Глина перемерзала, руки отваливались

– Вот теперь моя «мастерская», – Евгений Иванович ведёт нас к своему дому через двор, а мы как будто находимся на каком-то музейном складе. Кругом бюсты и бюстики, фрагменты скульптур, планшетные изображения. «Осторожно, тут под лестницей лежат разобранные фигуры», – предупреждает Скачков. Мы заходим под навес из досок, затянутых плёнкой. Тут тоже головы, фигуры, части, горельефы, инструменты, заготовки… «Сами видите, как тут работать, завалено всё», – говорит Скачков. «У вас как-то очень много всего», – удивляюсь я. «Это разве много, это часть только, – качает головой Евгений Иванович. – Свозили всё сюда, сбрасывали. На Халтурина-то у меня полки были, а тут всё, конечно, в беспорядке стоит. Тут у меня был как бы гараж, а как стали привозить всё, стало не до гаража. Я думал, что летом тут работать буду, и размышлял, что мне делать, чтобы не мочило меня и скульптуры. Плёнку натянул». Здесь же, в толпе собратьев по несчастью, стоит маленький Евгений Евтушенко. Большой памятник уехал в Зиму. «Это первый вариант, потом я его более динамичным сделал», – говорит Евгений Иванович. Весь участок, кроме огорода, все свободные пространства заняты работами скульптора. Снега этой зимой было много. Плёнку, которую Евгений Иванович натягивал в прошлом году, разорвало, теперь нужно снова перетягивать.

«Просто где я приложу руки-то? – говорит он. – Я же не живописью занимаюсь. Во дворе дома работать зимой-то не получается, летом только. Я тем летом у товарища во дворе в Иркутске-II работал. Сделал портрет тренера по заказу футболистов, вырубил в камне. А как дома с камнем работать? Тут же жильцы, соседи». Маленький частный домик Евгения Ивановича соседствует с многоэтажками, и, когда мы вышли из двора, какая-то старушка высунулась из окна и прокричала: «Сколько мы можем терпеть этот музей тут?» Ясно, никакие работы в камне возле дома делать нельзя – грохот, шум. «Вот весна уже… Соберусь, плёнку перетяну. Надо собраться», – говорит Евгений Иванович. Он привык собираться. Особенно в последние 4 года, когда чиновники решили, что 71 год – самое время привыкать к кочевой жизни.

Какой прок консервировать мастерскую?

В ноябре 2020 года в Иркутском художественном музее открылась юбилейная выставка Евгения Скачкова. Он праздновал своё 75-летие и собирался в декабре заехать в мастерскую в Солнечном, которая должна была открыться после ремонта… Говорит, тогда не знал, что никуда он не заедет… А ровно за три года до юбилея, в 2017 году, он попросту замерзал в мастерской на Халтурина, 1. В холодном помещении завершал заказ – делал фигуру Евгения Евтушенко. Не было тепла, воды, света. Перемораживалась глина, отваливались части. Но заказ надо было сделать. Воду таскали с колонки, бросили временную проводку, поставили обогреватели. Просто заказ появился до того, как минкульт решил, что мастерские надо срочно закрыть после пожара.

«Тогда мастерские подожгли, – убеждён скульптор. – Вдруг пожар. Откуда ему взяться? Я работал больше 30 лет, до меня работали люди, никогда такого не было, и тут резко загорелось… Получается вот так, с тех пор и мучаемся». Министр культуры правительства Сергея Левченко Ольга Стасюлевич в 2017 году оказалась непреклонна: если был пожар, то все скульпторы и художники должны покинуть помещения. Особенно неприятной оказалась эта весть для Евгения Скачкова – за 37 лет работы в мастерской у скульптора-монументалиста накопилось столько работ и материалов, что вывезти всё куда-то было огромной проблемой. Скачков недоумевал: его-то помещение пожар не задел, какой прок и смысл был консервировать и мастерскую, которая исправно работает?

Но руками минкульта в скандал вступила директор Иркутского художественного колледжа имени Копылова Людмила Назарова. Иркутский арбитражный суд своим решением от 25 января 2017 года обязал Союз художников и ремесленников Прибайкалья выселиться из мастерских. Евгений Скачков – член этого союза – тоже вынужден был подчиниться. Тогда представители художественного колледжа яростно боролись за помещения, говоря, что они необходимы как воздух студентам.

Минкульт вроде бы постарался в начале 2017 года расселить художников. Часть из них переехали в офисные помещения на улице Марата, например ювелиры. Туда же хотели отправить и Евгения Скачкова, однако куда было ехать? «Дали мне комнату два на два метра. А зачем она мне нужна? Где там работать? На Халтурина у меня было около 200 «квадратов». Там и материалы, там и скульптура… Это ещё мало, если говорить о скульпторах», – Евгений Иванович закуривает. В итоге он остался с недоделанным Евтушенко в замерзающих мастерских до зимы 2017 года. Потом министерство культуры отдало скульпторам помещения в микрорайоне Солнечном, находящиеся в ведении архитектурно-этнографического музея «Тальцы».

«Нам действительно дали помещение в Солнечном, – рассказывает Евгений Иванович. – И получилось так, что мы как бы начали работать сами по себе уже. Кое-что сделали там, чтобы можно было работать. Там тепла не было… Вещи перевезли. Вроде бы музею даже выделили денег на ремонт. И вот в апреле 2020 года Владимир Тихонов, директор музея, говорит, что нам оттуда надо съезжать, чтобы они сделали ремонт. Мы съехали, в декабре ремонт был закончен – и вдруг нас туда не пускают. Почему? Какую-то телегу накатали, что, мол, нас там разместить никак нельзя – у нас шум, пыль. Так ведь мы скульпторы, неужели, когда он нас пускал, он не видел, какое это будет дело? Скульпторы всегда так работают! Короче, оттуда прогнали и отсюда прогнали».

«Вот это в пионерлагере кабельного завода стоит моя скульптура, – перебирает Скачков фотографии-плакаты с недавней своей выставки. – А это в Шелехове, это Усолье-Сибирское, памятник погибшим в Великую Отечественную, это всадник на въезде в Усть-Орду, а вот тот самый Евтушенко в Зиме, а вот Саянск, Хохорск, сам Бохан, а это Кутулик, где родился Вампилов, Свирск, а вот это уже Иркутск…» Это только небольшая часть его скульптур, они есть по всей области, и не только по области. Они стоят в Бурятии, Якутии, Мирном, Хакассии, Красноярске, в Читинской области. А мемориальные доски – их просто никто не считал. Лепнина на исторических зданиях Иркутска? Идёшь по городу и, к стыду своему, не знаешь, что это Скачков. Но в министерстве культуры-то должны знать. Как получилось так, что и на 76-м году жизни он второй раз оказался без мастерской?

Чисто формальный документ

Мы сделали запрос в министерство культуры Иркутской области, спросив, на каком основании Евгению Скачкову и его коллегам было отказано в мастерских в Солнечном. Ответ был таким: «Помещения в микрорайоне Солнечный, принадлежащие музею «Тальцы», были предоставлены Союзу художников и ремесленников Прибайкалья временно, на период разработки и согласования проектной документации для проведения капитального ремонта помещений. Работы в них были начаты в мае 2020 года, окончены в декабре 2020 года. Сейчас в них размещено фондохранилище музейных предметов и коллекций музея «Тальцы».

При этом министерство культуры ссылается на инструкцию по учёту и хранению музейных ценностей, находящихся в государственных музеях СССР. Она утверждена Приказом Минкультуры СССР от 17.07.1985 года за номером 290. Согласно этой инструкции, использование зданий музеев не по прямому назначению не допускается. Инструкция 1985 года действовала, как указывается в ответе минкульта, до 31 декабря 2020 года. Но и сейчас существует аналогичный запрет. Он предусмотрен в «Единых правилах организации комплектования, учёта, хранения и использования музейных предметов и музейных коллекций». Они утверждены приказом Министерства культуры РФ от 23 июля 2020 г. № 827 и вступили в силу с 1 января 2021 года.

Директор музея «Тальцы» Владимир Тихонов также согласился пояснить свою позицию: «Это здание изначально предполагалось под фондохранилище. Оно было не приспособлено. На его приспособление требовались время и деньги, на капитальный ремонт. Это затянулось почти на три года. Ко мне обратилась министр Стасюлевич Ольга Константиновна и попросила временно выручить скульпторов. Я согласился. Мы заключили договор о творческом сотрудничестве. Это чисто формальный был документ. До того момента, когда у нас начнётся капитальный ремонт. Мы не знали, когда начнётся ремонт – через год, через два, через 10 лет. Поэтому заключали договор на неопределённый срок. В 2020 году, в апреле, одна из организаций выиграла тендер на капитальный ремонт. Мы им сказали: «В апреле освобождайте это помещение». Они его освободили, нам объект сдали только в декабре. Согласно законодательству РФ, а его никак не обойдёшь, фондохранилище должно быть расположено в отдельно стоящем объекте и в нём не должно размещаться никаких производственных организаций, никакого жилья, поскольку там хранятся особо ценные экспонаты Российской Федерации. Поэтому декабрь пришёл, мы им сказали: «Извините, дальше решайте вопрос сами, с властями. У вас было три года на решение этого вопроса. Ну если вы не работали в этом плане? Ну кто виноват?» Мы их в своё время выручили, надо было уже им самим решать вопросы с новым помещением. Мы музей, и нарушать закон не можем».

Однако остаётся вопрос: если договор был временным, почему же скульптор не знал о таком его характере? До декабря 2020 года Евгений Иванович был уверен, что выселен ненадолго и вернётся назад. «Как это – временно нас туда заселили? – удивляется он. – Мы же практически год ждали, что вернёмся. Я же постоянно туда ходил, подсказывал, как лучше оборудовать помещение, с самого начала проекта мы говорили рабочим, как и что лучше сделать. Нам никто не говорил, что это временно, что это помещение не под нас. 25 декабря, когда мы должны были въехать, нам от ворот поворот!» Как рассказывает супруга Евгения Ивановича Ольга Чернявская, в личном разговоре Владимир Тихонов заявил скульпторам, что они ведут себя неподобающе и он не может предоставить им помещения далее. В официальных письмах он указывал, что в данных помещениях не предусмотрено размещение промышленного оборудования, материалов. «Но ведь был договор, я сама его читала, юристам мы его давали, в котором не было пункта, что скульпторы там временно, бралась арендная плата, – говорит Ольга Чернявская. – И было записано, что в этом помещении может быть установлено оборудование».

Похоже, что судьбой скульпторов в минкульте заняться некому. Министерство сегодня пребывает в безвременье – после ухода правительства Левченко и министра Стасюлевич есть только замминистра Руслан Дячук, осуществляющий полномочия министра. Каша, заваренная Стасюлевич, досталась ему по наследству.

А на Халтурина, где Евгений Иванович был так долго, теперь холод, пустота и замки. Мастерские не работают и на училище. «Они законсервированы, опечатаны и обесточены, – сказано в ответе министерства. – В них планируется провести капитальный ремонт. Идёт разработка проектной документации. В помещениях будет идти учебный процесс». Получается, что скульпторы и художники покинули помещения ещё в 2017 году. Три с лишним года разрабатывается документация, когда будет разработана – неизвестно. Напомним, что именно мастерская Скачкова от пожара не пострадала, всё это время скульптор мог работать там. Но если минкульт считал опасными эти помещения, почему же за три года нет подвижек, чтобы отремонтировать их и запустить туда учащихся? Срок обучения в колледже около 4 лет. Скоро выпустят курс, который пришёл в училище, когда Скачкова выгоняли. Молодые художники получат дипломы и уйдут, а «такие нужные колледжу» помещения как стояли закрытыми, так и стоят.

«В одностороннем порядке»

Ольга Александровна говорит, что движение пошло после того, как они обратились к СМИ и написали в аккаунт губернатора в «Инстаграме» «Кобзев на связи». Тогда в минкульт, а затем в минимущества ушли распоряжения разобраться с ситуацией. «Кобзев отреагировал, это действительно так», – говорит Ольга Александровна. Встаёт вопрос: а у нас все дела вот так решаются – только благодаря личному вмешательству Кобзева? 15 апреля министерство культуры и минимущества, наконец, передали Союзу художников и ремесленников Прибайкалья ключи от нового помещения по адресу: Красноказачья, 10а. К ключам прилагался договор безвозмездного пользования объектом областной государственной собственности.

«Это старые мастерские ГПТУ или фазанки какой-то, – поясняет Евгений Скачков. – Я ездил, смотрел. В договоре написано: «Благоустройство: отопление, электроосвещение, вентиляция». Там ничего этого нет. Пять лет они закрыты, трубы перемёрзли, освещение отрублено, туалета нет. Я уже не психую, нервов нету. Ну что, надо браться, засучить рукава и приводить в порядок. Видимо, за свой счёт. Никто не предлагал нам ни денег, никакой помощи. Надо начать работать, в конечном итоге это всё для людей ведь». По его дому расставлены маленькие скульптурки. «Это такие задумки, – говорит Евгений Скачков. – Думаю, надо вылепить, чтобы не забыть мысль. А потом уже выполнить более серьёзно. Сейчас почти не леплю дома. Ну что я вылеплю, а как, в какой материал перевести? Нет возможности».

Сейчас все его материалы, скульптуры, всё «богатство» разбросано по городу. Часть работ, которые трудно было вывезти, стоят всё там же, на Халтурина, откуда его выгнали в первый раз, часть – в Солнечном, откуда попросили во второй, часть – дома, часть у сына. Как только решится вопрос с отоплением, водой, электричеством в новой мастерской, придёт время свозить эти вещи снова. В договоре указан десятилетний срок пользования помещением – до 14 апреля 2031 года. Но в нём же ясно сказано, что министерство имущественных отношений вправе отказаться от исполнения договора в одностороннем (внесудебном) порядке, если помещение будет признано ветхим, аварийным или его поставят на капремонт, реконструкцию. Кто даст гарантию, что здание, износ которого, по информации в договоре, составляет 52%, вдруг тоже не уйдёт в ремонт? Причём в любой момент, и скульптор должен будет его покинуть в те сроки, которые укажет министерство в предупреждении. Так гласит договор.

Почти 4 года мы вынуждены писать об этой странной и неприлично затянувшейся истории. Пожилого человека, работами которого украшен весь Иркутск, гоняют, как пацана. И теперь неизвестно, куда и зачем ему везти свои скульптуры, строить ли полки, проводить ли свет. Нет никакой гарантии, что его с маленьким Евтушенко, памятником маме, работавшей в войну на заводе, и всеми его крохотными фигурками-задумками не попросят снова выйти вон, как уже делали дважды. Может, уже надо сделать Скачкову «такую бумажку, при наличии которой ни Швондер, ни кто-либо другой» не мог бы даже подойти к дверям мастерской? Окончательную бумажку. Наверное, в 75 лет человек её заслужил.