Лапы льва на Малом Море
Тигры на нынешнюю территорию Иркутской области когда-то заходили. Было. Сибирские охотники этого зверя называли бабром. История с ним хоть и запутанная, изобилующая неточностями (благодаря чему мы имеем на иркутском гербе фантастическое существо), но она, эта история, есть. А вот львов у нас не было никогда. Зато «львиные лапы» на побережье байкальского пролива Малое Море совсем не редкость.
Я о растении Leontopodium. Не слышали? Это научное латинское название происходит от греческих слов leon (лев) и podi (нога). Ботаники предпочитают переводить сложное слово уменьшительно-ласкательно – «львиная лапка». Потому что растение маленькое. К реальным львам оно – никаким боком. Но если включить воображение на полную мощность, то формой, опушением, общим внешним видом сложного соцветия оно действительно может напомнить кому-то львиную лапу. Вернее – лапку. Маленькую. Как у кошки.
Дело здесь в романтичном ореоле растения, которое нередко используется в качестве символа силы и жизненной стойкости. Латинское название «бархатного», или «войлочного», цветочка, который часто встречается на степных участках берегов пролива Малое Море, знают, пожалуй, только ботаники. А в народе этот цветок называют эдельвейсом.
Несмотря на широкую известность, «живьём» видели это растение на Байкале немногие. Вернее, видели-то его почти все, но вниманием невзрачные пушистые стебельки под ногами не удостаивали и память свою видом этой травки не отягощали. Удивление у туристов начинается, лишь если кто-то укажет им на травку пальцем и сообщит: «А вот это эдельвейс! Тот самый!» Вот тут и включаются охи-ахи, приседания вокруг растения: «Неужели?! Который на скалах, под ледниками?! Откуда, он же высокогорный?!»
Много лет назад я тоже приседал и даже ползал вокруг светло-пепельного растеньица, когда знакомый житель из Еланцов показал мне эдельвейс в прибрежном многоцветье Мандархана. И, наверное (теперь уж точно и не вспомнить), тоже восклицал что-то недоверчиво про ледники и высокие горы.
– Байкал – единственное место на планете, где эдельвейсы растут среди обычных трав на доступных высотах, – сообщил мне уверенным голосом знакомый и добавил, что учёные этот феномен объяснить не могут. Он не врал умышленно. Он искренне заблуждался. И меня ввёл в заблуждение. Профессиональный ботаник на моём месте лишь улыбнулся бы снисходительно, а я поверил. Вернее, почти поверил, сохранив в подсознании крохотный росток сомнения.
В байкальские мифы и заблуждения люди верят легко. Я бы даже сказал, с удовольствием. Это из тех случаев, когда, по признанию Пушкина, «я сам обманываться рад». Потому что мы гордимся уникальностью Байкала, его непохожестью на другие озёра Земли. И ещё потому, что не объяснённое, загадочное всегда интересно. А Байкал, как ни крути, был и до сих пор во многом остаётся загадкой для современной науки.
К настоящему времени установлено, что из (примерно) 2630 видов, подвидов и разновидностей животных и водных растений, обитающих в Байкале, две трети (примерно) являются эндемиками. Такие организмы больше не живут, не растут и не водятся нигде на планете. Только в Байкале! Зная это, почему бы не поверить и в то, что Байкал – единственное место на планете, где эдельвейс спускается к людям.
При нынешней встрече с эдельвейсами на берегах маломорской бухты Мандархан, где много лет назад я впервые увидел это растение, давний росток сомнения в моём подсознании вдруг ожил.
– Так ведь род эдельвейсов насчитывает десятки видов, – сказал Виктор Кузеванов, доктор биологических наук.
– Тот, что растёт высоко в горах, – это эдельвейс альпийский. А на Байкале другие виды, – подтвердил Андрей Лиштва, заведующий кафедрой ботаники Иркутского госуниверситета, кандидат биологических наук, доцент.
– Дикорастущие эдельвейсы встречаются не только на Байкале, но и в черте города Иркутска, – ударила по моим романтичным представлениям Вера Барицкая, кандидат биологических наук, доцент кафедры ботаники ИГУ. Мне хоть и не верилось, но хотелось, чтобы в словах о том, будто Байкал – единственное место, где эдельвейс спускается к людям, оказалась хотя бы толика правды. Чтобы и в этом Байкал был уникален.
– Тот эдельвейс, что на вашей фотографии, я определила как степной вид, – рассказывает Вера Александровна. – Там прицветные листья такие заострённые. «Горошинки» – это соцветия корзинки. У всех астровых соцветие корзинка. У подсолнуха, к примеру. И у полыни вот эти маленькие шарики – это тоже корзинки. Корзинка имеет обёртку из листочков. У эдельвейсов много корзинок, и они все вместе образуют такое вот сложное соцветие. А в черте Иркутска, в долине Иркута у Селиванихи, растёт эдельвейс эдельвейсовидный, обыкновенный. Он попроще, соцветие маленькое.
Признался учёному-ботанику, что ещё тогда, когда впервые увидел живой эдельвейс, был немного разочарован его внешним видом, слишком уж скромной непритязательностью. Легендарный и романтичный цветок (имею в виду не всё растение, а именно соцветие), несмотря на биологическую сложность, и на цветок-то не очень похож. Непонятно, где заканчиваются стебель и листья, где начинается соцветие: всё одного цвета.
– Зато очень мягкий, пушистый, – ответила ботаник. – И очень оригинальный.
Насчёт оригинальности – правда, не поспоришь. Однако в короткой заминке учёного мне показалось, что Вера Александровна хотела ещё произнести слово «душевный», но сдержалась. Возможно, постеснялась показаться сентиментальной. А потом улыбнулась.
– Я когда-то по молодости пробовала их засушивать как сухоцвет. Для зимнего букета. Но как-то… не очень удачно.
… А ведь это и хорошо, что Байкал не единственное место, где эдельвейсы могут увидеть не только альпинисты, но и обыкновенные люди без спортивной подготовки. И дети. И старики. Растение скромное, но необычное. Душевное и по-настоящему мужественное. Благодаря необычному опушению оно способно пережить и морозы, и жару, и талую воду горных ледников, и засуху. Хорошо, что эдельвейсы растут ещё и в иркутской Селиванихе, и в забайкальских, и в монгольских, хубсугульских степях, исхоженных иркутскими исследователями в ботанических экспедициях.