Вышел, чтобы понять, в чём дело. А дятел… Вообще-то это была самочка, но нет в русском языке слов «дятлиха» или «дятлица». Так вот, дятел будто даже смутился, а увидев направленный в его сторону фотоаппарат, и вовсе обиделся. Крикнул что-то и перелетел на растущую рядом молодую сосёнку.

Ещё несколько лет назад, увидев, что после дождей птицы часто пьют из этой крышки скопившуюся там воду, я и сам стал наполнять её из шланга в сухие периоды, превращая её, как показала практика, не только в поилку, но ещё и в удобный бассейн для купания птичьей мелкоты. Бассейн на даче летом – святое дело. Но сейчас-то ноябрь! Среднесуточные температуры устойчиво перешли через ноль градусов в сторону холода, что означает климатическую (или метеорологическую) зиму.

Ничего, что могло бы заставить дятла тереться щекой о пластиковое дно, в крышке не увидел. Пусто. Не считая лёгкого белёсого налёта каких-то солей от испарившейся воды, парочки сухих берёзовых листочков да десятка берёзовых семян – крылаток…

Люди так устроены, что нам часто простое кажется сложным. Опавшие листочки из своих размышлений о загадочном поведении дятла я исключил сразу: не могли они привлечь его внимание, потому что точно такие же тысячами шуршат под ногами. Тогда, быть может, семена берёзы? Может, он ими питается, как и семенами сосновыми? Но они такие мелкие и плоские, что надо как-то изловчиться, чтобы поднять их с гладкой поверхности большим клювом. Ну, тоже не факт. Клюв у дятла, несмотря на бесконечную долбёжку, остаётся вполне себе элегантным, на разбитое долото не похожим. Во всяком случае, мелкие зёрнышки проса с кормушки он берёт легко, как пинцетом, чуть склоняя клюв под углом, а не укладывая его плашмя, как это делает сойка. Тем более что дятлу ещё и липкий кончик языка в помощь. Но в крышке, о дно которой он «тёрся щекой», больше ничего нет! Неужели его заинтересовал этот налёт, оставшийся от высохшей воды из скважины? Может, эти соли полезны для птичьих перьев?

С сосёнки – резкий крик. Я поднял глаза, и дятел, который на самом деле «дятлиха», снова крикнул что-то. То ли объяснить пытается, то ли дураком меня обзывает. Понимание пришло внезапно. Всё проще некуда.

В неровно лежащей крышке, в её опущенной вниз части, к бортику примёрзла ледышка размером с ладонь. Полуденное солнце её чуть подтопило, и подо льдом образовалась маленькая, совсем мелкая лужица. Но вода – это же не берёзовые семечки. Её с гладкой поверхности клювом-пинцетом не зацепишь. Вот и пытался мой дятел засунуть клюв под ледышку, чтобы длинным своим языком влагу из-под неё собрать. Чтобы до жидкой воды дотянуться, потому что снега нет, вокруг или трава сухая, или гладкий лёд. А лёд раздолбить в крошево даже у дятла сил не хватает.

– Та-ак! Та-ак! – подтвердил мою догадку дятел из сосновых ветвей.

С ближних деревьев за мной внимательно наблюдают несколько больших синиц. Поползень шуршит сосновой корой. Гаичка-пухляк негромко попискивает. Воробей на яблоньке-дичке, когда я навёл на него фотоаппарат, даже язык показал. То ли дразнится, то ли жалуется, что во рту у него всё пересохло.

Деревянным колышком, подвернувшимся под руку, ледяную корку на бочке пробить не получилось. Пришлось идти за топором.

…Котелок воды вместе с ледяными крошками вылит в бывший летний птичий бассейн-поилку. Смотрю на реакцию птиц со стороны. Воробей подлетел первым. Они всегда первые, потому что наглые. Но глотнул немного и без жадности. На пробу. Подумал. Ещё попил. Взлетел уж было, но передумал, вернулся, чтобы сделать ещё глоток. Наверное, «про запас». Поползень и гаичка пили одновременно, но сидя поодаль друг от друга, насколько позволяли размеры крышки. Большие синицы у блюда с водой устроили шумную карусель, как люди на избирательных участках. Их откуда-то поналетело сразу штук семь или больше, и они менялись местами так быстро, что ни посчитать, ни запомнить, кто из них где, никакой возможности. И вдруг новая неожиданность. Прямо сюрприз фотографу.

Одна из желтогрудок, будто поняв, что я её в кадр поймать пытаюсь, спрыгнула с бортика прямо в ледяную воду. Вопросительно смотрит в объектив: «Ну что, готов к съёмке?» И головой в воду по самые плечи. Нырнула бы полностью, наверное, если бы глубина «бассейна» ей это позволила. Я за неё испугался даже. Не лето же. Ноябрь же по планете шагает. Ну да, день условно тёплый, но это случайная оттепель. Вода-то в «бассейне» не только со льдом, но и из-подо льда. А синица так трепещет крыльями, что брызги и мелкие осколки льда вокруг разлетаются. Она же не утка. Её пёрышки специальным жиром не смазаны, поэтому промокла скоро. Приостановилась, посмотрела в объектив, будто спрашивая: «Ну что, успел? Или повторить? Давай ещё раз на всякий случай», – и снова брызги и льдинки во все стороны. Мне даже смотреть на это холодно. И не мне одному. С макушки высокой сосны за купающейся синицей то ли с осуждением, то ли с завистью смотрел одинокий и поэтому скучный свиристель.

Народ давно приметил, что «синица к теплу купается». И правда. Как раз в те дни иркутские синоптики зафиксировали «значительную положительную аномалию температуры». Аномалия именно для ноября! Для последнего месяца календарной осени, а по средним многолетним метеорологическим показателям – вполне зимнего времени года.

– В западных и южных районах температура воздуха в дневные часы достигала плюс 7–12°С, – поделилось через несколько дней подробностями Иркутское УГМС (Управление по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды) на официальном сайте. – В Иркутске 9 ноября был перекрыт максимум дня, который составил плюс 10,6°. Предыдущий максимум – плюс 9,8° – отмечался в 2001 году.

Глобальная перестройка климата спутала календарные сроки. Несколько дней назад при минусовой среднесуточной температуре столбики термометров всё равно умудрялись дотянуться до трёх, а кое-где и до шести градусов тепла. В этот раз я специально привёз на дачу воды побольше, чтобы хватило не только мне на чай, но и птицам на купание. èèè

Днём, как только температура на улице чуть-чуть стала выше ноля градусов, наполнил крышку-блюдо-поилку-бассейн прозрачной водой. Без ледышек. Из городского водопровода. И купание началось практически сразу. Птиц вокруг было много, но купались-моржевались, к моему удивлению, только большие синицы. Представители остальной мелкоты аккуратно пили с бортика – и вновь на ветки, не замочившись.

Купанием синичек заинтересовался щупленький, скорее всего, молодой воробьишка-сеголеток. Вначале он наблюдал за желтогрудыми купальщицами с ближних веток. Потом перелетел на бортик «бассейна». И тут самый заядлый, самый опытный синичий «морж» вдруг принял на себя роль воробьиного тренера. Со знанием дела он демонстрировал перед воробьём разные приёмы купания. Потом, запрыгнув на бортик, что-то ему «объяснял» и снова лез в воду. В конце концов «добрым словом и личным примером» сумел убедить его, что моржевание – это прекрасная возможность закалить себя, чтобы не опасаться потом даже самых лютых зимних морозов. И сеголеток осмелился. Спрыгнул в воду. Вначале туда, где «воробью по колено». Потом чуть глубже. Несколько раз неловко, неумело окунулся. Со стороны мне показалось, что у него аж дыхание перехватило от страха и восторга. Похоже, что ему это очень понравилось.