67-летняя Надежда Будянская собрала последние силы, переползла на край дивана. Опираясь на спинку, сделала несколько шагов до открытой балконной двери. Закричала: «Помогите!» – надеясь, что на улице её кто-то заметит. Шансов было немного: балкон закрывали зелёные кроны берёз. По двору проходили две девушки. Они остановились, подняли головы вверх. Спросили: «Вы из какой квартиры?» Будянская назвала адрес и выдохнула с облегчением. Из-за обострившегося в июне артрита она не вставала с дивана уже девять дней. Не ела и почти не пила – непослушными пальцами трудно было взять бутылку с водой, приходилось зажимать её запястьями, чтобы поднести ко рту.

«А вы представьте, как я пойду в туалет»

Когда девушки поднялись в квартиру, входная дверь оказалась не заперта. В прихожей было слышно, как в ванной тонкой струйкой течёт вода. Будянская сидела на диване перед балконом. На ней был грязный красный халат, на ногах – дырявые тапочки из кожзаменителя. Стопы опухли так, что с трудом влезали в обувь, наступать на них было трудно.

Будянская сидела в одном положении девять дней – с последнего визита дочери. Артрит у неё был давно. А тут ещё простыла. Ангина дала осложнения на суставы. Встать не получалось, а ложиться она боялась: знала, что не сможет подняться. Так и спала – сидя. Потом поняла: если не попросит о помощи сейчас, уже не сможет встать никогда. Девушки дали Будянской воды и лекарства, вызвали полицию и скорую. Врачи поставили обезболивающий укол и уехали: в июне из-за ковида больницы были переполнены.

Через два дня, 3 июля, на иркутский телеканал «Аист» пришло сообщение без подписи. В нём были фотография Будянской, её адрес. Неизвестный написал, что она не может встать и к ней никто не приходит. Телеведущая Наталья Ветрова приехала, накормила Будянскую горячей едой, на следующий день обратилась в министерство социальной защиты, опеки и попечительства. Ещё записала видео и выложила его в «Инстаграме». На нём пожилая женщина плачет и говорит: «А вы представьте, как я пойду в туалет?» Для неё это была самая главная проблема.

С тех пор за Будянской ухаживают волонтёры и социальный работник.

«Я вместо родителей погуляю с ними»

Надежда Будянская сидит на диване, под спиной у неё высокая подушка. На полу около дивана стоит биотуалет. Она прикрывает глаза. Надежда всю жизнь много читала. Сейчас выбрала бы весёлую книжку Ильфа и Петрова. Но читать она не может – больно глазам. Больнее только от телевизора. Поэтому с утра она выбирает какой-то день из своего прошлого и старается восстановить все события по часам.

Надежда родилась в Киргизии, но совсем не помнит её. В Иркутск родители перевезли её двухгодовалой девочкой. В 17 лет она встретила будущего мужа. 34-летний журналист не пил, не курил, был похож на Есенина и мечтал эмигрировать в США. Через пять лет у них родилась дочь Ирина. «Красавица, – говорит о дочери Будянская. – Но характер – ужас». Муж настоял на своём переезде в Москву, а Будянскую с трёхгодовалой дочкой временно отправил к своим родственникам в Украину. Через два месяца Будянская взяла дочь и вернулась в Иркутск. Муж искал её через знакомых, слал телеграммы. Она не отвечала.

«Я думала: вот он уедет в США, а что я там, в этой Америке, буду делать? – говорит Будянская. – Языка не знаю, образования нет. Даже здесь трудно чего-то добиться. А что там?» Будянская замолкает. Она не знает, уехал ли первый муж в Америку, женился ли снова. Улыбается: «Зачем искать? Мне уже не 17 лет. И ему – не 34». От первого мужа у неё навсегда остались фамилия и дочь Ирина.

В Иркутске Будянская устроилась библиотекарем, потом познакомилась с Виктором. Он водил мотоцикл, и они ездили вдвоём на Байкал. «В машине духота, а тут едешь – такой простор, воздух», – говорит она.

Виктор работал на станции юных техников в железнодорожной школе, туда же устроилась Будянская. Вела кружок «Умелые ручки». Делала с детьми фигурки из картона, шила мягкие игрушки, мастерила открытки. Несколько поделок стоят на пыльных полках у неё дома. Зимой дети приходили на занятия с мороза румяные, краснощёкие. К их приходу она кипятила чайник. Наливала чай, раскладывала бутерброды с дефицитной колбасой, которую приносила из дома. Дети рассказывали о своих делах: у кого-то отец бражку поставил, кого-то дедушка шваброй побил за двойку.

Иногда вместо занятий в классе Будянская выводила детей в парк, и они катались на ледянках с горки. Если получалось достать билеты – водила детей в кино. «Их родителям было некогда с ними заниматься, они же железнодорожники, – говорит Будянская. – И я вместо родителей погуляю с ними».

Шестнадцатилетнюю дочь Ирину Будянская брала с собой на занятия. Ирина помогала Будянской перевести детей через дорогу, играла и разговаривала с ними. После работы мать и дочь шли по магазинам, стояли в очередях за продуктами. Окончив школу, Ирина выучилась на повара, в 18 лет вышла замуж, через год родила сына Сашу.

В 2006 году Виктор умер. У Будянской остались две квартиры, гараж и машина. Надежда говорит, что дочь с мужем зарегистрировали имущество на себя, продали его и на эти деньги построили коттедж. Мать в нём не была ни разу. Внук Саша год пожил с бабушкой, а потом защитил диплом, познакомился с девушкой и переехал на съёмную квартиру.

«Своей вины не чувствую и приезжать чаще не стану»

Из-за артрита Будянская 12 лет не выходит из дома. Она хорошо помнит, как в последний раз спускалась на первый этаж: попросила знакомую купить ей мандарины и вышла, чтобы их забрать. До нынешнего лета Надежда могла передвигаться по квартире сама. Каждую неделю к ней приходил внук: брал список продуктов и покупал всё необходимое.

В начале этого года приходить перестал. Будянская говорит, что они не ругались, и хочет спросить его, что случилось. Но не может: у неё нет телефонного аппарата. Она надеялась, что он придёт в марте, в день её рождения. Но внук не пришёл. Вместо него приехала дочь. Сказала, что теперь сама будет привозить матери продукты и лекарства дважды в месяц. Почему внук перестал ездить, Будянская не знает до сих пор.

Наталья Ветрова позвонила дочери и внуку Будянской. Внук сказал, что теперь живёт в другом городе и что его мама и бабушка не сходятся характерами. Дочь ответила: «Своей вины не чувствую и приезжать чаще не стану». С этого дня родственники у Будянской не появились ни разу. Зато после поста Ветровой стали приходить волонтёры.

Добровольцы поменяли в квартире диван, сделали генеральную уборку, принесли одноразовые пелёнки, постельное бельё, стиральную машинку и биотуалет. А ещё стали приносить горячую еду. Почти сразу оформили социального работника, он приходит трижды в неделю.

«Купила что-то, прибежала, убрала, ушла к следующему»

Когда в следующий раз придут волонтёры, Будянская заранее не знает. Они часто меняются. Поэтому Будянская старается каждому из них дать как можно больше поручений.

– Поставь эту бутылку вот сюда! – кричит она девушке-волонтёру, но никуда не указывает. Та растерянно смотрит, не понимая, о чём её просят.

– Вот сюда, чтобы я могла дотянуться. Неужели нельзя догадаться? – раздражается Будянская.

Волонтёр роняет бутылку на пол, и Будянская злится сильнее.

– Иди теперь в ванную и ополосни её.

Пока девушка не ушла, Будянская просит вызвать скорую помощь. Говорит, что у неё высокая температура, хотя даже не измеряла её. Скорая принимает вызов, и волонтёр пытается уйти. Вдогонку Будянская говорит: «Больше не придёшь, да? Ты не бери близко к сердцу, не обижайся на меня».

Многие волонтёры приходят только раз и больше не возвращаются. Будянская потом переживает, что накричала на человека и он уже не вернётся. Хочет извиниться, но  не может. В следующий раз снова кричит, уже на другого человека.

Стабильно к ней приезжают только Ветрова и социальный работник Анна Петрова (имя изменено по её просьбе). Она моет Будянскую, помогает сходить в туалет, выносит мусор, покупает продукты, оплачивает счета за коммуналку и моет полы. Эту услугу государство предоставляет пенсионерам бесплатно. В регионе её получают 15 тысяч человек. Частота визитов зависит от того, насколько человек беспомощен. Специалисты решили, что Будянской трёх раз в неделю будет достаточно. Вместо положенных часа пятнадцати соцработник проводит у Будянской по три-четыре часа. Уйти она не может, ведь у подопечной находятся всё новые просьбы. Если их не выполнить, Будянская начинает плакать и ругаться.

«Я собираюсь уходить – она говорит, что опять захотела в туалет. Не оставить же её так», –  объясняет Петрова. Так же дело обстоит и с мытьём пола. По регламенту нужно мыть его раз в неделю, фактически приходится чаще. Из-за этого соцработнику не хватает времени на других клиентов, приходится задерживаться допоздна, и восьмичасовой рабочий день сильно растягивается.

У Будянской много правил: где должна стоять каждая бутылочка, как выжимать тряпку и как часто нужно менять перчатки. Она не разрешает использовать стиральную машинку, и Петрова стирает руками. «Скорую для неё я вызываю регулярно, хотя  понимаю, что ей не плохо, – говорит соцработник. – Ей просто нужно внимание».

Будянская – не единственный пожилой человек, который не отпускает Петрову вовремя. «Все одинокие и беспомощные – они все такие», – говорит Анна. Есть пожилая клиентка, которая не выходит из дома 37 лет. В последние годы к ней никто не заходит. На потолке её дома давно появилась плесень, но она не разрешает открывать окна. «Так она чувствует, что находится в своей крепости», – объясняет Петрова.

Был у неё случай, когда человек не ел больше десяти дней в  новогодние каникулы. Женщина не стала писать заявление, чтобы соцработник пришёл в праздники: была уверена, что приедут сыновья. Но они не приехали.

Петрова не раз просила руководство снять с неё опеку над Будянской. Она говорит: «Ей нужна сиделка, которая может весь день находиться с ней. Моя задача – быстро помочь: купила, прибежала, убрала, ушла к следующему. Я себя называю бегуньей».

Услуги сиделки в Комплексном центре тоже предоставляют. Но за это надо платить 130 рублей в час. Будянская посчитала: если нанять сиделку на пять часов в день, выйдет 650 рублей в день, 1300 – за два дня, 5200 – за четыре дня. Пенсия у Будянской – 10 900 рублей, около 30 тысяч – долг за квартиру, который она постепенно выплачивает. «Отбросим долги, – рассуждает Будянская. – Представим: пять тысяч с пенсии я отдаю за квартиру и пять – сиделке. Я так себе даже хлебушка не куплю».

«Я-то хоть тут свободная»

Ветрова хотела устроить Будянскую в хоспис – учреждение минздрава для оказания паллиативной помощи. По медицинским показаниям Будянскую туда должны были принять. В Иркутске два хосписа: один из них закрыт из-за ковида, второй переполнен.

Два года назад в регионе приняли закон «О приёмной семье для граждан пожилого возраста и инвалидов». Семьям, готовым взять на себя уход за маломобильными людьми, выплачивают от 4044 до 6571 рубля в зависимости от района, возраста и группы инвалидности подопечного. Но закон практически не работает. В области всего 43 приёмные семьи. Взять Будянскую к себе за такие деньги никто не хочет.

В дом-интернат для престарелых Будянская не хочет сама. В Иркутске их два, а всего в области восемь подобных учреждений. Чтобы туда попасть, нужно собрать пакет документов и доказать, что не можешь самостоятельно ухаживать за собой, а помочь тебе некому. Будянская под эти критерии подходит.

Отказать могут по двум причинам. Первая – наличие медицинских противопоказаний. Вторая – «отсутствие обстоятельств, которые ухудшают или могут ухудшить условия жизнедеятельности гражданина». В первом случае человека направляют в хоспис или больницу.

Сейчас в Марковском геронтологическом центре Иркутска 5 свободных мест из 309: 2 – в палатах для лежачих постояльцев, 3 – в палатах для ходячих. Этот центр принимает пожилых со всей области. В Ново-Ленинском доме-интернате, который обслуживает иркутян, свободны 13 мест из 170. За нахождение в доме престарелых постоялец платит 75% своей пенсии.

Будянская категорически отказывается переезжать в казённое учреждение.  «Только говорят, что там хорошо, – вздыхает она. – Ой, не надо. Это дурдом или тюрьма. Я-то хоть тут свободная, меня никто не отматерит, не ударит». Она не хочет отдавать часть пенсии. Говорит, тогда не сможет выплачивать долг за квартиру.

«Это те же детки, только с буквой «Д»

Марковский геронтологический центр не похож на тюрьму. Вокруг пятиэтажного кирпичного здания деревья и трёхуровневые круглые клумбы с розовыми цветами. Дорожка от входа ведёт к скверу: по периметру скамейки, внутри – фонтан, который уже не работает.

Без защитных костюмов и разрешения от руководства внутрь не попасть. В центре несколько отделений. Сначала – карантинное, где подопечные проводят семь дней.  Затем их расселяют – в отделение активного долголетия или милосердия.

В отделении милосердия только лежачие больные. В каждой комнате по 2–5 человек.  Туалет в каждой комнате, одна ванная на этаж. Здесь же буфет и кабинет медсестры. Здесь чисто, но всё равно пахнет старостью, хлоркой и нечистотами. Выветрить этот запах невозможно.

В отделении долголетия жилые комнаты на одного или двоих человек, объединённые в секции. В каждой секции отдельный санузел. На этаже есть душевая и ванная. Здесь есть кухня-буфет, где можно приготовить себе еду. В реабилитационном отделении – тренажёрный зал, водолечебница, кабинеты ЛФК, спелеотерапии, массажа, физиотерапии, эндоскопии, стоматолога, узких врачей-специалистов, а ещё клиническая и биохимическая лаборатории.

Ещё с лестницы слышатся мелодия баяна и поющие голоса: «Как пою-ю-ю-т соловьи, полумрак, поцелуй на рассвете, и вершина любви – это чудо великое, дети!» В холле стоят диваны и обеденный стол на металлических ножках. На столе чайник, тарелки с фруктами, торт и два букета цветов. У стола в инвалидной коляске сидит мужчина. Рядом с ним баянист, на диване – гости. За спиной мужчины висят воздушные шары. У него день рождения – 90 лет.

Психолог Татьяна Гавриш работает здесь полгода. Чтобы устроиться, она выучилась на геронтолога. Геронтология – это наука о старении, она изучает изменения в психике человека, когда происходит обратная эволюция. Для занятий со стариками она иногда приносит из дома краски и карандаши. Шестилетняя внучка удивляется: «Ты кому это уносишь?» «Моим дедкам, – улыбается Гавриш.  – Это же те же детки, только с буквой «Д». Психолог, которая работала здесь до Гавриш, уволилась, потому что не выдержала нагрузки. За время пандемии в учреждении скончались 50 человек, и подопечные сильно нервничали.

«Но в целом это всё равно дом скорби»

Бывший лаборант геронтологического центра Зинаида Крылова говорит, что постояльцы центра обижаются на родственников, которые привезли их сюда. Ярче всего она запомнила такую ситуацию: как-то к ограждению комплекса подъехала машина, из неё вышли люди, помогли выйти пожилой женщине. Она села на ближайший камень и так и сидела до вечера, пока сотрудники её не нашли. Родственники этой женщины больше не приезжали. Ещё Крылова вспоминает, как удивилась, что в один день к старикам приехало очень много посетителей. Парковка была заполнена машинами. Оказалось, что это был день пенсии.

Попасть в дом-интернат в Ново-Ленино сейчас невозможно из-за ковидных ограничений. Сотрудник дома-интерната попросил не называть его имя и поделился: в отделении были случаи, когда родственники приходили в интернат и силой отнимали пенсию у постояльца. Таких приходилось выгонять.

В дом престарелых люди попадают по разным причинам. Например, одна женщина продала квартиру, чтобы внук смог сделать операцию по пересадке почки. Операцию сделали, а женщине стало негде жить. У другой женщины были две дочери. Одна умерла, вторая сильно заболела и оказалась в хосписе. Её ребенка забрали в детский дом, а маму – в дом престарелых. Первые несколько месяцев в заведении эта женщина была в отчаянии, не хотела разговаривать ни с кем из сотрудников. А сейчас говорит: «Если бы жила одна, я бы, наверное, просто не выжила».

В Ново-Ленинском доме-интернате тоже есть кружки по макраме и живописи, даже театральная студия. «Но в целом это всё равно дом скорби, – говорит сотрудник. – Формально это студенческое общежитие: вы живёте с кем-то в комнате, вам предлагают кучу мероприятий, хорошо кормят. Но, когда ты студент, ты знаешь, что скоро это закончится и впереди тебя ждёт самостоятельная жизнь. А когда ты почему-то снова оказавшийся в «общаге» пожилой человек, который никому не нужен и не имеет никаких надежд на перемены, это другое».

Кроме государственных домов-интернатов в Иркутской области больше двух десятков частных пансионатов. Это переоборудованные квартиры или частные дома, в которых за плату от 800 до 1500 рублей в сутки живут пенсионеры. Но у Будянской нет денег, чтобы поселиться там.

Берёзы, которые закрывают окно Надежды Будянской, недавно пожелтели. Скоро листья опадут и перестанут закрывать окно. Будянская всё так же сидит на  диване, как и в тот день, когда вышла на балкон звать на помощь. По-прежнему спит сидя. Иногда она поглядывает на электрические часы. На них 02.28. Но это неправильное время. Когда отключали свет, настройки на часах сбились. Чтобы узнать настоящее время, к часам нужно прибавить 18, к минутам – 30. Будянская высчитывает: на самом деле сейчас 20.58. Значит, волонтёры уже не придут.