«Герой сойотского народа»

На рабочем столе Сергея Ступина – бюст Валентина Распутина, на стене – картина Сергея Элояна с лестницей в небо и сидящей на ней крохотной птичкой. Над столом – святитель Иннокентий. Ясно, что для Ступина это не просто какая-то дежурная атрибутика, это часть жизни. С Валентином Григорьевичем он был знаком и создал немало совместных проектов, Сергей Норикович – друг, с которым он работает до сих пор. В рабочей почте хранится переписка с критиком Валентином Курбатовым, ушедшим из жизни в марте этого года. Это свой, особый мир. Книги, чтение были его спутниками с детства, отцовский дом в Иркутске был забит книжными стеллажами. «У отца были даже собственные «пользователи» библиотеки: люди приходили, брали книги, читали, возвращали. Он любил книги, собирал экземпляры с автографами», – рассказывает Сергей Ступин.

– По линии отца моя бабушка была преподавателем литературы, – рассказывает Сергей Геннадьевич. – Я видел её всего несколько раз в жизни, её семья жила на Дальнем Востоке. Бабушка знала «Евгения Онегина» наизусть. Это была старая интеллигентная среда… А дед был директором школы. Мой отец приехал сюда, в Иркутскую область, именно с Дальнего Востока. Я знаю, что у Вадима Николаевича Шерстобоева в «Илимской пашне» есть указание на заимку, где проживал Савка Данилов, сын Ступин. А рядом была заимка Ерофея Хабарова. Вот мои Ступины – они с Дальнего Востока. Видимо, когда Хабаров набирал братию в поход на Дальний Восток, с ним какие-то Ступины и пришли туда, укоренились. К сожалению, более точной информации нет. По материнской линии у меня украинские корни, родные мои со стороны мамы приехали сюда после войны, когда в Украине было голодно. Жили они в Тырети, где я и провёл дошкольные годы. Как раньше говорили, как меня от груди отняли, так я и рос – помогал дедушке с бабушкой по дому, на огороде, убирал сено. У нас даже есть фотография, где я маленький пасу гусей. Отец занимался фотоделом, и потому сохранилось много детских снимков. Он был инженером, работал на авиазаводе. У него были неплохие художественные задатки. Именно отец долгое время собирал сведения о нашей семье, вёл генеалогию рода, но так получилось, что из жизни он ушёл в Норильске, и мы сразу не сообразили взять эти материалы. Но есть у нас подвижница рода Ступиных, она даже написала книгу о нашем роде.

– Почему вы решили стать историком?

– Я много читал, и это, наверное, повлияло на то, что я поступил на исторический факультет ИГУ после школы. Но был и человек, который подвиг меня к этому. Евгений Николаевич Солдаев, царствие ему небесное, мой учитель истории. Уникальный был учитель. Выпускник военного училища, он простудился где-то на сборах, получил полиомиелит, очень тяжело передвигался, но был человеком радостным, с удивительным чувством юмора. Он привил мне интерес к истории, я в 1979 году пришёл на истфак ИГУ. Специализировался на кафедре всеобщей истории, писал диплом по этнографии, по окинским сойотам. Это было счастливое время для студентов, которые могли самостоятельно ездить в экспедиции. Университет дал денег, и два года мы провели в полевых исследованиях вместе с другом Борисом Дунаевым, ныне покойным. Ездили по Тункинской долине, искали окинских сойотов. На следующий сезон уехали в Окинский район, где около полутора-двух месяцев снова искали наш неуловимый народ. Был такой интересный советский феномен – по переписи сойотов не было. Их записывали бурятами.

Этим летом друзья-археологи пригласили меня на полевой форум в Окинский район. И выяснилось, что сейчас там почти все сойоты, около 3 тысяч человек. А тогда только в конце экспедиции мы нашли лишь несколько человек, которые признались, что они сойоты. Мы разговаривали с ними, делали фотографии. В Иркутске я поднимал материалы Бернгарда Петри по этой теме. Вот в Домике консерватора, в нашем музее, и писал диплом. В 1926 году Петри возглавил экспедицию Иркутского местного комитета Севера по исследованию сойотов в Окинском районе, и я искал эти его материалы. А уже после защиты диплома меня отправили на стажировку на философский факультет Ленинградского госуниверситета. Я провёл в Ленинграде почти 5 лет – год стажировки, потом три с лишним года написания кандидатской диссертации. Там же познакомился с будущей женой. Защитился, вернулся в Иркутск и получил от Михаила Григорьевича Турова приглашение в лабораторию палеоэкологии человека, которую возглавлял Герман Иванович Медведев. Мы с Михаилом Григорьевичем начали работать как этнологи, много ездили в Катангский район, занимались катангскими эвенками. Изучали, кочевали вместе с ними. Интересный экспедиционный опыт был.

– Но как от полевой работы, от исследований вы попали в управленцы? Казалось бы, у вас точно должна быть стезя полевого исследователя.

– В это время пошла волна возрождения национального самосознания, все представители малочисленных народов стремились получить какие-то привилегии, льготы. И я, вернувшись из Ленинграда, узнал, что мой диплом, сданный в библиотеку лаборатории, выкраден. И выкрали его сойоты. Материал диплома им просто пригодился, они рассчитывали подтвердить при помощи данных, собранных когда-то студентом, свою самобытность, уникальность. Я тогда в шутку себя называл героем сойотского народа. И вот меня пригласили в комиссию по межнациональным отношениям областного совета народных депутатов. С университетом я не порвал, с тех пор и поныне немного преподаю. Но потом рухнул Советский Союз, на крохотную часть ставки в университете уже нельзя было семью содержать, в этот момент меня пригласили в группу консультантов-советников по социальным вопросам в администрацию. И я начал курировать культуру в областной администрации при Юрии Ножикове. В 1997 году пришёл Борис Говорин, Вера Кутищева, которая возглавляла тогда комитет по культуре, позвала к себе заместителем. И с тех пор за исключением последних пяти лет я работал в структуре органов управления, курирующих культуру.

«Вот прекрасно – ты и защитишь»

Ступин принадлежит к тому поколению управленцев, которые не готовили себя к этой карьере заранее, а пришли во власть при её обновлении в годы перестройки и позднее. Однако в тот момент воззрения и взгляды у нового поколения были весьма разные, они только формировались. Кто-то уповал на демократические ценности, а кто-то тяготел к консервативному, самобытному крылу. Во многом это было время, когда создавались не только новые управленцы, но и их личности, воззрения. Намечался личный вектор.

– Когда вы шли во власть, была надежда, что можно что-то поменять, сделать лучше? Обычно в 1980 –1990-е годы во власть люди шли с надеждой на изменения.

– В принципе, да. Тут надо сказать спасибо Вере Ивановне Кутищевой, она нам доверяла какие-то направления и давала свободу действий. Были разные периоды: я занимался театральной деятельностью, музейной сферой, работал с профессиональными творческими союзами. Были крупные проекты, такие как фестиваль «Сияние России», большой издательский проект с Геннадием Константиновичем Сапроновым. А потом Вера Кутищева доверила мне творческие союзы. Что за работа? Как говорил Шолохов: «Постройте 10 писателей и скажите им рассчитаться на первый-второй. Вторых не будет». А в тот момент было два союза, соответственно, в Иркутске – два отделения. Одно возглавлял Анатолий Иванович Кобенков, второе – Андрей Григорьевич Румянцев. А потом Румянцев ещё и свою организацию создал. В общем, веселье было. Свои организации имели архитекторы, фотохудожники, дизайнеры. Союз театральных деятелей… Я с ними выстраивал отношения. Это было сложно, но в радость. Это всё люди творческие, креативные, с ними всегда интересно.

В ходе этой работы я познакомился с людьми, с которыми в обычной жизни вряд ли бы встретился. Анатолий Иванович Кобенков проводил фестиваль поэзии на Байкале, и там можно было увидеть поэта, писателя, книги которого ты когда-то читал. А вот он стоит перед тобой. На первые фестивали, которые мы делали, приезжали люди, как говорится, штучные.

Литераторы первой величины. Например, тогда я познакомился с Евгением Александровичем Евтушенко. По счастью, это знакомство потом продолжилось. Валентин Григорьевич Распутин приглашал многих. Тогда у нас на «Сиянии России» были и Станислав Говорухин, и Никита Михалков. Их я не захватил, обманывать не буду. Но и потом приезжали не менее мощные фигуры. А какие коллективы приглашали! Например, Кубанский казачий хор. Мы с отцом Алексием (Серединым) ездили встречать на Белую архимандрита Тихона, который прилетел с хором Сретенского монастыря на военном самолёте. Незабываемое событие. Я в дни фестивалей и других крупных проектов курировал пребывание гостей, имел возможность с ними разговаривать, слушать их. Там возник круг общения, который мне дорог. Там были люди, которые во многом определили меня нынешнего.

Например, Валентин Яковлевич Курбатов, к сожалению, в этом году ушедший из жизни. Он благословил книгу, которую сейчас готовим к юбилею Валентина Григорьевича Распутина вместе с Ольгой Соболевой и Анатолием Бызовым. В ней будут не опубликованные фотографии Анатолия Бызова, связанные с Валентином Распутиным, с Иркутском. И будут тексты. Валентин Курбатов написал вступительное слово к книге буквально за несколько недель до ухода. В издание будут включены фрагменты переписки Курбатова и Распутина. Это радость великая – общаться с такими людьми, и я очень ценю эти моменты. В те же годы возникла тема со святителем Иннокентием, Борис Александрович Говорин её поддержал. И в конце прошлого века на родине святителя в Анге установили закладной камень на месте будущего храма. После этого губернаторы стали меняться, дело немного затянулось. Но потом, как видите, всё стало хорошо.

– А как вы решили уйти с административных должностей на должность директора музея?

– Я считаю, что раз в 10 лет человек должен полностью менять направление. Если ты дольше сидишь на одном месте, начинаешь подкисать, и у тебя возникает чувство дежавю. Губернаторы меняются, проблемы остаются. И ты ловишь себя на мысли, что многое уже было и ничего не двигается. Я перезрел, пересидел в министерстве. Возникла ситуация, когда пришёл новый министр культуры – Ольга Стасюлевич, она подбирала команду под себя. Одновременно в краеведческом музее закончился контракт у Дмитрия Георгиевича Люстрицкого. Как у Высоцкого было? «Я кричал: «Вы что ж там, обалдели?! Уронили шахматный престиж!» А мне сказали в нашем спортотделе: «Вот прекрасно – ты и защитишь!» И вот мне примерно так и сказали: «Иди работать в музей, за тобой – создание музея Распутина и Центра святителя Иннокентия в Анге». Эти два отдела краеведческого музея появились с моим активным участием, сотрудников музея и представителей многих заинтересованных сторон. Дело было общее.

– Развитие комплекса в Анге произошло буквально за последние годы. А как возникла вообще эта тема со святителем? Анга всё-таки далеко от Иркутска, мало какой музей имеет такой отдалённый филиал.

– Мы туда так часто ездим, что нам уже не кажется, что это далеко. Рабочие поездки одним днём оборачиваются. Сначала было имя святителя, которое, как мне кажется, незаслуженно и неоправданно было забыто. Я бы даже сказал – затёрто в истории Иркутской области. А между тем кто, родившись в простом селе Иркутской губернии, достиг таких высот? Таких людей очень мало. По сути дела, у него была патриаршая должность – митрополит Московский и Коломенский. В синодальный период выше должности не было. Все понимали величину, мощь этого великого деятеля. На Аляске он почитаем до сих пор. А у нас о нём помнили постольку-поскольку. Ну был, и ладно. И в 1990-е годы даже те люди, которые себя считали воцерковлёнными, путали святителя Иннокентия (Кульчицкого) и святителя Иннокентия (Вениаминова). Как говорится, образованный человек должен отличать Гоголя от Гегеля, Бабеля от Бебеля… А в Иркутской области – Кульчицкого от Вениаминова.

Идея увековечить его память появилась давно. Выяснилось, что в Анге сохранился домик, в котором он жил с 4 лет у дяди, когда умерли родители. Тут просто напрашивался музей. Американцы в своё время хотели увезти этот домик по брёвнышку. Отец Александр из Усть-Илимска рассказывал, как владыка Вадим отправил его в Ангу с определённой суммой, чтобы инициативу у иностранцев перехватить. Священник приехал. Увидел – в домике живёт старушка. Может, она и знала, кто в этом доме раньше жил, да только давай отказываться: «Милый, даже не обращайся, у тебя и денег-то таких нет». Долго вели беседу, и бабушка наконец сдалась. И назвала очень-очень скромную сумму. Выдали ей вдвое больше, чем она просила. Домик оформили на епархию. Он и сейчас стоит на балансе епархии.

К тому моменту уже были работы Александра Викторовича Ополовникова и его дочери Елены Александровны Ополовниковой. Это удивительные исследователи деревянного зодчества Иркутска и Сибири. В своих работах они доказали, что именно в этом домике проживал святитель. И местное предание тоже об этом сохранилось. Ну как не сделать там музей? В том же селе родился и Афанасий Прокопьевич Щапов. Святитель Иннокентий и Щапов друг к другу относились очень трогательно, несмотря на то что взгляды у них были разные. Состояли в переписке. Мы понимали, что это надо развивать, это дополнительная точка притяжения, с этим можно работать по развитию обычного и паломнического туризма. В этом году, несмотря на пандемию, поток в Ангу был. Сейчас уже многие поняли, что там можно проводить и какие-то событийные вещи: семинары, конференции. Мы это место развиваем. Тем более владыка благословил паломнические поездки приходов.

– Я так понимаю, что в Анге может появиться и астрономическая башня?

– Да, мы обсуждали это с директором астрономической обсерватории ИГУ Сергеем Арктуровичем Язевым. Есть исторический телескоп Цейсса. Проблема в том, что проект реставрации исторического здания музея, который подготовлен и отправлен на экспертизу, предполагает восстановление только исторического облика. А башня под телескоп – это поздний пристрой. Мы думали, что можно с этой проблемой сделать. Можно было бы получить какой-то земельный участок к нашему зданию на Карла Маркса, 2, поставить там башню и, наконец, поместить в ней исторический телескоп. А потом возникла ещё идея. Решили: а что если поехать в Ангу и посмотреть, можно ли там разместить астрономическую башню? Взяли с собой не исторический, конечно, а простой телескоп. Посмотрели территорию, выясняли, где можно построить небольшую башенку. Там и небо удачное, потому астрономическая тема будет не номинальной, там можно проводить наблюдения. Кроме того, там археологически богатый район. Это и Шишкинские писаницы, и другие археологические объекты.

У нас будет археологический павильон. Святитель был миссионером, потому мы развернём и этнографическую экспозицию. Центр коренных народов нам отдаёт два чума – тофаларский и эвенкийский. И ещё бурятскую юрту. Автор художественного решения всего этого пространства – Сергей Элоян. Перспективы хорошие, люди едут в Ангу. В следующем году музею исполняется 240 лет, сейчас мы формируем планы празднования. Я думаю, что следующий год мы посвятим проекту в Анге, нам нужен будет генеральный план музейного комплекса. Если всё будет хорошо, то через 2 года реально получить уже какой-то результат. Не быстро всё делается. Вот недавно мы отреставрировали ледокол «Ангара», сумма была сравнительно небольшая – 5,2 миллиона рублей. Но для того, чтобы подготовить проект реставрации, ушло больше года.

– Какие ещё отделы будут преобразованы, может, что-то новое появится?

– Наша большая проблема – отсутствие специализированного фондохранилища. Наиболее ценные экспонаты хранятся на Карла Маркса, 13, под охраной. А крупные экземпляры, например мебель, до недавнего времени находились в так называемом «приспособленном помещении» в Солнечном. Мы два года бились над проектной документацией, проходили экспертизу, потом экспертизу сметной стоимости. И только осенью 2021 года на объект – а это бывшая типография – зашли строители. Даст бог, в следующем году мы завершим проект. Сделаем полноценный ремонт, установим профессиональное оборудование. Пригласим гостей полюбоваться.

Ещё один важнейший проект – реставрация исторического здания музея на Карла Маркса, 2. В общем проекте у нас есть и преобразование Домика консерватора, который примыкает к историческому зданию. В 2022 году, мы надеемся, состоится экспертиза проекта реставрации. А уже после поэтапно можно приступать к самим работам. Это здание знаковое и архиважное для Иркутска, один из символов города. Если всё получится, то в Домике консерватора разместятся кабинеты научных сотрудников. А библиотека останется здесь, на Карла Маркса, 13. Мы постоянно ведём оцифровку материалов. Работа идёт не так быстро, потому что штат достаточно ограничен, это дополнительная нагрузка на уже имеющихся сотрудников. Но это направление мы не оставляем.

«Есть ощущение, что недопел и недоиграл»

На рабочем столе у директора музея – книга Фёдора Достоевского, подарок сотрудника Дениса Гайды, сына поэта, библиофила Геннадия Гайды. «Достоевский – мой любимый писатель, я пять лет провёл в Питере в своё время, и Музей-квартира Достоевского – мой любимый музей. На мой день рождения мы с женой решили уехать на неделю в Петербург, и я снова побывал в этом музее, теперь там в отдельном помещении создана великолепная современная выставка к 200-летию со дня рождения Фёдора Михайловича. С интересным оборудованием, которое очень органично встроено в экспозицию. С великолепными художественными решениями. Отлично», – рассказал Сергей Ступин. Он признался, что в восторге от работы театра кукол «Аистёнок» по «Дядюшиному сну» Достоевского. «Я был на премьере. Это и кукольный спектакль, и одновременно великолепная режиссура и игра самих актёров, сделано прекрасно, давно такого удовольствия не получал. Это событие в театральном мире, мне кажется», – сказал он.

– Насколько мне известно, вы сами поёте и даже выступаете в группе? Откуда такое увлечение?

– Всё началось, когда я был подростком. В подростковом возрасте пацаны хотят понравиться девчонкам. На гитаре сыграть, эффектно так. И мне повезло, что в моём окружении были товарищи, которые помогли чему-то научиться. Кроме того, отец прекрасно играл на гитаре и аккордеоне, тоже давал советы. А когда я уже учился в университете, ходил в академический хор ИГУ под руководством Анатолия Кузьмича Ромащенко. И параллельно у нас на истфаке была группа, четверо парней играли на акустических гитарах, пели. Один из них – будущий митрополит Белгородский и Старооскольский владыка Иоанн (Сергей Попов). Он учился на два года старше, был нашим руководителем. В группе был Константин Пашков, ныне старший научный сотрудник отдела нашего музея на ледоколе. Третий член группы – полковник милиции Сергей Шестаков, сейчас живёт в Тюмени. Мы все университетские годы пели вместе, хорошие были времена. А потом был значительный перерыв. Когда я пришёл в музей, я понял: есть ощущение, что что-то недопели и недоиграли.

Хочется в жизни чего-то интересного, яркого. И я предложил Константину Пашкову взять и снова организовать группу. Оказалось, у нас уже есть свой автор, он тоже с истфака – Илья Мостовщиков. Плюс песни моего друга Николая Николаева, мои песни. Мы набрали на программу, стали репетировать, группу назвали «Ледокол». Знаете, пошло. Стали давать концерты. Пели на ледоколе, ездили с концертом в Ангу, давали концерт ко Дню защитника Отечества в отделе истории. Сейчас из-за пандемии всё немного поутихло, но надеемся, ограничения снимут. Репертуар у нас немного хулиганистый, я бы сказал. Кому-то из друзей очень Бёрнс нравится, много лирических песен. Исполняем мы и песни группы «Воскресенье». Например, «Кто виноват», «Снежная баба». Это просто наша жизнь. Но поём мы всегда вне работы. На работе я директор музея.

– В музее уже прошла ваша первая «пятилетка». А какие планы у вас на следующие пять лет? Вы говорили, что десять – и уже пора менять направление.

– Сегодня мы практически завершили реэкспозицию в отделе истории, теперь она связана со 170-летием ВСОИРГО. Это принципиально новый подход к подаче истории региона через деятельность Русского географического общества, в данном случае – Восточно-Сибирского его отдела. В следующем году исполняется 85 лет Иркутской области, 85 лет со дня рождения Валентина Григорьевича Распутина, 225 лет святителю Иннокентию. Большую часть средств на юбилейные события мы получили из бюджета (спасибо учредителю!), часть – за счёт грантов. Например, 4,6 миллиона рублей – это президентский грант на создание 15-минутного мультфильма о святителе Иннокентии. Даст бог, выйдет книга с фотографиями Анатолия Бызова. Задумок очень много. Надо всерьёз заняться ледоколом с точки зрения реставрации, привести в порядок отдел природы. Современное оборудование, технологии позволяют сделать очень интересные проекты, связанные с Байкалом, его природой. Посмотрим, что будет через пять лет. Пока есть идеи, проекты, надо двигаться вперёд.