Прошлогоднее наводнение смыло мосты и затопило дома и огороды в Хор-Тагне, к этому муниципалитету относится деревня Таёжное. Из-за наводнения пришлось даже перенести торжество, на котором Хор-Тагна должна была получить титул одной из самых красивых деревень России. От Таёжного до центральной усадьбы 17 километров.

Когда вода стала прибывать и через высокий порог зашла в дом Нэли Поповой, она спасалась от стихии на скамейке у калитки. «Страшно, конечно, было, пока не прибежал из-за моста парень, Артём. Он так по воде и хлюпал. Крикнул мне: «Тётя Нэля, сейчас за вами придёт машина!» Через некоторое время загудело, я увидела моторку. Забрали меня, спасли, – без особых эмоций рассказывает хозяйка. – Наш председатель (председателем Попова называет главу муниципалитета Сергея Ненахова. – Ред.) хороший такой. Вывезли меня сначала на моторке, за мостом машина стояла. Другой бы плюнул, сказал бы: «Не хочешь переселяться – тони». А он меня спасает».

В Хор-Тагне Нэлю Николаевну отогрели, попарили в бане. Ей выделили дом с баней и стайкой в центральной усадьбе муниципалитета, назначили социального работника. Но уже через несколько дней старушка настойчиво попросила вернуть её обратно в Таёжное.

«Я уже надоела нашему председателю, устал нянчиться он со мной», – говорит Попова. Раз-два в неделю он ездит к ней на личном «уазике», завозит продукты, каждый месяц доставляет пенсию. В январе Нэля Николаевна заболела, Ненахов трижды приезжал в Таёжное с доктором. «Я, знаете, уже разозлился, сказал ей, что ездить больше не буду. Она говорит: «Пока ты глава, я всё равно не уеду из Таёжного». Насильно переселить её нельзя».

Мешочек с пенсией

Сергей Ненахов перегружает поклажу из своей «Тойоты» в «уазик»-«буханку». Только на таком транспорте можно доехать до Таёжного. Мешок муки, мешок сахара. Коробка с тремя кочанами капусты. В другой коробке – пельмени, печенье и бублики. В аккуратно упакованном целлофановом мешочке – пенсия Нэли Поповой и список покупок. Сменив легковую машину на более проходимую, отправляемся в путь по болоту. Сначала едем по стлани – подушке из деревьев, засыпанной гравием. Её несколько десятков лет назад проложили работники леспромхоза. Снег уже начал таять, на дороге появились промоины. Ещё пару недель, и вязнуть в этих местах будут даже проходимые машины.

«Дорога – асфальт. А летом будет жидкий асфальт. Лебёдку, главное, не забыть, чтобы машину вытаскивать», – подбадривает пассажиров Ненахов.

Переезжаем через новый мост из брёвен, который построили лесозаготовители, чтобы вывозить древесину. Затем приближаемся ещё к одной речке. Моста через неё нет – унесло во время наводнения. Неожиданно «буханка» спускается к руслу, водитель начинает интенсивно крутить руль. Мы переезжаем небольшую реку вброд. Потом «буханка» словно взмывает ввысь, резко выпрыгивая на берег. Добрым словом вспоминаем «асфальт», с которого мы съехали только что.

Дальше уже не страшно. Едем по открытому ровному месту, по обе стороны колеи видны посеревшие от времени деревянные постройки. То тут, то там возникают разрозненные секции заборов. Мы в Таёжном. В советское время, когда работал леспромхоз, здесь жило около 500 человек. Четверть века назад леспромхоз закрыли, и люди стали уезжать. По последней переписи население деревни – один человек. Это Нэля Попова.

Её дом охраняет трёхлапый белый пёс по кличке Басмач. Одну лапу он потерял, угодив в охотничий капкан. Не обращая внимания на лай собаки, Ненахов заходит во двор. Хозяйскими движениями поправляет доску, упавшую со скамейки, заносит коробки с продуктами в дом. Спустя несколько минут в дверях покосившейся веранды появляется Нэля Николаевна. Она встречает нас в спортивной шапке, тёплой безрукавке и резиновых галошах. Глава и депутат отчитываются по покупкам и передают хозяйке целлофановый мешочек с пенсией. Попова, не разворачивая его, кладёт в комод.

«Ой, не фотографируйте меня. Я сильно страшная», – говорит Нэля Николаевна и поправляет свою шапку.

«Свет загорелся, жить стали получше»

Нэля была одиннадцатым ребёнком у матери. Прокормить столько детей было трудно, поэтому самую младшую дочку родители отдали родственникам «в дети». Так в семь лет Нэля попала в Таёжное. Здесь она выросла, родила своих детей и состарилась.

Работала сначала воспитателем в детском саду. Потом готовила еду для рабочих в лесу, нужно было кормить по 40 человек. После этого устроилась в клуб: топила печь, мыла полы, продавала билеты на киносеансы. И даже концерты ставила. Заболела. Когда вернулась из больницы, стала работать поваром на складе, потом в гараже.

«Смешнее меня, наверное, никого и не было. Плясать любила, песни пела. А если заплачешь, пойдёшь через дорогу, с соседями поразговариваешь, и снова весело становится. Песни опять поёшь», – вспоминает Нэля Николаевна молодость. Говорит, что и сейчас может запеть, если настроение хорошее.

С первым мужем прожили девять с половиной лет. В 25 лет Нэля осталась вдовой с двумя детьми. Второй муж – полная противоположность первого, который был спокойным и покладистым. «Перед смертью Володя, второй муж, говорил: «Как ты меня только терпела такого сумасшедшего?», – рассказывает хозяйка. – 29 лет и 4 месяца мы с ним прожили. Если что делал, психанёт: топор в одну сторону летел, молоток – в другую. Потом собирает ходит по двору. Если он пьяный, я старалась в угол спрятаться, чтоб на глаза не попадаться». Говорит, не уходила, терпела из-за общего с Володей ребёнка. Третий сын, Коля, родился во втором браке.

«Мне кажется, жизнь хорошая у меня была. Сыны богатырские выросли, все по 10 классов кончили, отслужили. Первый в школе был отличник, второй хорошист, младший уже троечки получал». Из сыновей в живых остался только младший, Коля. Ему 54 года, он болен эпилепсией. Живёт в Заларях, районном центре, что примерно в 100 километрах от Таёжного.

«Самое тяжёлое, когда хоронишь, – Нэля Николаевна замолкает. – Мне тут принесли богомольную книжку в синей корочке. Там пишется: будет такое время, когда покойники встанут. В другой книжке, в жёлтой обложке, все целуются, обнимаются. Разве это правда? Вот речка за огородом, дальше гора и кладбище. Миша, старший сын, там похоронен, Генушка в инвалидном доме в Саянске. Что, они не пришли бы домой, ко мне? Зачем врут? Кто писал эти книжки, что мертвецы будут ходить? Если так, Ленина давно бы уже подняли. Из-за Ленина же свет загорелся, жить стали получше».

Центральной электросети в Таёжном никогда не было. В советское время стояла станция, которая работала от дизельного двигателя. Свет в деревне выключали в 12 ночи. Нэля Николаевна высчитывает, до какого года деревня прожила с электричеством. «Володи моего нет уже 27 лет. Он умер в 1992-м году, свет ещё горел, – рассказывает она. – У нас в доме покойник лежал, мужики ещё ходили свет покрутить (завести двигатель на станции. – Ред.) Ну и так, если какая беда, свет бежали крутить. На станции Петька был, он все детали попропивал. Выгнали его, а остатки станции увезли отсюда». Сейчас электричества в деревне нет.

Нэля Николаевна порывается встать с кровати, чтобы показать жёлтую и синюю божественные книжки. Не получается ни с первой, ни со второй попытки. «Ой, как мне трудно ходить», – говорит она и остаётся на месте.

«Пока есть дрова, пока есть всё»

Зимой Нэля Николаевна таяла снег, чтобы добыть воды. Сейчас собирает воду, которая стекает с крыши. Её пьёт и на ней готовит. «Молоко ещё пью. Утром пошла козу сцырканула (подоила. – Ред.), позавтракала, – рассказывает хозяйка. – Вы завтракать хочите? К обеду растопляю печку, чищу и жарю рыбу. Пельмени могу сварить, только они растаяли, слиплись. Колбаса у меня есть». Холодильника в доме Поповой нет.

Дни и ночи Нэли Николаевны проходят в полной тишине. Телевизор стоит на тумбочке в центральном углу как главное украшение дома. Хозяйка обернула его куском тёмной ткани, сверху прикрыла вафельным полотенцем со снеговиком. Был ещё транзистор, но его сломали пьяные рабочие, когда проводили электричество от солнечных батарей. Нэле Николаевне привезли новый, но он только трещит.

Она ждёт, что на днях мимо её дома будут проходить два парня. Ребята иногда приезжают на рыбалку в свой домик, он находится в нескольких километрах от Таёжного. Если рыбакам что-то нужно, они подходят к калитке, свистят. Для Нэли Николаевны перемолвиться с прохожими парой фраз – уже развлечение. Правда, после болезни она стала плохо слышать. Старушке кажется забавным, что 19-летний пёс оглох за компанию с ней.

«Где машина пройдёт, где так что увижу, – рассказывает она о своих занятиях. – Сижу, разговариваю со своими мамками, которых давно нет, с мужьями и детьми. Сяду ись (есть. – Ред.) – всех за стол зову с собой. Поплачу, поем. Никого нет, одна я осталась. За что меня Бог наказал вот? Болею и живу. Раз, и умерла бы…»

С грустных мыслей хозяйка быстро переключается на ближайшие планы. Прикидывает, сколько нынче будет стоить вспахать огород. В прошлом году брали две тысячи рублей. В нынешнем, скорее всего, работа подорожает. Часть прошлогодней картошки в огороде до сих пор не выкопана. Прошлым летом наводнение приходило дважды. Земля с посадками превратилась в грязную жижу. Пришлось покупать картошку на зиму – два мешка за две тысячи рублей. А душа у Нэли Николаевны всё равно болела за урожай, что остался в земле.

Наняла она за три тысячи пацанов, тех самых, что с удочками ходят. Попросила выкопать затопленную картошку. Парни прошли четыре борозды, ни ведра не добыли и бросили это дело. Сказали, проще купить, чем копаться в жиже. Но бабушка с молодёжью не согласилась. Рылась в огороде до глубокой осени, пока можно было вилы воткнуть в землю. «То на суп накопаю. То собаку накормить накопаю. Я сколь картошки только с огорода взяла!» – радуется старушка.

В нынешнем сезоне она планирует посадить и выкопать картошку и с урожаем переехать к сыну в Залари. У него ведь нет своего огорода. Старушка кое-что недоговаривает. Сын Коля часто выпивает, поэтому в его доме в Заларях вряд ли у матери будет спокойная жизнь. Да и живёт Коля в одной комнате, самому тесно.

Прошлым летом, когда Нэля Николаевна выезжала на «большую землю» на время наводнения, в Хор-Тагне она купила козлика, пару своей козе. Весной куры начали нести яйца. «Всё равно жить охота. Как я поеду? Пока есть дрова, пока есть всё…» – вздыхает старушка.

Привет из прошлой жизни

Цвет умирающей деревни – выбеленный серый. Цвет старого дерева. Все заборы и дома в Таёжном построены из дерева. Даже крыши покрыты не металлом или шифером, а деревянными досками.

Над входом в один из заброшенных домов свисает балка, обшитая клеёнкой. Этим практичным материалом оббиты потолок и стены в прихожей и кухне и пространство от пола до окон в комнате. Она отгорожена от кухни-прихожей перегородкой.

В комнате на комоде с вывернутыми ящиками лежат вещи, которые хозяева дома решили оставить здесь. Чёрно-белая фотография молодой женщины с длинными волосами. С другой фотографии, тоже чёрно-белой, смотрит женщина постарше, она одета в тёмную кофту. Здесь же цветные фотографии – на площади стоит девочка в розовом спортивном костюме и белых кроссовках. На другой – парень вдвоём с мужчиной в форме. Грудь немолодого военного увешана медалями.

Хозяева не взяли в новую жизнь чью-то зачётную книжку спортсмена, удостоверение о сдаче технического экзамена. Аккуратно переступая между разбросанным по полу хламом и оглядываясь на свисающие куски клеёнки, мы бродим по дому, который хозяева оставили одним из последних в деревне.

На столе по белой клеёнке с пропалинами рассыпаны пуговицы разных калибров. Открыта аптечка с упаковками таблеток и одноразовыми шприцами. Посреди комнаты стоит кресло с горой разноцветных тряпок. Две недели назад на этом самом месте были наши знакомые. На фотографии, которую они сделали, кресло развёрнуто в другую сторону, никаких вещей на нём нет. Зато видны две железные кровати. Когда приехали мы, кроватей уже не было. Заброшенные деревни притягивают разных людей. Не всегда они приходят с благими намерениями.

Грабители скрылись – номер от своей машины оставили

Она сама вышла навстречу людям, которые пришли её грабить. Это произошло несколько лет назад. Нэля Николаевна, как и сейчас, жила в деревне одна. Она увидела в окно троих парней и подошла к калитке. Нечасто в Таёжном встретишь молодёжь, разгуливающую по улицам. Парни спросили, нет ли у бабушки бензина, а потом стали задавать вопросы о деревне: кто где жил. Она с большой охотой рассказала, о чём просили. Пока двое отвлекали хозяйку, третий со стороны скотного двора пробрался в дом и вынес накопления, которые Попова хранила в трёх местах: в комоде, шкафу и коробке под кроватью. Всего 72,5 тысячи рублей. Окончив разговор, Нэля Николаевна зашла в дом и сразу обнаружила пропажу.

Попросить о помощи было некого. Позвонить нельзя – связи нет. В тот же вечер проведать старушку приехал Женя, сын Ненахова. Ему и рассказала о своей беде. По дороге из деревни Женя нашёл номер от машины, который потеряли грабители. По этому номеру полицейские нашли владельца автомобиля и пришли к нему домой. Взяли автолюбителя вместе с подельниками.

Большую часть денег парни не успели потратить. Их вернули Поповой, остальные собрали и отдали через некоторое время. «Парни молодые были, 16-17 лет. Ещё один только что с армии пришёл, – рассказывает Нэля Николаевна. – Ой, они и прощения просили, и даже руки целовали. Я на них зла не держу».

Попова всегда закрывает дверь на замок, когда выходит во двор или в огород. Пока дома – накидывает крючок на входную дверь и дверь веранды. «Председатель был в субботу. За четыре дня ни единой души тут не было, – говорит Нэля Николаевна. – Боязно. Радио когда говорило, часто сообщали: то тут сбегут, то там сбегут из тюрьмы. Ложусь спать, перекрещусь, хотя ни одной молитвы не знаю. Говорят, в Бога не верь, а без Бога не живи. Ночью проснусь, думаю: а вдруг медведь? В прошлом году в деревне прямо убили медведя».

«Скоро все поедут подальше от гаджетов, городской суеты»

Из 24 деревень в округе после распада леспромхоза осталось только четыре населённых пункта. Таёжное с единственной жительницей – пятая деревня, в которой есть люди. «Государственная цель – закрыть деревни. Это лишние траты, лишние заботы. Проще, если их не будет», – говорит Ненахов.

Среди истлевших усадеб в Таёжном есть место, где стоял дом его родителей. В этой деревне он родился и вырос. Глава Ненахов нашёл способ сохранить родную деревню. Если пройти вглубь заброшенной деревни, видны свежие постройки. Ненахов взял участок, построил зимовьё и баню, оформил имущество в собственность и платит за него налоги. Так же поступили другие бывшие жители Таёжного. Пока в деревне есть оформленная недвижимость, её не ликвидируют, решили они.

В реках водится рыба, вокруг много горячих источников, рядом тайга и Саяны. В Таёжное и окрестности часто приезжают любители рыбалки и охоты. В муниципалитете уже организовали несколько маршрутов. Например, зимой на буранах можно доехать до самой Бурятии, это больше 100 километров на восток. Можно на конях прогуляться по специальным тропам.

Обычно туристы совмещают эти маршруты с экскурсией по одной из самых красивых деревень России. Несмотря на наводнение, в прошлом году в Хор-Тагну всё-таки добрались международные эксперты и приняли поселение в Ассоциацию самых красивых деревень России.

В десяти километрах от Хор-Тагны находится деревня Пихтинск, которую населяют голендры, выходцы из Германии, жившие на границе Польши и Украины. Во время столыпинской реформы люди этой национальности переселились в Сибирь. Голендры сохранили самобытную архитектуру домов, лютеранское вероисповедание, обряды и праздники, а также кухню. Тысячи гостей из России, Германии, Польши, Литвы, Голландии съезжаются в Пихтинск в июле на традиционные встречи. Центральное событие праздника – Парад вареников.

«Скоро все от цивилизации поедут подальше, от гаждетов и от городской суеты. Из-за вируса многие страны закрывают границы. Россияне станут больше путешествовать по своей стране», – рассуждает Ненахов.

Совместно с проектом «Люди Байкала»