, по самым скромным нашим подсчётам».

Шесть-семь лет минимум

Результаты экспедиции могут поспособствовать установлению причин снижения численности омуля. На основании данных о демографической структуре популяции рыбы можно будет сделать и прогноз о том, когда можно снять запрет на промысел. «Мы всё время говорим, что нужен запрет хотя бы на один жизненный цикл, – напоминает руководитель Байкальского филиала ВНИРО. – То есть он введён, омуль спокойно отнерестился, личинка вышла, подросла и сама пришла на нерест. Это шесть-семь лет минимум». Половой зрелости за это время достигает только омуль прибрежной или северобайкальской популяции. На Селенгинском мелководье эндемик доживает до возраста, когда он готов нереститься, на восьмом-девятом году жизни. Медленнее всех созревает рыба из придонно-глубоководной популяции – за девять-десять лет.

По этой причине запрет на промышленный вылов омуля, введённый в 1969 году, действовал до 1982 года. В течение первых шести лет он был полным, после этого начались послабления. Сначала в 1975 году разрешили промысловую разведку, которая предполагает только поиск, обнаружение и оценку скоплений рыбы, затем последовал период экспериментального лова под присмотром учёных. Полностью запрет на промысел омуля сняли только спустя 12 лет после его введения. Когда отменят действующие ограничения, пока сказать как минимум очень сложно.

Интерпретации полгода ждут

«Не надо думать, что съёмка даст ответы на все вопросы, – подчёркивает директор Лимнологического института СО РАН Андрей Федотов. – В случае с омулем это игра вдолгую. Съёмка – это лишь верхушка айсберга: только сегодня мы затронули темы личинки, приёмной ёмкости и состояния самого Байкала». К тому же проведут её только в двух районах, дающих 90% промыслового запаса омуля в озере. На Селенгинском мелководье в течение шести дней будет работать научно-исследовательское судно «Г.Ю. Верещагин», принадлежащее Российской академии наук. Ему предстоит пройти около 300 км. На северном Байкале специалисты ВНИРО будут работать самостоятельно. Интерпретация результатов гидроакустической съёмки займёт около полугода. «Цифры сможем дать к концу третьего квартала», – заключил Сергей Гончаров.