Вот только от оваций в адрес самих себя давайте пока воздержимся. Лесовосстановительных работ у нас так много не потому, что мы сильно любим живой лес и хотим, чтобы его стало ещё больше, а потому, что шибко любим древесину. А древесина – это не лес. Это бывший лес. Лес срубленный. По объёмам вырубок с нами не только другие субъекты РФ, с нами даже многие государства сравниться не могут. И почти не сомневаюсь, что если всё правильно и объективно посчитать – сколько срубили и сколько восстановили (не провели работы по лесовосстановлению, а реально восстановили), то окажется, что восстановленных лесов меньше, чем истреблённых вырубками и пожарами. Окажется, что лесной бизнес в Иркутской области живёт за счет истребления леса.

Надёжнее, но дороже

Важная деталь. В лесном хозяйстве России практикуются, по сути, два вида лесовосстановления: содействие естественному и искусственное. Бывает ещё комбинированное, когда оба вида в разных пропорциях сочетаются на одном участке. Содействие естественному лесовосстановлению – это когда на вырубаемых делянах сохраняется достаточное (по нормативам) количество крепкого, жизнеспособного естественного подроста (ключевое слово – жизнеспособного). И ещё когда на вырубках оставляют полосы или куртины деревьев-обсеменителей, а на почве специальным плугом нарезаются минерализованные полосы, чтобы семена попадали на голую землю, а не на высокую траву, где они прорасти не смогут. А при искусственном восстановлении новый лес на вырубках и гарях воспроизводится посевом или посадкой сеянцев, выращенных в питомниках. Искусственное лесовосстановление считается надёжнее, эффективнее естественного, но оно многократно сложнее и дороже. Поэтому в общих объёмах лесовосстановительных работ его доля невелика.

В прошлом году, как следует из публикации Рослесхоза, в стране посевом и посадкой леса были воссозданы на 195 тысячах га, что на 17 тысяч га больше, чем годом раньше. И по этому виду работ Иркутская область опять же стоит первой в списке регионов, на которые «приходятся максимальные показатели». Но опять же не спешите сильно радоваться. Поберегите ладони от оваций. Тут некрасивая загогулина вырисовывается. Дело в том, что если смотреть на отчётные цифры лесных достижений, не слишком утруждая себя их анализом, то действительно аж ладони чешутся, как сильно хочется поаплодировать. А если над ними задумаешься, да если ещё и сравнивать начнёшь вырубленные, выгоревшие и по иным причинам погибшие леса с площадями, на которых лесовосстановительные работы проведены, то вместо бурных и продолжительных аплодисментов захочется затылок почесать с унылой миной: «М-м, да-а…» И, похоже, не мне одному.

18 марта «Российская газета», сославшись на слова Виктории Абрамченко, вице-премьера, курирующего лесную отрасль страны, сообщила, что «отставание восстановления лесов от темпов их вырубки (по России в целом. – Авт.) доходит до 400 тысяч га в год». И для того, чтобы накопленное к сегодняшнему дню отставание преодолеть, «всего стране надо восстановить лес на 35 млн га». Напомню, в прошлом году вся Россия… Не то чтобы восстановила, а всего лишь провела лесовосстановительные работы на 1,17 миллиона гектаров, аж на 6 процентов выше запланированного показателя. А в ожидании восстановления, оказывается, стоят ещё 35 миллионов гектаров истреблённых лесов.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Выясняется, что, если исходить не из плановых показателей, а из реальной необходимости, исключающей деградацию русского леса от его «освоения» лесным бизнесом, Россия делает ничтожно мало.

Не удержусь от ещё одного пояснения. Возможно, кто-то обратил внимание, что вместо короткого и ясного словосочетания «леса восстановлены» я долго и нудно с канцелярской дотошностью выписываю «проведены лесовосстановительные работы». Но в том-то и дело, что «проведённые работы» совсем не гарантируют, что леса на указанных площадях действительно восстановятся. Даже если исключить откровенную халтуру и отчётное очковтирательство, что тоже встречается, леса восстановятся далеко не на всех площадях, где был сохранён подрост или созданы лесные культуры посевом и посадкой. Причин тому много и объективных, и субъективных. Но сейчас речь о другом.

«Лес разной степени повреждения»

Напомню: в прошлом году на территории Иркутской области, по данным Рослесхоза, лесовосстановительные работы всех видов были проведены на 145 тысячах гектаров. А сколько живой тайги нами, Иркутской областью, в том же 2020 году было по разным причинам… Не буду говорить «истреблено», скажу мягче – утрачено?

– В прошлом году сплошными законными рубками на территории Иркутской области было вырублено 138 900 гектаров, – отвечает на мой вопрос Валентина Щепетнёва, начальник отдела воспроизводства лесов министерства лесного комплекса Иркутской области. – Это меньше, чем в предшествующие годы. В 2018 году, к примеру, сплошными рубками у нас было пройдено более 170 тысяч га. Но есть ещё и рубки незаконные. «Чёрные лесорубы» чаще заготавливают древесину выборочно. Выбирают в лесном массиве только лучшие, самые прямые и высокие деревья. В этом случае лес сильно теряет в качестве, но остаётся хотя бы живым. Сплошные «чёрные» рубки тоже не редкость. В прошлом году они были выявлены на 935 гектарах, которые тоже включены в фонд лесовосстановления. А ещё пожары. 14 100 гектаров тайги повреждены огнём до степени прекращения роста (в переводе на общечеловеческий язык – сгорели) и требуют восстановления.

Складываю в блокноте «столбиком» услышанные цифры: 138 900 гектаров сплошных законных вырубок, плюс 935 га сплошных незаконных, плюс 14 100 га сгоревшего леса. Незаконные выборочные рубки оставляю «за бортом». Всё равно получается, что конкретно в 2020 году иркутская тайга стала меньше на 153 935 гектаров. Проведённые лесовосстановительные работы (145 000 га) это сокращение не перекрывают. А ведь наверняка есть ещё не посчитанные нами с Валентиной Яковлевной участки тайги, погибшие от лесных вредителей и болезней. Тогда разрыв между сделанным и тем, что необходимо сделать для сохранения лесов, увеличится ещё больше.

«Отчасти – да, но не совсем так», – возражает Валентина Яковлевна и объясняет, что восстановление лесов за исключением некоторых видов работ (сохранение подроста арендаторами, к примеру, происходит в процессе рубки) ведётся с годовой задержкой. Значит, прошлогодние потери лесов будут восстанавливаться нынче.

– У нас набрал силу федеральный проект «Сохранение лесов», который является частью национального проекта «Экология», – говорит Щепетнёва. – На 2021 год он предусматривает работы по восстановлению лесов всеми способами на 157 тысячах гектаров, что очень близко к вашим расчётам. Хотя проблемы есть. С теми же гарями ситуация особая. Леса, пройденные огнём, не все погибают. Они бывают разной степени повреждения. èèè

Чтобы объективно определить реальные площади сгоревших, погибших участков и включить их в фонд лесовосстановления, необходимо провести лесопатологическое обследование. Подтвердить, что на каком-то конкретном участке с точно определёнными границами лесные насаждения окончательно прекратили рост.

Тяжёлая и неудобная лопата

В первые годы после низовых пожаров не всегда видно, что лес погиб окончательно. Бывает, что леса умирают долго, медленно. Цветы в букете тоже некоторое время выглядят вполне живыми. И даже когда профессионалы не сомневаются, что этот конкретный участок леса обречён, процесс его гибели необратим, проведение санитарно-оздоровительных мероприятий, включая санитарные рубки усыхающих участков тайги, теперь всё равно часто откладывается на годы – до полного, абсолютного усыхания древостоя. До той поры, пока это не станет понятно даже далёким от лесных знаний «зелёным» активистам и правоохранителям. На всякий случай.

– Это, видимо, в связи со многими громкими уголовными скандалами по поводу необоснованных или недостаточно обоснованных санитарных рубок? – спрашиваю профессионального лесовода.

– Может быть, и так. Утверждать не стану. Но сплошные санитарные рубки теперь практически не проводятся, а для искусственного восстановления сгоревшего леса нужны площади расчищенные. От лесопатологов для такого обследования требуют максимальной тщательности и обязательной комиссионной работы. Только нужное количество денег для такой работы не выделяют.

– Искусственное лесовосстановление требует особого профессионализма от исполнителей, – делюсь своей точкой зрения с лесоводом. – И как минимум хорошего навыка посадки сосны. До принятия ныне действующего Лесного кодекса этим профессионально занимались лесники, и проблем не было. Они же обучали новичков правильному обращению с мечом Колесова, контролировали качество работы сезонных рабочих. Теперь, по действующему кодексу, должность лесника – я бы всё-таки сказал «профессия» – упразднена «за ненадобностью». Слово «лесник» в России используется теперь лишь в собирательном значении. Так называют всех людей, имеющих хотя бы некоторое профессиональное отношение к лесу. Слово есть, а такой должности больше нет. Поэтому посадкой леса часто занимаются люди случайные, сезонные рабочие, не имеющие никакого лесного опыта, для которых меч Колесова – не более чем тяжёлая и неудобная лопата.

– Есть такая проблема, – соглашается Валентина Яковлевна. – Качество посадки не всегда бывает удовлетворительным, поэтому работники нашего отдела и лесничеств очень много времени уделяют приёмке новых участков. Проверки ведутся тщательно, скрупулёзно. Весенние посадки мы принимаем осенью, когда становится очевидно, где и какой процент посадочного материала активно пошёл в рост, а где он замер в своём развитии или попросту засох. А вот осенние посадки прошлого года мы даже смотреть не стали. Из-за возникших сомнений отложили их приёмку на нынешний год, чтобы исключить возможность ошибок и не принять то, что не вырастет. Осенние посадки сосны в нашей местности – даже для опытных лесоводов риск немалый, а если опыт невелик – тем более.

И всё-таки проблему нехватки квалифицированных рабочих, умеющих сажать и выращивать новый лес взамен срубленного или сгоревшего, Валентина Щепетнёва считает хоть и важной, но не самой главной. Вспоминая добрым словом лесников, соглашается, что да, «из них кто уже на пенсии, кто на пенсию собирается». И тут же утверждает: «Но они есть».

– В лесхозах частично какие-то рабочие остались с тех времён, когда профессия лесника ещё существовала. Тогда даже на сезонные работы набирали, как правило, одних и тех же людей, уже обученных и накопивших не меньше практического опыта, чем профессиональные лесники.

В качестве положительного примера Валентина Яковлевна называет Усть-Уду, Братск. Рассказывает, что на Ольхоне, к примеру, «сезонники» работали с лесхозом практически круглый год. Зимой они занимались заготовкой дров, весной и летом восстанавливали леса и тушили пожары. Эти люди и сейчас где-то рядом. Их надо найти, привлечь, заинтересовать.

«Придётся экспериментировать»

Тем не менее объёмы искусственного лесовосстановления на территории Иркутской области с годами растут, и теперь в числе проблем, не терпящих отлагательства, Валентина Щепетнёва, к некоторому моему удивлению, назвала образование дефицита посадочного материала. «К удивлению» – потому что в былые годы мне дважды доводилось писать о перепроизводстве посадочного материала в Мегетском лесном питомнике. Не использованные вовремя и потому переросшие саженцы сосны питомник вначале бесплатно раздавал всем желающим – школам, общественным и любым другим организациям, жителям области для озеленения своих дворов, дач и чего угодно. А никем не востребованные остатки попросту пускал «под нож», чтобы освободить землю для новых посевов. Сегодня ситуация прямо противоположная – с обратным знаком.

Введение в реальную практику понятия «компенсационное лесовосстановление» существенно подхлестнуло спрос на хвойный посадочный материал. Мегетский питомник уже не успевает вырастить запрашиваемое количество посадочного материала для арендаторов, которых тоже обязали компенсировать ущерб лесу, нанесённый геологическими изысканиями, к примеру, или прокладкой линейных объектов на землях лесного фонда, таких как дороги, линии электропередачи, нефте- и газопроводы.

«Губернатор Иркутской области Игорь Кобзев взял все проблемы лесовосстановления, включая компенсационку, под личный контроль, – рассказывает Валентина Яковлевна. – В какой бы город он ни приехал, первое, о чём спрашивает местных лесников, – это проблемы лесовосстановления и лесные питомники. Практически каждый месяц у нас с ним то коллегия, то какое-то совещание по этой теме. Он уже раздал специальные поручения соответствующим структурам по созданию крупного лесосеменного центра на базе Мегетского питомника. В этом году планируем сделать проект, с которым он обратится в федеральное правительство. Иногда до смешного доходит. Не так давно на каком-то совещании один из лесозаготовителей увидел меня и попросил не произносить слово «лесовосстановление» до тех пор, пока он не решит свой вопрос. Побоялся, что глава региона опять начнёт детально разбираться с лесными проблемами, и ему, «как в прошлый раз было», не хватит времени. Никогда такого внимания к этой проблеме не было в нашей области».

– С семенами у нас всё в порядке, – делится Щепетнёва ожиданиями нынешнего лесовосстановительного сезона. – Семян хватает. Около шести тонн уже заготовлено, и ещё будут, потому что сбор шишки продолжается. А вот где вырастить из них посадочный материал? Проблема. Скорее всего, весной возникнет дефицит посадочного материала. Арендаторы уже сейчас бегают, думают, как решать проблему. В Группе «Илим» на лесохозяйственных услугах по выращиванию посадочного материала с закрытой корневой системой работает подрядная компания, но посадочный материал у них очень низкого качества. В прошлом году из-за этого мы вообще не смогли у них ничего принять. Но в рамках реализации инвестиционных проектов «Илим» всё-таки обещает создать свой современный питомник. Они, если по-настоящему захотят, сумеют. Сделают. А в Шелехове частная «Сибирская лесовосстановительная компания» тоже запускает питомник на базе старых теплиц кабельного завода, кажется. Тоже стараются сделать всё как положено, на современном технологическом уровне. И ещё нас очень волнуют севера. В Усть-Кутском и Киренском районах новые арендаторы осваиваются, а питомников там пока нет. Выращивать посадочный материал в открытом грунте на севере рискованно, сложно и дорого. Да, собственно, никто ещё и не пробовал в тех широтах сеянцы хвойных пород выращивать. Придётся экспериментировать.