«Девушка Рамиля»

Единственное, что мне достоверно известно о 30-летней Наде, две недели назад попавшей в кризисный центр «Мария», так это то, что она «девушка Рамиля». Так звали гражданина Таджикистана, несколько лет работавшего сторожем на старой овощной базе под Иркутском. В этом году базу решили законсервировать на зиму, поскольку всё производство, там крутившееся, тихо загнулось. Рамиль уехал в Таджикистан по каким-то своим причинам. А Надя осталась на базе с пятью кошками и огромным животом.

– Слушай, я не знаю, что с ней делать, она ведь скоро родит. Не могу же я её выгнать или бросить замерзать. А сама она не уходит, – обратился ко мне хозяин базы, потому что «журналисты знают, куда идти в таких случаях».

Оказалось, что идти Наде некуда, документов у неё нет никаких, в больнице она не наблюдается. И вообще, вся её жизнь укладывается в короткую схему: «Встретила таджика, жила с ним, забеременела, он ушёл, я родила, ребёнка оставила в роддоме». Этот жизненный цикл повторялся трижды, и теперь близился к завершению четвёртый круг. Оставить такую женщину на холодной базе за городом почти наверняка означало обречь на смерть её будущего ребенка. Что делать в такой ситуации – вот вопрос.

В министерстве социальной защиты, опеки и попечительства нам сразу сообщили, что для таких граждан работает отделение срочного социального обслуживания. Но сотрудница отделения была лаконична и беспочвенные надежды отсекла сразу:

– Мы можем её бесплатно сфотографировать на паспорт и выдать справку для УФМС, чтобы штраф не брали. Только нужно заплатить госпошлину – 1,5 тысячи рублей. А без пошлины пусть даже не приезжает.

– Паспорт – это хорошо. Но ей вообще-то жить негде, и ещё она вот-вот родит. Ей бы анализы сдать, хоть самые простые, – мы всё ещё надеялись свалить свою проблему в виде бездомной беременной тётки на государство.

Государство строго ответило:

– На этом наши функции заканчиваются. Если полиса нет, в больнице её примут только платно. Или на «Скорой» увезут в «грязное» отделение, когда рожать начнёт. Мы вообще в таких случаях отправляем всех в «Оберег» или «Марию».

К слову сказать, негосударственный благотворительный фонд «Оберег» является официальным поставщиком социальных услуг и получает определённые средства из областного бюджета. В «Обереге» нам деловито сказали, что этот случай им вроде бы подходит, но в данный момент на месте нет профильного специалиста, и нам перезвонят. К слову сказать, в самом деле перезвонили, но мы к тому времени уже «спихнули» свою проблему.

Наталья Кузнецова, руководитель кризисного центра для женщин «Мария», не получающего денег из бюджетов, ответила просто: «Привозите, пока осталось одно место. Но у нас не курорт». Мы, конечно, на курорт и не рассчитывали. Нам было важно, чтобы Надя родила ребёнка не на улице, а в тепле, среди людей, которые помогут малышу выжить.

Так Надя поселилась в кризисном центре, попросту – приюте для бездомных. Прожила она здесь недолго, около двух недель.

– Мы же ей сумку в роддом собрали, вещи для малыша, – почти кричит, рассказывая о том, что произошло после, Натэлла, которая живёт в центре дольше всех. – Я ей сказала: «Буди меня, как только роды начнутся. В любое время буди. Я тебе помогу, «Скорую» вызову, всё, что надо, сделаю. Зачем, ну зачем она так поступила?!

Схватки начались в 4 утра. Но роженица не стала будить ни одну из четырёх соседок по комнате, вызывать «Скорую» или звать на помощь. Она тихо ушла рожать в туалет. Товарки говорят, что хватились её буквально через полчаса, подняли на уши весь приют, позвонили в «Скорую». Но было уже поздно. Ребёнок родился мёртвым. Женщины, которые первыми пришли на помощь и видели, как всё происходило, уверены, что Надя сознательно задушила ребёнка во время родов. Надя свою вину отрицает, но не может ответить на вопрос: «Почему же ты никого не позвала, когда начались схватки?» В любом случае к делу подключилась полиция, которая должна установить причину смерти. Либо это мать убила младенца, либо он умер по какой-то другой причине.

– Она мне звонила вчера, просила прощения, – говорит Натэлла. – Но как я могу её простить? Я женщина, у меня самой четверо детей. Я трое суток после этого спать не могла.

«Когда к нам родителей свозить начали, я подумала, что это какое-то дно»

Через три дня после этой истории мы сидели с Натальей в её кабинете в кризисном центре. И кабинет был похож на проходной двор. Постоянно тренькали сообщения на телефоне, без конца заходили люди. Всем нужна Наталья Кузнецова. Студентке – чтобы поставить печать на отчёт о практике, незнакомому старику – чтобы выдать штаны «из магазина старых вещей». И только дети прибегали не брать, а давать. Пока что только свои рисунки и поделки из солёного теста.

– Когда совсем плохие истории происходят, такие, как эта, я долго переживаю, – говорит Наталья. – К обычным вроде уже привыкла. Но с каждым годом истории становятся всё страшнее. Общество становится хуже

– Может быть, вам так только кажется в силу рода деятельности? – сомневаюсь я.

– Нет, не думаю. Когда мы открывали центр восемь лет назад, основная проблем была, в том, что женщины пили и гуляли, забывая о детях. Помню, мамаша ушла в загул. Её не было четверо суток, и нам пришлось сдавать её грудного ребёнка социальным службам. По нынешним временам это мелкие проблемы. Мы же не бомжей здесь собираем. Сюда приходят люди, которые, может быть, у любого из нас за стенкой живут.

Прошлый год начался с того, что к нам повезли стариков. Первой была бабушка, которую привезла молодая пара. Сказали, что старушку только что выписали из одной больницы, где лечили от пневмонии, а через неделю кладут в другую, поэтому и нужно её на недельку пристроить.

– Я их спрашиваю: «А кто она вам?» «Да это мама наша», – сказали, быстро сели в машину и умчались. Честно говоря, я тогда подумала, что ничего хуже в этой жизни не увижу. Остались мы с этой женщиной на руках. Тут выяснилось, что она в очень тяжёлом состоянии. Пошла в туалет и упала, у неё отнялись ноги. А дети трубку уже не берут. Стали искать, в какой такой больнице бабушка «только что» лежала, какие у неё диагнозы. Оказалось, и правда была госпитализация, но полгода назад. И диагноз – СПИД. А прежде чем привезти бабушку к нам, дети пытались сдать её умирать в хоспис, но там не оказалось мест. Тогда они привезли её к нам. В итоге мне пришлось договариваться с хосписом, чтобы старушку «Христа ради» взяли без очереди, потому что у меня тут девчонки за ней ходили и ребятишки тут же бегают. А «детям» пришлось угрожать полицией, чтобы они бабушку забрали и в хоспис отвезли, да по дороге не выбросили где-нибудь в садоводстве.

Вскоре после этого вторую – 80-летнюю – бабушку привезла полиция. Подобрали её на лавочке у подъезда. Она всю жизнь проработала акушером-гинекологом. Усыновила мальчика, которого мать бросила в роддоме, вырастила его как своего сына. А кончилось всё это тем, что он продал квартиру, а её с котом посадил на лавочку около подъезда и укатил в неизвестном направлении. Она так и сидела, пока её полиция не подобрала. Вот полицейские её к нам и привезли. Мы потом вышли на министерство социальной защиты, и они предоставили ей место в Черемховском доме престарелых. Было очень жаль её отправлять. Такая светлая, хорошая бабушка. Очень плакала, когда уезжала от нас.

И отправлять её пришлось с боем, кстати. Пожилую женщину отправлять на электричке опасно, своего транспорта у нас нет. А тут оказия подвернулась: к нам из Зиминского детского дома привезли беременную старшеклассницу. Я понадеялась, что мы этой же машиной обратным рейсом отправим старушку, всё равно водителю по пути. Но водитель упёрся и ни в какую не хочет её брать.

«Она старая, а вдруг у неё недержание и она мне салон испачкает?» – говорит. Хоть что с ним делай. Звоню директору детского дома, а та «не имеет права оказывать давление на водителя». Я тогда поставила ультиматум всему министерству: или везите бабушку, или я не приму вашу девочку. Тогда уж министерство надавило на директора, директор на водителя, и бабушку благополучно увезли. И нельзя сказать, что виноваты бюрократическая машина или общество. Просто человек такой.

Вот когда родителей начали к нам свозить, я подумала, что это уже какое-то дно.

«Могу только дать базу, на которую можно опереться»

Сейчас в кризисном центре живут семь человек. Азербайджанка Натэлла пришла как беженка с Украины. В центре она живёт дольше всех. Пыталась уйти, одно время снимала квартиру. Но это, во-первых, дорого, а во-вторых, одной жить просто тяжелее. Например, некому присмотреть за её четырьмя детьми. В центре же дети никогда не останутся без пригляда. Надолго поселилась Любовь Ивановна, которая в одиночку поднимает четверых внуков. Отец умер, мать от них отказалась. Своего жилья у женщины нет, снимать квартиру не по силам. Ещё одна жиличка – пожилая женщина Юлия немного странного вида. После того как погиб сын, у Юлии от горя слегка помутился рассудок. Невестка выгнала её из дома. Та самая беременная старшеклассница, которую привезли из Зиминского детского дома, совсем скоро должна родить. Для малыша готова кроватка, собраны вещи.

Больше пятнадцати человек здесь стараются не набирать, потому что это становится бессмысленно. С каждым нужно работать индивидуально. Когда женщина попадает в центр, её предупреждают, что первый месяц она может жить на всём готовом. Потом должна устроиться на работу и платить по три тысячи за проживание и коммунальные услуги. Но всё решается индивидуально, и, если женщина с грудным младенцем не может пойти на работу, её никто не выгонит.

– Когда они приходят, я говорю: «Я ничего не могу для вас сделать. Я могу только дать какую-то базу, на которую можно опереться. Но всё остальное вы должны сделать сами», – рассказывает Наталья. – Сначала я водила их за руку по всем инстанциям, устраивала на работу. Потом поняла, что от этого только хуже, и перестала это делать. Потом перестала создавать комфортные условия. Это всё делается осознанно. Приют должен быть таким местом, откуда хочется уйти.

Приют «Мария» начинался как кризисный центр для женщин, пострадавших от семейного насилия. Но теперь здесь живут самые разные люди. Многих отправляют социальные службы или привозит полиция. Например, вскоре после открытия Наталья поняла, что половина подопечных центра – несовершеннолетние. Если девочка в детском доме забеременела и родила, оставить ребёнка и жить с ним она не может. Малыша отправляют в дом малютки, она остаётся в детском доме до совершеннолетия. Но некоторые не хотят расставаться с детьми. Тогда по договорённости с областными министерствами «Мария» забирает их к себе. Наталья официально становится их опекуном, получает на девочек пособие, на которое они и живут вместе с малышами.

– В этом году пришлось заморозить наш загородный филиал – социальную деревню, – вздыхает Наталья. – Ничего не вышло, хотя я была уверена, что она станет нашим лучшим проектом.

В деревне Кыцигировка Иркутского района кризисному центру безвозмездно выделили дом, участок земли площадью 25 соток с надворными постройками. Дом отремонтировали, пробили скважину, сделали отопление и септик, поставили бойлер. Закупили свиней, кур, баранов, коз. Общими усилиями посадили огород. Наталья рассчитывала, что часть произведённой продукции – мяса, молока, овощей – можно будет оставлять для центра, а часть продавать и платить этими деньгами за коммуналку, за аренду. Хотели сделать мини-пекарню, хлеб продавать.

– Хотели развернуть семейный проект, – рассказывает Наталья. – Последняя семья у нас заехала в августе. В огороде как раз всё выросло, козы доятся, куры несутся. А они звонят и говорят, что им ребёнка нечем кормить. «Как нечем, у вас же козы, молоко есть», – спрашиваю. «Так мы доить не умеем», – говорят. Стали ходить по соседям, побираться. Даже картошку не выкопали. Тогда я поняла, что надо проект сворачивать. Люди, которые здесь работают, в деревню не поедут. А кто не работает – и там работать не будет. Пришлось коз забить, баранов местные украли, последняя семья съела двадцать кур. Надеялись, что этот проект станет самым лучшим, а он принёс только убытки.

«Чем я буду его красить, слезами девственниц?»

Долги начали накапливаться вскоре после того, как в 2013 году кризисный центр переехал из Иркутска-II в Жилкино. Полуаварийный деревянный барак центру выделило городское КУМИ. И если до переезда центр жил за счёт работавших при нём частного детского сада, мастерской по ремонту одежды и маникюрного кабинета, на новом месте все проекты пришлось свернуть. В частный детский сад не набрали ни одного ребёнка, в маникюрный салон и мастерскую жители окрестных домов не пошли, а клиенты из других районов не поехали.

В старом здании постоянно что-то ломается, и на починку нужны деньги.

– Мне однажды сказали, что здание у нас некрасивое, хорошо бы его покрасить, – с иронией рассказывает Наталья. – А чем я буду его красить, слезами девственниц? Если и появится свободная копейка, я лекарства куплю или продукты. Так что ждём чуда, но чудо всё ещё не случилось.

На сегодняшний день у «Марии» арестованы счета. Это значит, что центр не может претендовать на получение грантов.

«В прошлом году мы выиграли президентский грант, а получить его не смогли, – рассказывает Наталья. – Я тогда обратилась в Службу судебных приставов. Мне посоветовали идти к руководителю и писать заявление с просьбой временно отозвать исполнительные. Нам нужно было просто разблокировать счёт, чтобы прошли средства. Мы же не просили списать с нас долг, лишь дать нам возможность получить грант. Но руководитель службы ответил, что это наши собственные проблемы».

Сейчас приют живёт на то, что приносят люди. Сегодня позвонили, сказали, что хотят помочь, привезти новогодние подарки. Здесь всему рады. Если раньше организации неплохо помогали, то теперь больше откликаются обычные люди. В организациях часто говорят: «С какого перепугу мы будем помогать взрослым женщинам? Лучше возьмём детский дом». В «Марии» стараются не принимать помощь деньгами. Всем проще, если человек переведёт какую-то сумму на счёт управляющей компании за коммунальные услуги или привезёт продукты.

«Ты это делаешь не для благодарности»

– Честно говоря, муж периодически говорит: «Надо всё закрывать», – полушутя-полусерьёзно говорит Наталья. – Я и сама порывалась пару раз это сделать. Но не из-за женщин. Они не плохие и не хорошие – такие, как есть. Каждая из них меня чему-то научила. Они мне тоже помогают. У меня характер поменялся, взгляды на жизнь. Люди, которые около тебя, – это твоё отражение. Я философски к этому отношусь.

– Как вам удаётся не перегорать?

– Я весёлая дура. Когда я начинала, мне казалось, что сейчас я так сделаю, чтобы все были счастливы. И ничего не получалось. Помню, в самом начале произошла очень тяжёлая история, после которой я три дня рыдала. Тогда у меня в голове что-то щёлкнуло, и я поняла, что мне никто никогда не скажет спасибо, я не спасу мир, и никто не будет счастлив. Ты это делаешь не для благодарности, а просто потому, что делаешь. Для себя. Когда переломишь в себе своё эго, перестанешь считать себя спасителем мира, можно этой деятельностью спокойно заниматься. Вот когда они приходят через какое-то время, показывают хорошие фотографии, я думаю: «Всё нормально».

Когда происходят совсем плохие истории, меня больше всего убивает ощущение того, что я участвую в деградации общества. Больше всего мне не нравится, что я поддерживаю потребительское отношение у людей. Халява разлагает. Многие хотели бы просто прийти к нам и ничего не делать. И я не могу придумать идеальную модель, чтобы этого избежать. Может быть, этого и нельзя избежать. Я осознаю, что я в этом участвую, и мне это не нравится. Я хотела бы это изменить, но я не знаю, как. Поэтому на самом деле всё, что мы делаем, – делаем для детей. Пока они маленькие, пусть они увидят что-то хорошее. Здесь они в безопасности, накормлены и одеты. С ними занимаются, дарят им игрушки. Я знаю, что взрослым я уже ничем не помогу. А вот если дети бегут мне навстречу, когда я приезжаю, меня это греет. Недавно приехала женщина с мальчиком, он сначала был как волчонок, ни с кем не играл, не общался. А потом оттаял, начал вести себя, как все дети. Вот в этом есть какая-то толика смысла. Если разумом всё понимать, можно этой деятельностью заниматься.

Бездомная Надя сейчас находится в больнице. К ней приставлен полицейский, что её страшно нервирует. Но, если бы в городе не было кризисного центра «Мария», она могла бы оказаться и в более страшном месте. На самом же деле приют помог не только Наде, но и тем людям, которые её туда привезли. Потому что избавил от тяжёлого выбора: бросить женщину рожать на холодной базе – или тащить её к себе домой. Не только для бездомных, отверженных родственниками, старых, больных и несчастных важно, чтобы такие центры существовали. Иногда это становится важно для каждого из нас, чтобы просто оставаться человеком без особых усилий. А ещё это должно быть важно для государства, если оно претендует хоть на какую-то гуманность по отношению к своим гражданам. Поэтому, помогая центру, каждый из нас больше помогает самому себе, а не неизвестным «взрослым женщинам».