Окончание. Начало в прошлом номере «ВСП».

Новочунка. «Мы пойдём к ним в работники, но не возьмут»

Деревня Новочунка, что в 20 километрах от центра муниципалитета Новобалтурино, – это одна улица Береговая, на ней десяток домов. Самый большой принадлежит семье фермеров Киселёвых. Перед наводнением у них было 50 голов крупного рогатого скота, 90 свиней. От воды скот сохранили, но осенью его пришлось частично забить. Ферму затопило, зимовать животным стало негде. В доме вода стояла на уровне 40 сантиметров.

«Мы неделю жили на дороге, в шалаше, – рассказывает Ирина Киселёва. – Скотина была по огородам расставлена. Гнать скот было некуда, мы тут были как на острове. Поставили шалаш, мангал, стол накрыли, баню истопили. У нас скатерть была в подсолнухах. Жара стояла под 30 градусов. Мы все обгорелые ходили. К нам потом межведомственная комиссия приезжала, говорила: «У вас тут отдых». Глава сказала: «Вам хватит капитального ремонта». Мы подумали: надо восстанавливать. И согласились. А потом я узнала, что только два дома ушли под капитальный ремонт, мы и Дмитриевы, остальные – под сертификат. И что мы теперь одни будем в деревне делать? Я говорю, дайте мне тогда тоже такую же халяву. Ну обидно. Мы тоже могли пойти в прокуратуру и сказать, что были в зоне затопления. Но мы же по-честному сделали».

На капитальный ремонт Киселёвы получили 510 тысяч, а соседи – сертификаты стоимостью 1,6 млн рублей. Сами сертификаты Ирина не видела. Но знает, что соседские дома стоили от силы 50 тысяч рублей.

«А где нам теперь работников брать? Все под сертификат ушли, все богатые стали. Жизнь поменялась. Мы теперь пойдём к ним в работники, но ещё и не возьмут. Катастрофа», – говорит женщина.

Ирина хочет через суд отказаться от капремонта и получить сертификат. Глава Балтурино Вера Брюханова скептически оценивает судебные перспективы Киселёвых. Она говорит, что предлагала Киселевым признать дом отдельно стоящим. Этот юридический статус даёт право на получение сертификата. Киселёвы тогда отказались, а теперь – поздно.

Балтурино. «Евроремонт был, кожаный диван»

Попасть в деревню Балтурино можно только на лодке, переправа стоит 30 рублей. Но сначала нужно найти лодочника. Он не всегда бывает на месте. Зимой, конечно, проще: можно перейти реку по льду. А в ледостав и ледоход по полмесяца из деревни не выберешься, даже школьники не ходили в школу. До наводнения их было два десятка. Но теперь Балтурино закрывают. Все получили сертификаты и должны уехать до зимы.

Валентине Капрановой 67 лет, и она переезжает из Балтурино, где прожила полжизни. Её дом попал под сертификат, но Валентина всё равно судится с администрацией. Она считает, что количество жилых метров было занижено: не посчитали 13 «квадратов» тёплой кухни. По закону летняя кухня не считается жилым помещением и включить её в сертификат нельзя, поэтому суд первой инстанции Капрановой уже отказал. Ещё она добивалась выплаты в размере 100 тысяч рублей за частичную утрату имущества, но тоже проиграла. «Евроремонт был, кожаный диван, красивый кухонный гарнитур, плита,  холодильник», – перечисляет Капранова. Все эти вещи и сейчас используются.

Капранова получила сертификат стоимостью 1,8 млн рублей. В Балтурино всего 29 домов. Рыночная стоимость недвижимости неизвестна, потому что дома здесь за последние 10 лет никто не покупал.

«Мы на сертификат купили дом в Чуне (райцентр. – Авт.), – говорит Капранова. – А цены-то как подскочили, знаешь? Там же на эти деньги ничего не купишь. Квартиры стали от 2 до 6 миллионов. Да ещё мне надо как-то вещи вывозить через реку».

В группе «Недвижимость Чуны» в «Вайбере» много объявлений о продаже жилья. Дома стоят от 700 тысяч. Трёхкомнатная квартира с мебелью площадью 63 «квадрата» на улице Ленина продаётся за 1,3 млн рублей. Есть «интересные» предложения с мошенническими схемами: «Продам дом под сертификат за 700 тысяч, возврат остатка».

Глава Балтурино Вера Брюханова говорит, что Капранова первой пошла в прокуратуру и добилась сертификата. Сначала межведомственная комиссия отправила её дом под капремонт. Вслед за Капрановой в прокуратуру пошла почти вся деревня. «И что получилось? — говорит глава. — Из 78 жителей без сертификатов остались 9 пенсионеров. Что они будут делать одни, без транспортного сообщения? Я попросила губернатора признать все дома отдельно стоящими, чтобы всем выдали сертификаты. Вот и не стало деревни».

Брюханова говорит, суды вставали на сторону жителей почти всегда. Отменяли отрицательные решения межведомственной комиссии и отдавали предпочтение актам независимой экспертизы, которые признавали дома аварийными. У глав есть основания сомневаться в честности независимой экспертизы. У Веры Брюхановой в столе лежит копия заключения ООО «МНСЭ» о признании аварийным дома в Тахтамае. Работу выполняла эксперт Виктория Ионина, товаровед по образованию. Есть заключения той же организации, которые выполнял механик.

«Если поменять жизнь, может, ещё хуже станет»

В Балтурино две улицы, мы проходим их за полчаса. Дорога заросла травой, потому что по ней никто не ездит. На обочине стоит мужчина, одетый в спецовку защитного цвета на голое тело. За ухом у него сигарета, передних зубов не хватает.

– Вот этого парня, Сашу Брянцева, мне очень жалко, – говорит Капранова. – Сертификатом завладела его сожительница, а он ничего не получил.

Брянцев с гражданской женой Любой обитал в брошенном доме. «Раньше там жила одна боговерующая бабушка, – объясняет Александр. – Потом она уехала, а нам сказала: «Живите». Мы заехали и стали жить». После наводнения сертификат за этот дом получила Люба. Её право владения и пользования жильём доказывали через суд. Из всех затопленных домов только четыре были оформлены в собственность. Женщина купила квартиру в соседней деревне, туда же перевезла слепую мать. 15 лет назад Любу лишили родительских прав, пятерых детей отправили в детский дом.

– Почему Любу включили в сертификат, а вас нет? – спрашиваю Александра.

– Не знаю, – пожимает он плечами. – Я неграмотный, читать, писать почти не умею. А тут грамотные не могут разобраться.

Саша живёт с Любой в купленном доме. Но, когда они ссорятся, приходит на старое место. В доме вывернуты шкафы, на полу валяются кучи хлама. На божнице (полочка для икон. – Авт.) стоит рекламный каталог с фотографией блондинки на обложке. Саша говорит, ему нравится эта блондинка. Рядом на стене на гвоздях висит выцветший ковёр. На каждом гвоздике – маленький пучок сушёных помидоров черри. Люба повесила их два года назад, «потому что красивые». Стены в доме белили давно, извёстка покрыта толстым слоем пыли и паутины.

«Чем я занимаюсь? Колымлю у тех, кто уехать не успел. Картошку копаю, дрова колю за деньги. А могут выпить дать. Я выпить люблю. До 19 лет не любил, а потом потихоньку стал любить. Друзья хорошие научили. Я ни о чём не жалею. Мы сказку в школе читали про одного дедушку («Горячий камень» Аркадия Гайдара. – Авт.). Он нашёл горячий камень на болоте, если его разбить, можно начать жизнь заново. Дедушка подумал – и не стал разбивать. Никто не хочет жизнь свою менять. Какая она есть, такая пусть и будет. А то может жизнь ещё хуже стать, если поменяешь».

– Вам не обидно, что сертификат не дали?

– Нет, не обидно. Да и не нужен мне этот сертификат. Так проживу. Говорю супруге:  «Люба, ты получила сертификат, и то хорошо». Дома всё равно не очень хорошие были. Совсем старые дома.

Саша достаёт из-за уха сигаретку, разминает её почерневшими пальцами. С наслаждением закуривает, улыбается.

Тахтамай. «Пугает Божьим судом»

В деревне Тахтамай одна улица – Тахтамаевская. На лавочке у покосившегося дома сидит 83-летняя Мария Урчегова. Все называют её баба Маня. На ней  грязный синий халат, концы вылинявшего зелёного платка перекручены и завязаны сзади. Баба Маня почти ничего не слышит. Глава  Брюханова возила её на обследование к сурдологу, тот выписал слуховой аппарат. Но пользоваться им баба Маня не научилась. Говорит она невнятно и быстро, отдельные слова можно разобрать с трудом. Общаться с ней лучше записками, она умеет читать и писать печатными буквами.

В избушке стоит резкий запах нечистот. Вдыхаю его, и горло перехватывает спазм. Около входа – цинковая ванна с чёрной водой, у печки кучей навалены поленья. Сверху на них брошены жжёные тряпки и сушёная трава. По дому ходят несколько худых кошек, на газете под столом для них лежит корм – картофельные очистки. Продуктов в шкафчиках нет, чистой воды тоже. Но стены в единственной комнате  недавно побелены извёсткой, на столе – ромашки в банке с водой, небольшое зеркало, открытка с изображением белого котёнка. На полочке большая икона Богородицы, перемотанная шнуром. Рядом на стене старинные фотографии в раме. Это родители бабы Мани, её умершие родственники.

Домик побелила администрация Тахтамая, после того как зимой на иркутском телевидении вышел сюжет о пенсионерке, которая живёт одна в тяжёлых условиях. Ещё раньше ей отремонтировали печку. «Ой, да наша баба Маня – звезда Интернета, – говорит соседка Людмила Колпакова. – Она по жизни так живёт. Это её устраивает. Глава у неё убирала. На другой день было всё то же самое. Чем питается? Она даёт деньги, ей соседи привозят продукты, воду. Она пенсию хорошую получает – 12 тысяч».

После наводнения в Тахтамае закрыли медпункт и единственный магазин. За продуктами местные жители ездят в Новобалтурино – за 9 километров. Общественный транспорт в Тахтамай не ходит. Зимой в доме у бабы Мани было очень холодно, она постоянно ходила в верхней одежде. На полу щели в палец шириной. Крыша, покрытая старыми досками, протекает.

По словам мэра района Алексея Емелина, раз в неделю к Урчеговой приезжает соцработник. Что именно он делает, Емелин не знает. Баба Маня не может написать, когда он был в последний раз, только отрицательно мотает головой. Соседи соцработника не видели очень давно. Говорят, раньше приезжал раз в месяц. По словам Веры Брюхановой, для бабы Мани выделено место в психоневрологическом интернате «Радуга». Но переезжать из своего дома старушка категорически отказывается, а забрать её силой нельзя. Когда начали давать сертификаты, у бабы Мани объявился племянник. Молодой человек приехал в деревню, сказал: «Дадут сертификат, заберу её к себе». Но сертификат не дали, и племянник исчез.

Юлия Каблукова, Ирина Горбунова и Роберт Алахвердян из соседнего посёлка Октябрьского решили, что будут сами помогать бабе Мане Урчеговой. Они приезжают к ней по выходным в течение последнего месяца. Привозят воду и продукты, убираются  дома. Женщины переодевают её и стирают одежду, помогают помыться в бане. Объявили сбор и на собранные деньги купили баки для чистой воды, одежду, старый, но ещё рабочий холодильник и телевизор. Покрасили оградку и прибрались на могиле её родителей, отнесли туда большой букет полевых цветов.

«Вот эти волонтёры приезжают, пытаются ей помогать. Но ничего хорошего от приезда чужих людей не будет, – уверена Вера Брюханова. – В последний раз устроили пикник с пивом у неё в ограде. Не надо своим участием насиловать эту бабушку. Сколько ей отмерено, пусть живёт спокойно, как привыкла».

После того как разъедутся все 17 семей, получивших сертификат, в Тахтамае останется 17 жилых домов и 50 жителей. Но деревню закрывать не планируют.

– Нам глава сказала: «Вы промыслом занимайтесь», – смеётся местная жительница Нина Рукосуева. – А каким промыслом? У нас в деревне конопли много. Давайте мы будем собирать её и главе сдавать.

Рукосуевым не дали сертификат. Дом не вошёл в зону затопления, но после наводнения подвал залили грунтовые воды. Заказали независимую экспертизу, она признала дом аварийным из-за паводка. Вторую экспертизу провели по решению суда. Она вынесла другое решение: дом нуждается в капитальном ремонте из-за того, что очень старый. Паводок его не повредил. Рукосуевы попытались оспорить решение второй экспертизы, но бросили – просто не пришли на последнее заседание. Теперь их дело закроют.

– Кто не живёт, просто приезжал картошку сажать, тем дали сертификаты. А нам – нет. Обидно же, – говорит Нина. – У меня муж – сердечник. Как здесь жить? «Скорую» приходится по два часа ждать из Новобалтурино. Фельдшера там нет, только медсестра. Ближайшая больница в Чуне – за 54 километра. Запах в доме стоит могильный. И не продашь дом никогда в жизни. Зачем оставляют нашу деревню, неужели нельзя её расселить? Это же издевательство. Лучше бы нас вообще смыло.

Жители Тахтамая написали обращение к прокурору: «Кому-то выдали 6,7 млн, другим 2,5 млн. А мы остались у разбитого корыта. Просим выдать оставшимся жителям сертификаты и снести всю деревню».

Местные депутаты жаловались на главу губернатору, президенту и прокурору. Они говорят, Вера Брюханова включила в зону подтопления несуществующие дома, четыре сертификата выданы людям, которые не проживали в деревне. А еще пожаловались, что глава «с населением ведёт себя неадыкватно, кричит, призывает к совести, пугает Божьим судом, отчитывает как школьников» (орфография авторов обращения сохранена). Работу Брюхановой  в ноябре 2019 года проверял областной ОБЭП. Незаконно выданных сертификатов не нашли.

«Я полвека прожила, думала, всё про людей знаю, – говорит Брюханова. –  Оказывается, ничего не знаю. Сначала все говорили: «Ой, наш родной Тахтамай, мы ни за что не уедем». А когда увидели сертификаты с шестью нолями, сказали: «Тут жить невозможно». Потом такая грязь полилась на меня, что я тут сертификаты раздаю своим. И было обидно».  У Брюхановой подтопило огород с картошкой, но она не стала включать его в зону затопления и компенсацию не получала. Говорит, рада, что так поступила.

«Теперь вся Чуна плачет – деревня приехала»

В Чунском районе подтопило 20 посёлков. Люди получили 804 сертификата стоимостью от 1,2 до 6 миллионов рублей, иногда больше. Размер сертификата определяется индивидуально. Получив компенсацию, 208 человек уехали из района, 231 – из Иркутской области. В Октябрьском под снос пошло около 400 домов. Теперь пустыми стоят целые улицы. Около 70% получивших сертификаты уехали из посёлка. До наводнения в нём жили 5 тысяч человек. Из маленьких деревень уезжают все.

«Я по профессии воспитатель детского сада, я не знаю, как надо страной управлять, – говорит Вера Брюханова. – Но я вижу: у нас деревни теперь закрываются. Было 68 детей в школе, стало 40. Эти люди, которые у нас были, могли бы остаться. Если бы правительство решило не раздавать сертификаты, а построить новые дома. Мы бы целую улицу построили. Не такие уж мы заброшенные, и государство сейчас многое делает, жить можно. А так мы без населения остались. И населению без нас лучше не стало. Они поехали усугублять ситуацию в города и посёлки. Теперь вся Чуна плачет – деревня приехала. Пьют, мусор за собой выбросить не могут».

До наводнения в Балтурино за рекой жила многодетная семья Захарко. Мать, отец, восемь детей и бабушка. После наводнения им выдали сертификат на 7 миллионов рублей. Каждый член семьи получил по 10 тысяч единовременной помощи, компенсацию за утрату урожая в размере 50 тысяч, а ещё «губернаторский» миллион наличными – как многодетные.

За семь миллионов Захарко купили неновый деревянный дом площадью 100 «квадратов» в посёлке Чунском. Отец восьмерых детей, не имея прав, приобрёл машину и сразу попал в аварию. Тогда он купил вторую машину. Его тут же задержали на 12 суток за вождение в нетрезвом виде. Теперь семья под наблюдением у полиции и опеки.

«Они столько денег от государства получили, ужас! – говорит Брюханова. – Вот скажите, они с этими деньгами стали лучше жить? Люди просто сменили дислокацию, а жизнь не поменяли. Увезли свои проблемы с собой».

P.S. Когда верстался номер, стало известно, что 15 августа в Чунском районе побывал врио губернатора Иркутской области Игорь Кобзев. Он встретился с инициативной группой жителей, пострадавших во время наводнения. Дома, по которым оставались вопросы, весной обследовала федеральная организация «Роскапстрой». Областное правительство заключило с ней специальный договор. Четыре дома признаны аварийными, хозяева получат сертификаты на новое жильё. Более трёх десятков домов нуждаются в капитальном ремонте, он будет сделан за счёт бюджета.