– Когда вы решили стать режиссёром?

– Я росла в Бразилии и интересовалась литературой, философией, географией, фотографией и музыкой. В какой-то момент я поняла, что всё это вмещает в себя кинематограф. Я хотела получить режиссёрское образование, но в Бразилии это было сложно, поэтому решила учиться сама, читала книги. Моя мама была очень расстроена, она хотела, чтобы я получила нормальное университетское образование. А я пошла работать ассистентом на кинофестиваль в Сан-Паулу. Там готовила кофе, размещала рекламу на автобусах… Это были 1980-е, чтобы согласовать что-то официально, нужно было использовать телеграф. Сейчас это кажется безумием.

На фестивале я проработала пять лет: стала продюсером, потом помощником директора. А потом поняла, что хочу находиться непосредственно за камерой и делать свои собственные картины. Я поехала в США и поступила в Нью-Йоркский университет. Мама была счастлива. Я тоже.

В университете я сняла свои первые короткометражки и оказалась счастливчиком: они разлетелись по кинофестивалям по всему миру. Может быть, потому что мне посчастливилось работать с уже известными на тот момент людьми – актёром Мэттом Диллоном и писателем Алленом Гинзбергом. Я была удивлена, что известные люди, которые меня не знают, поддерживают меня. С тех пор я думаю, что у меня по-настоящему хорошая карма, я счастливчик.

В Нью-Йорке я прожила 15 лет, получила американское гражданство. А потом правительство США стало атаковать Ирак. Это позиционировалось как помощь государству в свержении диктатуры Саддама Хуссейна. При этом я видела демонстрации протеста по всему миру, в том числе в США, и мне захотелось поехать на Средний Восток, чтобы понять, что на самом деле там происходит. Так началось моё бесконечное путешествие, которое длится до сих пор.

– Когда вы сняли первый полнометражный фильм? О чём он был?

– В 1995 году. Это картина «Синтетическое удовольствие», в которой показано стремление человечества создать себе искусственный и комфортный мир. Сейчас новое поколение даже не представляет, как жить без Интернета. В то время у нас не было Интернета и тех технологий, которые есть сейчас, но уже можно было предсказать изменение мира в сторону его виртуализации. В фильме я рассказала про искусственный пляж Сигая в Японии, который находится очень близко от реального. Я пыталась понять, почему люди выбирают то, что создали сами, а не то, что является настоящим. Они отвечали, что так им комфортнее: они могут предсказать температуру воды, длину волны и не переживать из-за насекомых. Я поняла, что скоро люди будут использовать технологии, чтобы сделать свою реальность комфортнее. Но это может быть полностью искусственная и предсказуемая реальность. Так и получилось.

– А как вы решили, что будете путешествовать, нигде не бросая якорь? 

– Чаще всего я путешествую, организовывая съёмки, или приезжаю на показы фильмов и фестивали, как это было с Иркутском. Жизнь очень короткая, и мне хочется успеть увидеть, как живут люди в разных местах, и по возможности что-то сделать – и для людей, и для мест. Принести какую-то пользу. Есть ещё одна причина, почему я хочу путешествовать: мир очень быстро меняется из-за войн, глобализации, климатических изменений. Например, я несколько раз была в Сирии, это очень красивая страна с массой памятников и достопримечательностей. Многие из них теперь разбомбили, их уже никто не увидит. Мне хочется успеть увидеть и зафиксировать мир в том состоянии, в котором он есть сейчас. Поэтому я тороплюсь путешествовать.

Но есть и обратная сторона медали: мой дом сейчас – это мой чемодан. Место в нём очень ограничено, и, если я хочу купить что-то, сначала я должна отказаться от чего-то другого. Например, если я понимаю, что еду в место, где будет холодно, я сдаю в благотворительные организации те вещи, которые есть у меня, взамен беру в сэконд-хэнде новые. А потом еду в тёплую страну – и наоборот. Как-то я провела пару месяцев в Саудовской Аравии, где почти всё время было в районе 50 градусов тепла. А потом две недели в Гренландии, где, наоборот, температура опускалась до минус 40. Там стоило оператору достать из сумки камеру, как она сразу замерзала.

Ещё момент: я часто встречаю людей, которых нахожу замечательными, и понимаю, что никогда их больше не увижу. Или, если повезёт, увижу через 15 лет. У меня нет возможности, например, встречаться с друзьями каждую пятницу. Примерно раз в год мы встречаемся с семьёй – с мамой и сёстрами. Сёстры живут в Нью-Йорке, мама – в Бразилии. Зато за время путешествий я выучила португальский, английский, французский, итальянский и испанский языки.

– Съёмочная группа путешествует вместе с вами?

– Нет, под каждый проект я приглашаю локальных специалистов. Я хочу помогать людям, давать им возможность развиваться. Если я привезу, например, в Африку, крутого видеооператора из США, мне, конечно, будет легче с ним работать. Но тогда я не смогу дать работу местному оператору, которому это сейчас, возможно, нужнее. Да, каждый раз это большой риск. Бывали ситуации, когда в результате таких экспериментов я получала съёмку, где все герои находятся в расфокусе. Приходилось переделывать. Но я осознанно беру эти риски на себя и буду их брать.

У меня есть постоянные сотрудники – ассистенты, которые помогают мне организовывать показы, покупают билеты, бронируют жильё, занимаются документами, работают с финансовыми операциями. Все они живут в разных местах – в США, Грузии, Уругвае – и говорят на разных языках, в том числе и на русском. Так нам удобнее взаимодействовать с площадками и специалистами в разных странах. Но все мои помощники работают не в полном графике. Для меня важно, чтобы они не отсиживали свой день с девяти до шести, а помогали мне, потому что действительно этого хотят, и имели время на то, чтобы заниматься своими хобби. Иногда они вместо меня присутствуют на фестивалях.

– В путешествиях, наверное, бывают казусы?

– Конечно! Я очень рассеянная – могу прилететь в страну и забыть, что туда нужна виза. Приходится разворачиваться, садиться в самолёт и улетать обратно. А недавно, к примеру, я оставила ноутбук в нью-йорском такси. Пассажир, который сел после меня, нашёл информацию обо мне и передал ноутбук в авиакомпанию, которой я собиралась лететь. Я получаю очень много подобной поддержки, это вдохновляет отдавать ещё больше.

В Сомали, например, не используют банковские карты и почти невозможно сделать какой-то перевод. А из-за инфляции приходится использовать очень много купюр. Мне буквально приходилось набивать рюкзак деньгами, чтобы иметь возможность рассчитываться там. Но вот что меня поразило больше всего. Люди разменивают деньги прямо на уличных лавках, но бросают их, когда слышат призыв на молитву, и идут в мечеть. Никто не трогает и не ворует деньги. Они просто возвращаются с молитвы и продолжают свою работу.

– Кстати, о деньгах. Ваши фильмы не направлены на получение прибыли?

– Нет, я делаю их не из коммерческих целей. Чтобы иметь возможность снимать фильмы и инвестировать в другие проекты, 20 лет назад мы основали фонд социального инвестирования. Это заняло время, но теперь фонд приносит деньги, которые мы можем использовать для съёмки своих фильмов и поддержки других проектов. Мы стараемся финансово вкладываться в разные направления – поддерживать агроэкологию, делать пожертвования в организации, которые сохраняют реки и заботятся о редких видах животных, помогают защищать права женщин, дают детям образование. Иногда мне говорят: «Почему ты не можешь сосредоточиться на чём-то одном?» Но я думаю, что это мой стиль: я вижу разные проблемы в мире и хочу делать маленькие шаги, чтобы они решались. Где-то нужно посадить деревья, чтобы восстановить лес, где-то – организовать велопробег.

– Как вы можете сформулировать основную идею ваших фильмов?

– В мире очень много проблем – социальных, экологических, политических. Искусство и культура не могут решить их все, но постепенно, эволюционно должны двигать общество в сторону их решения. Я за такой подход в своей деятельности: искусство и культура – для активизма, для позитивных изменений.

– А вам никогда не хотелось иметь семью, детей?

– Хотелось, конечно, но нужно делать выбор. Я бываю в разных местах, и часто это бывает опасно. Представляю себе, как бы переживал ребёнок, если бы находился со мной, когда я снимала фильм неподалёку от взрывов бомб. Или, например, в 2010 году я участвовала во «Флотилии свободы», была одним из активистов на судах с гуманитарным грузом для Сектора Газа. Тогда израильский спецназ захватил судно, в результате чего погибли 9 человек и 30 были ранены. Это был один из опаснейших моментов в моей жизни. Такие ситуации плохо совместимы с семьёй.

Но я считаю, что, если у меня нет биологических детей, это не значит, что у меня нет их вообще. Я считаю своими детьми тех, кого поддерживает наш фонд. Даже если они никогда обо мне не узнают. Или вот деревья на Ольхоне. Во время акции я говорила, что считаю эти деревья тоже в какой-то степени своими детьми. Они точно намного переживут меня.

– Вы были в России раньше?

– Да. Я впервые была здесь в 1980-х годах на Московском международном кинофестивале. Это был СССР, и Москва выглядела иначе, чем сейчас. Это был отель «Россия», женщина на первом этаже внимательно смотрела за всеми. Недавно я снова вернулась в Москву и не узнала её. Этот город теперь выглядит роскошнее Парижа. Я никогда не могла бы представить такие изменения, если бы не увидела их своими глазами. Ещё я была в Ханты-Мансийске на кинофестивале. Помню, как удивилась, что приблизительно в три часа ночи свет был такой, как будто сейчас день. Это очень красиво.

– Как вы оказались в лесовосстановительном лагере на Байкале?

– Два года назад на фестивале «Человек и природа» показывали мой фильм, но я не смогла поехать. Когда я узнала, что в этом году мой фильм снова будут показывать, сказала своим ассистентам: «Отменяйте всё остальное, я еду!» Но это оказалось не так просто, даже с двумя паспортами. Я до последнего не была уверена, что смогу попасть. Но всё получилось.

Когда я поняла, что поеду на Байкал, решила, что хочу не просто посетить туристические места, но и что-то сделать для этого места. Я стала искать экологические проекты. Организаторы фестиваля рассказали мне про лесовосстановительный лагерь на Байкале. Я была счастлива, что могу не только финансово поддержать проект, но и поработать непосредственно руками и научиться сажать лес. Это был настоящий трансформационный опыт – обычно мне приходится работать головой, а тут был шанс хорошо поработать физически. На самом деле это тяжёлая работа, которая может заменить упражнения в зале, а вместе с тем – медитация, когда ты высадил крошечное дерево и думаешь: «Вы только посмотрите на эту крошку! Пока что сложно поверить, что она станет большим деревом через несколько лет».

Люди в команде, с которой мы сажали деревья, очень дружелюбные и открытые. Честно говоря, я была даже удивлена: когда мои ассистенты писали местным активистам в социальных сетях, их в основном игнорировали. А тут оказалось, что всё совсем иначе. Если честно, я на острове уже почти неделю, а всё ещё праздную, что нахожусь здесь. Просыпаюсь и говорю себе: «Ущипните меня! Неужели это правда?»

– Сегодня утром вы бегали у Байкала. Спорт – это часть вашей жизни?

– Всю мою жизнь я работала головой. И теперь я хочу быть активнее, дать движение своему телу. В том году я прошла свой первый триатлон. Я люблю плавать, могу проплыть пять километров. Но не в Байкале, конечно. Здесь получилось просто окунуться.

– Какие у вас планы?

– Я собираюсь осмотреть Ольхон, встретиться здесь с активистами, которые занимаются образованием детей. Может быть, я смогу поддержать какой-то проект. Потом, наверное, вернусь в Иркутск, откуда поеду в Бурятию – на Аршан и в Улан-Удэ. Мне очень интересна бурятская культура, может быть, здесь я смогу найти тему для нового фильма.

После этого я поеду в Дубай на конференцию TED Talks, потом в Ирак. А потом буду делать фильм о Скандинавии. Что касается Сибири, я надеюсь, что вернусь сюда зимой и пойду в пеший поход по льду Байкала.